I'm still standing (c)
Вчера в шведском консульстве мне выдали визу, и я взяла там журнальчик про Швецию. И что бы вы думали? ДАЖЕ ТАМ ФОТО КЕННЕТА БРАНЫ 
Эту сказку я написала летом в подарок Дане, которая хотела фик по Воландеру, но фика по Воландеру не получилось, а вместо него получилась сказка, перечитав которую, я боролась с желанием задать себе вопрос: "Are you smoking crack or something?"(c)
И еще один: почему в главных ролях вечно Том Хиддлстон?
Это тот же самый текст, что я выкладывала летом, только отредактированный и сейчас он больше по сезону
читать дальше***
Отец научил Альфа Линдберга трем вещам.
- Это самое главное, - сказал он ему однажды, сидя в кресле со сборником кроссвордов. – Остальное приложится. Слушай. Первое. Главное в одежде – многослойность. У нас холодная страна. Поэтому всегда одевайся немного теплее, чем надо - и летом, и зимой. Так проживешь дольше. Футболка, потом свитер, потом куртка, если холодно – каждый пункт повтори дважды. Второе. Если решишь, как я, стать полицейским, помни: главное для полицейского в нашем городе – доброе сердце. Без него ничего у тебя не выйдет. Правосудие в Швеции, работа полицейского… словом, это тебе не Америка. Если ты не сможешь хорошо относиться ко всем этим людям – не выдержишь. Они тебя достанут. У нас тут маленький городок. Полиция ловит сбежавших лошадей. Полиция мирит рассорившихся супругов. Полиция знает все семьи до пятого колена. Приводит домой потерявшихся детей. Снимает кошек с деревьев. Делает внушения подросткам. А бывают и совсем странные дела. Особенно перед Рождеством.
- Какие? – спросил тогда Альф.
Но отец не ответил, только покачал головой и улыбнулся - будто вспомнил что-то, чем не собирался делиться.
- И третье. Все в нашей жизни, - продолжил отец. – Зависит от того, чьи мы дети и чьи мы родители.
Так сказал Альфу его отец, когда Альфу было тринадцать. А на следующий день объявил, что покидает их. Он бросил их с матерью ради другой женщины, бросил работу полицейского в Ньёберне, уехал в другой город, на побережье, и Альф постарался забыть все, что отец когда-либо говорил ему – потому что, раз он уехал, все это было ложью, и именно поэтому…
… Хотя нет. Подождите. Все началось не с этого.
Началось все с того, что в один далеко не прекрасный день в полицейское управление Ньёберна пришел стажер.
В одном отец Альфа точно был прав: Ньёберн – маленький, тихий город, и никаких серьезных преступлений тут никогда не случалось. Единственной городской достопримечательностью был небольшой ипподром, куда приезжали на скачки со всей округи. Альф обычно проводил там много времени – серьезные нарушения чаще всего случались именно там. То расхождение в документах на лошадей, то бланки неправильно заполнены, то зрители что-нибудь разбили. Когда скачек не было, работу Альфа в основном составляли кражи, аварии, автоугоны, иногда проникновение животных на частную территорию (кролики или собаки объедали чужой огород, пока их не ловила полиция), иногда – хулиганство: молодежи в городе было немного.
Город был маленьким, поэтому полицейское управление тоже было маленькое. Там была комната для допросов, кабинет Петера Юхансона, кабинет Альфа, бухгалтерия, общая комната для полицейских, технические службы и гараж. Альф уже десять лет имел собственный кабинет – и, пожалуй, ничем еще в своей жизни он так не гордился.
Сейчас Альфу было пятьдесят три, и уже тридцать лет он служил в этом управлении, из них десять - старшим инспектором.
В городе его любили, он всегда хорошо делал свою работу, никому не отказывал в помощи – словом, в точности, хоть и невольно, выполнял второй совет своего отца. Он с удовольствием сказал бы об этом отцу, сказал бы – видишь, я стал лучшим полицейским, чем ты – но тот уже умер, и успехов его не оценил бы, даже если б захотел.
Не было у Альфа ни детей, ни жены. Он все собирался, но как-то не успел, и сейчас уже поздно было об этом жалеть. Приятелей в городе у него было множество, но настоящих друзей – ни одного. Он был человеком замкнутым и суховатым, и не умел делиться своими бедами.
Лучше всех знал Альфа его шеф, начальник полиции Ньёберна Петер Юхансон, толстейший мужчина с пышными седыми кудрями.
И вот в одно серое октябрьское утро Петер вызвал его к себе.
- Слушай, Альф. К нам по распределению присылают стажера из полицейской академии Готланда. Помнишь, весной у нас была проверка из главного управления? Им не понравилось, что у нас нет никого в чине младшего инспектора. Звание ему сразу не дадут, сначала проверим, что он за птица. Альф, ты учти – я его посажу в твой кабинет. Поставим там еще один стол.
Альф вытаращил глаза.
- Зачем? Зачем он нам вообще нужен? Мы же можем отказаться, я… мы отлично справляемся сами.
К этому моменту Альф и правда вот уже почти год справлялся со своими обязанностями один: расследовал преступления, курировал патрульных, писал отчеты, заполнял документы, - и, если честно, все это измотало его, но он скорее умер бы, чем признался в этом. С возрастом он стал нелюдимым, и мысль о том, что к ним придет какой-то новый человек, приводила его в ужас.
- Так я и знал, что ты заупрямишься. Слушай, Альф. Я тебя уважаю – сам знаешь. Ты отличный полицейский. Но ты же себя загонишь, если будешь столько работать. А к нам на работу никто не рвется, и это ты тоже знаешь. Молодежь уезжает из города и не возвращается. У нас в округе нет своей полицейской академии, а ехать сюда из других мест мало кто захочет. Насколько я понял, этот парень сам попросил отправить его в тихое место. А тебе нужен помощник. Не можешь же ты все делать один.
- Отлично могу, - угрюмо пробормотал Альф. – Справлялся сам, и дальше буду справляться.
- Альф, послушай, - Петер положил на стол свои могучие локти, и его лицо, круглое, как сырная голова, оказалось прямо перед Альфом. – Давай начистоту. Ты уже не тот, что раньше. Тебе пятьдесят три. Скоро придется уступить дорогу молодым, а где я их возьму, этих молодых? Передай ему часть обязанностей, уходи пораньше домой, не засиживайся до ночи – увидишь, самому понравится.
«Черта с два», - подумал Альф. Он же незаменим. Разве нет?
Выход на пенсию представлялся ему какой-то черной дырой, это же все равно что умереть. Что он будет делать?
Здесь он всем был нужен. А о том, на что будет похожа его жизнь, когда придется круглыми сутками сидеть у себя, в пустом доме, он даже думать не хотел.
***
Стажера звали Ханс Хольмгрен. Он был высоченный, как каланча, тонкогубый, с замкнутым, почти угрюмым лицом, и Альфу он сразу не понравился.
В кабинете Альфа поставили еще один стол и компьютер, и Альф теперь натыкался взглядом на этот стол, куда бы ни смотрел – будто тот заполнил все свободное пространство.
В курс текущих дел он ввел стажера довольно холодно (парень только кивал, и непонятно было – то ли он ничего не запомнил, то ли, наоборот, запомнил всё).
- Спасибо, инспектор Линдберг, - наконец сказал стажер, и еще тогда, в самый первый день, Альф подумал: странный у него голос. Не то почтительный, не то упрямый, не то смирный, не то насмешливый. Альф любил простые вещи, поэтому тон стажера сразу же его разозлил.
- Зовите его просто Альф. Вы же теперь коллеги, - встрял Петер, который ласково наблюдал за ними, стоя в дверях своего кабинета. Он уже явно воображал, какая у него будет отличная команда.
Парень покосился на Петера и кивнул. «А он неразговорчивый», - с неприязнью подумал Альф – хотя ему же самому всегда казалось, что это – одно из лучших качеств.
- Спасибо, Альф, - исправился стажер. Потом помолчал и неловко прибавил: – Хотите выпить пива после работы? Может, расскажете мне про город. Я здесь никого не знаю.
«Вот еще», - угрюмо подумал Альф. – «Мягко стелет. Подлизывается. Ну нет, не на того напал».
- Нет, к сожалению, не смогу, - сухо ответил Альф.
Стажер кивнул и, кажется, этим удовлетворился. Он сел за свой новообретенный стол и начал разбирать документы, накопившиеся за последние месяцы – их с мрачным удовлетворением выгрузил перед ним Альф. Пусть покопается – может, от скуки так взвоет, что тут же бросится обратно домой, к мамочке.
Петер еще помаячил в дверях, ожидая сцены братания, но не дождался и разочарованно исчез. Он всегда хотел, чтобы у них в управлении царила бодрая суета и командный дух, как в Штатах.
Но, к сожалению или к счастью, Швеция – это совсем не Штаты.
***
Младший инспектор был неразговорчивым, аккуратным и пунктуальным до тошноты, никогда не опаздывал на работу, никогда не препирался и не спорил, и все это доводило Альфа до бешенства.
«Себе на уме», - говорят про таких. Его замкнутость казалась Альфу высокомерием, спокойствие – равнодушием. Он раздражал Альфа как будто специально – не отвечал, когда тому хотелось поспорить, не шутил, когда Альфу хотелось, чтобы его отвлекли, докладывал про мелкие утомительные подробности дела, когда Альфу хотелось помолчать. Говорил он все тем же странным, сложным тоном, от которого совершенно непонятно становилось, что он думает на самом деле.
Например, Альф звонил и просил поднять архивы по покупкам скаковых лошадей одним из владельцев за последние десять лет.
- Хорошо, - ровным тоном говорил стажер в трубку, и Альф прямо видел, как он морщит свой высокий лоб. – Мне как раз сейчас нечем заняться.
И неизвестно было – то ли он это и имеет в виду, то ли намекает на то, что стол у него завален в пять слоев материалами по предыдущему делу.
- Я ни от чего тебя не отвлекаю? – спрашивал стажер всегда, когда звонил вечером –не то просто из вежливости, не то ждал ответа, не то намекал, что его начальник вечерами развлекается с какой-нибудь дамой.
О его жизни Альф не знал ровным счетом ничего, поэтому волен был придумать характеру своего помощника любое объяснение. Если тот в двадцать пять лет согласился приехать сюда, наверняка у себя дома он сделал что-нибудь ужасное и должен был скрыться. Или он просто неудачник. Или лентяй. Или социопат.
На дела Альф его с собой не брал – много чести, пусть рапорты сначала научится писать да отчетные таблицы составляет, а потом посмотрим. Но зато в управлении стажер следовал за ним молчаливой долговязой тенью, и отделаться от него не было никакой возможности. Он присутствовал на всех допросах свидетелей, на всех встречах, и Альф просто зверел, когда видел, что парень пытается влезть в разговор.
«Пусть знает свое место», - думал он.
После чего обычно просил стажера выйти и закрывал за ним дверь - чтоб не мешался под ногами.
Стажер сразу начал называть его Альф, и тот мелко мстил ему тем, что называл его только по фамилии.
- Хольмгрен, принеси мне кофе.
Тот приносил.
- Хольмгрен, куда ты дел рапорт, который я вчера оставил на столе? – и Альф громко стучал пальцем по своему столу. – Я тебя что, не просил ничего отсюда не брать, а? Позволь тебе напомнить – ты на испытательном сроке, и если я еще раз увижу…
Хольмгрен приподнимал взгляд, и уже сам этот взгляд был хуже всего, что он мог бы сказать в ответ – вежливо-недоуменный и строптивый одновременно.
- Я ничего у тебя никогда не беру, - ровным тоном, на одной ноте отвечал он. – Этот рапорт ты вчера сам убрал в сейф за пять минут до ухода.
- … Хольмгрен, где ты был с утра? Фрида Ульриксон сказала мне, что звонила, а никто не подходил.
- Меня вызывал к себе Петер, я не мог подойти, - спокойно отвечал Ханс, исподлобья глядя на него.
- Ах, вызывал? – заводился Альф. – И зачем же, позволь узнать?
«Подсиживаешь меня», - думал он. – «Я тебя, щенка, насквозь вижу. Хочешь подлизаться к Петеру и обеспечить себе теплое местечко на будущее. Ну, давай. Попробуй. Ты у меня еще попляшешь».
Альф так бесился, потому что понимал: если этот Ханс и дальше будет работать так же тихо и усердно, однажды он займет его место. Он толковый малый, а в Ньёберн очередь молодых инспекторов не стоит. Другой вряд ли появится. Однажды этот бездушный чурбан заменит его, Альфа. Его, который так тонко, так ювелирно управлял здесь всем столько лет. Полицейское управление никогда больше не станет прежним.
«Только не на пенсию, Боже, пожалуйста, только не на пенсию, - думал Альф вечерами, когда спину уже нестерпимо ломило от беготни и сидения за компьютером. - Это же будет настоящий ад».
- Не возражаешь, если я хоть раз съезжу с тобой на вызов? – спросил Ханс через месяц. – Я уже достаточно вник в работу управления.
- Возражаю, - отрезал Альф. – Сиди на телефоне.
- Можно мне с тобой? – спросил Ханс еще через две недели, и Альф отказал с еще большим удовольствием.
По-хорошему надо было бы поговорить с этим стажером, наладить контакт – не может же все это вечно продолжаться. Умом Альф понимал – парень старательный и дотошный, не хуже самого Альфа, да и никаких серьезных промахов он не делал. Но Альф не мог, это было выше его сил – все равно что самому рыть себе могилу. Чем быстрее парень начнет ездить с ним, тем быстрее попытается его оттеснить. Пусть лучше еще в офисе посидит.
Больше всего Альфу хотелось наконец вывести его из себя, но стажер терпел, и Альфу виделась в этом не покорность, а какое-то адское упрямство.
Он посылал его за кофе, делал вид, что он секретарша, а не стажер в должности младшего инспектора, и первое время Ханс делал ему в точности тот кофе, какой велел Линдберг: крепкий, три ложки молока, один кусок сахара.
А потом, однажды утром, Хольмгрен принес ему кофе без сахара – мелкая, детская месть. Альф молча выпил, и назавтра повторилось то же самое. Альф сделал вид, что не заметил, и тогда на следующий день Ханс бухнул туда четыре куска сахара – но Альф выпил это приторное пойло, даже не поморщившись, и пил еще пару дней, пока Ханс не принес ему кофе и без сахара, и без молока.
- Кофе? – спросил Ханс вечером пятого дня этой молчаливой войны, и Альфу впервые показалось, что в голосе у него мелькнуло легкое злорадство. Ханс даже поднял голову – обычно он разговаривал с начальником, не отрывая взгляда от компьютера или от бумаг.
- Не надо, - сухо ответил Альф. – С сегодняшнего дня я делаю себе кофе сам.
Ханс посмотрел на него, и Альфу впервые показалось, что он задел этого выскочку, достал наконец, но почему-то это не принесло ему радости.
- Хорошо, - ответил Ханс, и снова перевел взгляд на монитор.
«Проклятый шведский характер», - подумал Альф, хмуро глядя поверх лампы на сидящего за соседним столом Ханса. Последний месяц он так от всего этого устал, что только и ждал, когда стажер наконец повысит голос, предъявит ему претензии, да хоть пошутит, в конце концов.
Но они были одинаковыми. Одинаково упрямыми, молчаливыми и замкнутыми.
Слишком похожими.
«Хоть бы он уволился наконец, этот парень», - хмуро думал Альф, глядя на его светловолосую макушку.
- Хольмгрен, - позвал Альф. Тот мрачно поднял взгляд.
Пару минут они смотрели друг на друга.
- Я передумал. Кофе мне сделай, - сказал наконец Альф, и с его стороны это был поразительный, беспрецедентный шаг к примирению – но Ханс только кивнул и поднялся, и через пять минут поставил перед ним чашку.
На этот раз кофе был таким, как нужно.
***
- Что-то я не видел с тобой Хольмгрена на выездах. Посылал бы его вместо себя, а? – добродушно сказал Петер. Альфу он редко отдавал прямые приказы – слишком уж долго тот проработал здесь.
- Он должен сначала вникнуть в работу управления, - повторил Альф то же, что говорил самому Хольмгрену. - К тому же с бумагами мне помощь нужнее, чем на выездах. Глаза у меня уже не те. Ты же видишь – все бумажные дела наладились, когда он приехал, да и мне удобнее, когда он любую информацию может по компьютеру проверить.
И правда - Альф поймал себя на том, что привык: в управлении теперь всегда есть кому позвонить, когда он на выезде. Мнения Ханса ни по какому вопросу он никогда не спрашивал, но постепенно научился разгадывать интонацию, с которой тот докладывал – одобряет он то, что говорит, или осуждает, считает это серьезным или нет. Однажды Хансу дал задание Петер, так что он весь день не подходил к телефону – и Альф, привыкший звонить ему, весь день раздражался на всех без всякого повода.
- Ну ладно, - с сомнением ответил Петер. – Делай как знаешь.
- А что, он жаловался? – поинтересовался Альф, и подумал: да я его со свету сживу, если он жаловался Петеру. Наша война - наше личное дело.
Но Петер только покачал головой, продолжая смотреть на него.
Так прошел еще месяц.
А потом наступило Рождество.
***
К этому моменту с присутствием стажера в управлении Альф смирился – с каким-то тоскливым, тяжелым чувством. Словно их молчаливую вежливую войну Ханс выиграл заранее – просто потому что он моложе и у него впереди больше времени.
В последнюю неделю перед Рождеством полицейских в управлении осталось немного – многие разъехались к родственникам, а оставшиеся старались уйти пораньше, чтобы больше времени провести с детьми. Днем они пересмеивались в соседней комнате, обменивались предпраздничными новостями, то и дело слышался заразительный смех Бригитты. А в кабинете Альфа – хотя что уж теперь, в их общем с Хансом Хольмгреном кабинете – как всегда, царила тишина, стук клавиш, шелест бумаг и редкое звяканье телефона.
Целыми днями на работе просиживали только Альф и его помощник.
Уходить с работы раньше им было совершенно не за чем.
На городской площади открыли рождественский базар, вечерами все жители города гуляли там с детьми. На окраине, в Икее – самом большом городском магазине - началась рождественская распродажа.
«Когда-нибудь, - думал Альф каждый год, допоздна засиживаясь на работе. – Я тоже пойду со своими детьми на эту ярмарку. Они будут кудрявые блондины, и будут похожи на меня, а еще больше – на мою жену», - и жена виделась ему какой-то абстрактной прекрасной женщиной, уютной и теплой.
Он подумал так и теперь, а потом вспоминал: Альф, тебе ведь уже пятьдесят три. Ты старик, Альф. Какие жены, какие дети?
«Словом, - подумал он, запирая в сейф улики по делу об автоугоне. - Лучше вообще не думать про Рождество».
***
За три дня до Рождества, когда город уже совсем расслабился, украсился и приготовился весело встретить праздник, произошло нечто странное.
Началось все с того, что Олле Фредриксон, тихий продавец из обувного магазина, внезапно стал звездой караоке. За обедом в ресторанчике около управления Альф слышал, как все обсуждали – Олле пришел в клуб и сразил всех наповал. Альф пил кофе и смотрел телевизор, успехи Олле его не интересовали – а потом с улицы вбежала Альма Бергстрем, милая сорокалетняя кассирша из супермаркета.
- Мой-то, мой! – гордо сказала она, усаживаясь за стойку. – Густав-то мой. Сегодня весь день прямо скачет вокруг меня, что с ним случилось – не знаю, я от него такого влюбленного взгляда со свадьбы не видала, - она хихикнула, и почему-то этот смешок показался Альфу неприятным. Все наперебой бросились расспрашивать Альму про мужа, и Альф пошел обратно на работу. Что-то не понравилось ему в лице Альмы, но он никак не мог понять, что же это было.
В управлении повсюду развесили гирлянды и бумажных ангелов, и от этого настроение у Альфа совсем испортилось – даже тут никуда не деться от этого дурацкого Рождества.
Он молча, не глядя на Ханса, зашел в кабинет, почитал почту. Потом позвонили из восточного района. Олле Фредриксон, новая музыкальная звезда Ньёберна, вдруг напал на мать. Ударил ее телефонной трубкой, сильно – Эльза звонила в слезах и просила Альфа поговорить с сыном.
- А я уж тебе такой кекс вкусный дам, рождественский, я их испекла, а Олле теперь даже дома Рождество не хочет праздновать, говорит, в клуб пойдет, к друзьям, а ведь он же всегда… - Эльза издала какой-то тяжелый, трясущийся всхлип, и Альф хмуро кивнул.
- Сейчас буду.
И повесил трубку.
- Альф, - сказал вдруг Ханс Хольмгрен, и челюсти у него были так решительно сжаты, что Альф понял: вопрос важный.
- Ну? – устало спросил он.
- Можно мне поехать с тобой?
В глазах у Ханса была надежда. Альф вдруг заметил, что глаза у стажера голубые, как у него самого, и мимоходом подумал: сейчас – впервые – этот парень готов унизить свою гордость до того, чтобы смотреть на него таким умоляющим взглядом. Ханс готов был проиграть этот раунд, чтобы выиграть всю игру. Какая ужасная хитрость.
- Пожалуйста, - через силу выдавил Ханс, и видно было, каких усилий ему это стоит.
Альф хотел было уже сказать «Да». Однажды придется согласиться. Он не может вечно держать его в офисе.
Но не сегодня. Он устал и должен разобраться сам. Да еще и это Рождество. Нет уж. Потом. Нет сил, чтоб еще и стажера учить. Не маленький, не заплачет. В следующий раз поедет.
- Нет, - сказал Альф.
И тогда Ханс встал. Отодвинул от себя стул, так что ножки противно взвизгнули по полу. Захлопнул ноутбук. Взял свою куртку с вешалки и вышел из комнаты.
До конца рабочего дня оставалось еще полтора часа, но удерживать его Альф не стал. Настроение у него испортилось окончательно.
***
На следующее утро случилось невероятное: Альф пришел на работу, а Хольмгрена там не было. Альф обычно приходил в девять, рабочий день начинался в восемь, и младший инспектор всегда уже ждал его, сидел в неизменной сгорбленной позе за своим компьютером.
Сегодня его не было.
Альф подошел к его столу. Может, записку оставил?
Но записки тоже не было.
На столе, как всегда, царил идеальный порядок. Бумаги были рассортированы по стопкам. Никаких личных вещей. На столах у полицейских обычно стояли фотографии семьи, какие-то безделушки, сувениры, открытки – но здесь не было ничего: Альф раньше почему-то этого не замечал.
Проспал? Но на него это непохоже. Сначала Альф решил, что отчитает Ханса так, что самому тошно станет, но потом вспомнил, как тот смотрел на него вчера вечером и раздумал. Надо было все-таки взять его вчера с собой.
Альф тяжело опустился за свой стол. В кои веки он мог посидеть один, никто не действовал ему на нервы – но он не мог сосредоточиться. Если этот чертов аккуратист не появился, что-то случилось. Или он после вчерашнего решил свалить домой, откуда он там приехал? С одной стороны – скатертью дорога, но с другой…
Он уже достал телефон, чтобы звонить Хольмгрену, когда из общего зала послышались оживленные голоса, смех, приветственные возгласы, а потом дверь в кабинет распахнулась и зашел Хольмгрен.
Альф недоуменно воззрился на него.
Ханс был в новой кожаной куртке, как-то причесался, что ли – во всяком случае, его торчащие во все стороны кудри сегодня были аккуратно приглажены, и это ему очень шло. С мороза он, обычно бледный, как бумага, раскраснелся, и самое главное – самое ужасное, как показалось Альфу – он улыбался.
Хольмгрен не улыбнулся ни единого раза за два месяца.
Теперь же на его лице играла радостная, веселая улыбка. В руке он держал подставку с двумя стаканчиками кофе.
- Альф! Прости меня, умоляю, - Ханс картинно поклонился и протянул ему стакан кофе, а второй поставил себе на стол, на ходу стягивая куртку.– Я опоздал, это непростительно. Извини.
- Где ты был? – подозрительно спросил Альф, продолжая следить за ним взглядом и надеясь, что не выглядит слишком уж огорошенным.
- Проспал, - засмеялся Ханс, сел за стол и со вкусом отхлебнул кофе. Улыбка сделала его угловатое лицо неожиданно обаятельным. – Ух. Отличное утро.
Он еще раз мельком улыбнулся Альфу и включил компьютер.
Пару минут Альф делал вид, что занимается своими делами.
Потом не выдержал. Убрал пальцы с клавиатуры, откинулся на спинку стула и осторожно сказал:
- Ханс.
Он первый раз назвал его по имени – но Ханс, кажется, не удивился: просто поднял голову с самым добродушным выражением лица, какое только можно представить. Больше никакой странности, никаких нечитаемых выражений – теперь его лицо было просто приветливым и открытым, и почему-то это испугало Альфа.
- Да?
- Ты не заболел? – Альф потер подбородок. – Если заболел, я могу тебя на сегодня отпустить. Сходи к врачу.
- Что ты! – расплылся в улыбке Ханс. – Конечно, нет. Прости, опоздать – это было ужасно. Я же знаю, как ты ценишь точность, - он помолчал, простодушно глядя на Альфа.
Нормальный Ханс Хольмгрен почти никогда на него не смотрел.
- Спасибо тебе, Альф, - негромко сказал он. – Ты очень многому меня научил. Я просто хочу, чтоб ты знал – для меня это были бесценные два месяца.
«Либо он надо мной издевается, либо у него что-то случилось с головой» - подумал Альф.
- Не за что, - пробормотал Альф и взял с вешалки свою куртку. – Мне надо в город, опросить свидетелей. Будь на проводе.
- Конечно, - серьезно кивнул Ханс, и Альф позорно сбежал из собственного кабинета.
***
В это утро один рабочий, который никогда до этого не играл на ипподроме, выиграл на скачках сорок тысяч крон – поставил на самую слабую лошадку, а та неожиданно для всех пришла первой. Альф поехал на ипподром выяснить, не было ли это мошенничеством – но все было тихо: счастливчик светился, букмекер, у которого была сделана ставка, подтвердил, что все честно.
А потом Альфа взял за рукав Ульрик, владелец ипподрома и давний его знакомый.
- Слава Богу, ты здесь, - напряженно начал Ульрик. – Альф, слушай. У нас беда. На рассвете кони взбесились. Конюх зашел в конюшню, а у них прямо пробки вышибло, две лошадки так бесновались, что выбрались из денников, я до сих пор не знаю, как. Сбежали. Владельцы сегодня за ними приедут. Будет скандал. Надо их найти, ладно? Ты уж подключи своих ребят.
- Конечно, - кивнул Альф.
Он поговорил с конюхом, но тот и сам ничего не понимал – он ничего необычного не заметил, хотя, сказать по правде, не особо присматривался.
- У меня новость такая радостная, - беззаботно улыбнулся конюх. – У нас с женой детей не было. А сегодня она к доктору ходила, доктор подтвердил, что Эрика ребенка ждет. Так что, может, и было что странное в конюшне, да я не заметил. Только о жене и думал.
Еще два часа Альф носился по ипподрому и инструктировал вызванных из управления полицейских, как искать лошадей. Владельцы уже приехали, начался предсказуемый скандал, и тут – очень не вовремя – позвонил Ханс.
- Прости, что отвлекаю, - бодро сказал он. – Нам тут поступил звонок. Клара Олофсон убила свою кошку.
- Ты что, издеваешься надо мной? – тихо спросил Альф. – Какую кошку? У меня тут…
- А мне кажется, что это странно, - воодушевленно ответил Ханс.
Он никогда раньше такого не говорил, знал, что его мнения не спрашивают, - впрочем, Альф и так по голосу всегда мог вычислить его мнение.
– Ты же сам знаешь: она без ума была от своей кошки, - продолжал Ханс. – Это весь город знает. А теперь задушила ее. Сама. Голыми руками. Позвонила нам и сообщила, тоже сама. Просит ее посадить. Говорит, не знает, что на нее нашло. Я с ней разговаривал. К ней должны приехать родственники на праздник. Знаешь, она их сто лет не видела, а тут ей позвонили и сыновья, и внуки. Сказали, что все приедут на праздник.
- И как? – уточнил Альф. - Ты ее успокоил? Не хватало мне еще сейчас Клару Олофсон утешать.
- Зачем? – искренне удивился Ханс. – Она поступила ужасно. Кошка этого не заслужила. Я так ей и сказал.
«Что ж за чертовщина», - безнадежно подумал Альф. Его тошнило от этого приторного, добродушного тона, и он повесил трубку.
Но через час Ханс позвонил снова.
- На пятнадцатой улице скандал, - все тем же бодрым голосом доложил он. - Старый Йон Фальк грозится убить жену.
- За что? – устало спросил Альф.
- Она сказала, что встретила другого и уходит от него.
- Ханс. Ты что, шутишь? Им семьдесят.
- Она сама мне звонила. Вся в слезах. Сказала, что муж грозит ее убить, но жить с ним она больше не может. Встретила любовь всей своей жизни и все такое.
- Ты попросил передать трубку Йону?
- Нет. Я послал патрульных.
- Хорошо. Я потом сам тоже к ним съезжу.
К концу дня Альф почувствовал, что у него закололо сердце. Такие нагрузки уже не для него. Целый день беготня по всему городу. Поступило еще несколько звонков в том же духе – немотивированная агрессия, о которой Ханс неизменно рапортовал тем же радостным голосом.
За день в Ньёберне произошло больше нарушений, чем за весь последний месяц.
***
Вечером Альф ехал домой мимо празднично освещенной Икеи, и вдруг понял, что ничего больше у него в жизни не будет. Все уже кончилось, а он даже еще не начинал.
А завтра сочельник. Ладно, в конце концов, у него есть кексы от Эльзы Фредриксон.
Он уже подошел к двери дома, когда его кто-то окликнул.
- Привет, Тильда, - кивнул он, оборачиваясь.
- Не очень-то веселое Рождество, да? – сказала Тильда Петерсон, женщина с модной стрижкой и морщинами, тщательно замазанными тональным кремом. В городе ее считали странной – ей было шестьдесят пять, она жила одна, и никогда не была замужем.
Альф помнил ее красавицей. Помнил, сколько у нее было поклонников.
- Слушай, Альф, - начала она, и положила свои тонкие морщинистые руки в карманы шубы. - Ты хороший парень. Мрачноватый, но толковый, - она посмотрела на него, и даже сейчас, сквозь эту сетку морщин, она казалась ему красивой.– Я тебе скажу одну вещь. Только не говори, что я сумасшедшая, хорошо? Я слышала, что происходит в городе.
Снег валил все гуще и гуще, летел прямо в лицо. На Тильде была роскошная меховая шуба, и в этом наряде она похожа была на Снежную Королеву из детской сказки.
- От кого? – спросил он.
- От всех. Сам знаешь – у нас новости быстро расходятся. Знаешь, что происходит?
Альф покачал головой. Ноги у него промерзли насквозь, и думал он только о том, как быстрее подняться домой.
- Такое уже было. Пятьдесят лет назад. Мне тогда было шестнадцать, - Тильда подошла ближе. – Людям внезапно начало везти. Женщины, у которых не было детей, забеременели. Те, кто мечтал о деньгах, внезапно выиграли на скачках. Тот, кто мечтал о семье, немедленно встретил любовь всей своей жизни. И одновременно с этим – жестокость. Неожиданная. Без всяких причин. От тех же самых людей. А потом все сходит на нет.
Альф вздохнул и сел на обледеневшую скамейку.
- И что это значит?
Она, казалось, не слушала – только подошла еще ближе, так что он ясно различал теперь ослепительные снежинки, запутавшиеся в ее шубе.
- Мне это рассказал отец. Он сказал мне тогда – пришел Рыбак. Иногда он приходит. Перед Рождеством. Это рассказывал отцу его отец, а тому – его отец. Если бы у меня была дочка, я бы рассказала это ей. Это был бы наш семейный секрет. Но ты же знаешь – у меня нет детей, - она улыбнулась, и улыбка эта была неподвижной, как у статуи. Альф подумал – она много лет тренировалась, чтобы говорить эту фразу таким ровным голосом.
- Какой рыбак? – переспросил Альф.
Тильда опустилась рядом с ним на скамейку и улыбнулась.
- Знаешь, в маленьких городках, как наш, люди всегда верили, что три дня перед Рождеством – время волшебства. Магии. Гаданий. Три дня перед праздником все волшебные существа могут свободно разгуливать по земле, и люди могут их видеть. Обычно они живут в лесу, там их и встречают. А в Швеции лесов много.
- Ты что, хочешь сказать, что этот рыбак – какой-то сказочный тролль? – спросил Альф.
- Не надо со мной говорить как со слабоумной. Сам знаешь – уж с чем-с чем, а с мозгами у меня все в порядке.
Она замолчала. Альф уже думал, что она обиделась и придется уговаривать ее, чтобы продолжила, - но она заговорила сама:
- Рыбак покупает души.
Альф замер.
- Он приходит в город. Покупает у людей души и взамен дает им подарки. Он может исполнить любое желание. Ну, почти любое. Люди обычно не стоят в очередь, чтобы продать душу – но он заговаривает им зубы, расхваливает подарок, который может им дать, убаюкивает их бдительность. На самом деле, это не совсем продажа. Он прикидывается добрым рождественским духом, который бескорыстно помогает людям. Перед праздником людям так хочется верить в чудеса, что они вполне способны в это поверить. А потом он просит у них «кое-какую безделицу» взамен, они соглашаются, и он забирает их душу. Он искусный ловец. Поэтому его и зовут Рыбаком.
Альф молчал.
- Знаешь, когда я поняла, что мне уже сорок пять, а мужа – такого, как хотела - я так и не нашла, я перед каждым Рождеством думала: если бы я повстречала Рыбака, я бы продала ему душу. Зачем она мне? В Царство небесное я не верю. Мы просто умираем, вот что я думаю. Гнием. А взамен я бы попросила ребенка и мужа. Хороших. Настоящих. Таких, каких я всегда мечтала иметь. И вот теперь он снова пришел, а мне уже поздно думать о таких вещах.
«Может, она пьяна?» – подумал Альф.
- Если он исполняет желания, почему происходят преступления? – он попытался все же ухватить нить ее путаного рассказа.
- Первые дни без души люди мучаются. Так сказал мне отец. Становятся грубыми, жестокими, способны сделать всякие плохие вещи. А потом привыкают. Я тогда ему поверила, потому что сама видела, что было с людьми. Если ты спросишь стариков, они тебе то же самое расскажут, что и я.
- Слушай, Тильда…
- Помолчи. Я не сумасшедшая. Если ты найдешь тому, что творится в городе, другое объяснение – пожалуйста. Но я просто хочу тебе сказать – не трать силы. Тут нечего расследовать. В рождественскую ночь все закончится. Все существа уберутся восвояси – не знаю уж, куда – люди успокоятся, и преступления прекратятся.
- А души к ним вернутся? К этим людям?
Тильда покачала головой, улыбаясь.
- Нет, конечно. Они совершили свой обмен.
- И как найти этого… рыбака? – стараясь, чтобы голос не звучал издевательски, спросил Альф.
- Ты что, арестовать его собрался? Я не знаю. Обычно он сам всех находит, - она подождала ответа, но Альф молчал.
Какой странный, какой глупый разговор.
Она поняла, что он думает об этом, и лицо ее стало неподвижным, холодным - и правда Снежная Королева.
- Спокойной ночи, Альф, - Тильда поднялась со скамейки. Альф смотрел ей вслед – но снег валил так, что она исчезла почти сразу.
Ночью Альфу приснились руины. Какой-то холодный длинный лабиринт, затянутый льдом, и он оскальзывался в нем, как на катке, а коридор все поворачивал и поворачивал и никак не кончался, и проснулся Альф совершенно разбитым – будто и правда падал куда-то всю ночь. Едва проснувшись, сквозь сон, он подумал: если Тильда бредит, как объяснить все эти странности? А если нет… нет-нет. Такого и быть не может.
Но с другой стороны… Олле внезапно научился петь, к Имельде приедут долгожданные родственники, жена конюха ждет ребенка, тот мужик выиграл на скачках, а Ханс Хольмгрен, например…
Альф испугался так, что проснулся мгновенно, в одну секунду, и ему показалось, что его изношенное сердце сейчас лопнет.
Ханс. Он изменился. Он стал обаятельным, общительным, красивым весельчаком, а если верить Тильде, это значит, что…
Альф выпутался из одеяла, торопливо оделся, потом понял, что сейчас еще ночь, разделся, лег обратно, и до утра так и не смог заснуть.
***
Был сочельник.
Зайдя утром на работу, Альф услышал голоса из общего зала.
- А я и не замечал, какой классный парень этот тихоня. Кофе сегодня, вон, на всех принес. Я думал, он как Линдберг. Два сапога пара, - тихо говорил молоденький патрульный.
- Я тоже не замечала, что он такой классный. Симпатяга, - мечтательно сказала Бригитта. – Странно, раньше он мне казался некрасивым.
При виде Линдберга все испуганно замолчали и вернулись к делам.
Альф зашел в свой кабинет. Подошел к столу Хольмгрена, медленно, едва отрывая ноги от пола.
- Ханс, - позвал он. Ему вдруг стало страшно. Не тогда, когда он говорил с Тильдой, а сейчас, когда он смотрел на склоненную голову стажера. «У него такие светлые волосы, - вдруг подумал он. – Такие же, как у меня. Что я к нему пристал, в самом деле?».
«Два сапога пара», - сказал патрульный.
- Ханс. Слышишь меня?
- Конечно, - тот вскинул голову и заулыбался. – Я всегда тебя слушаю. Ты же мой босс.
Еще вчера Ханс бы не ответил – просто кивнул бы или приподнял брови, показывая, что слушает.
Альфу захотелось ударить его лицом об стол.
- Ханс, - он сел рядом на стул, заглянул ему в лицо, и зачем-то сказал: - Хватит меня разыгрывать.
- Я бы никогда не стал тебя разыгрывать, - ослепительно улыбнулся тот, и теперь Альф окончательно понял - это не его улыбка. За этой улыбкой ничего нет. Он ничего не чувствует.
Альф встал.
Последняя проверка.
- Ханс, - ровным тоном сказал он. – Хочешь поехать со мной на вызов?
- Конечно, Альф, - кивнул тот, встал и выжидательно замер посреди кабинета. – Пошли?
***
Весь день Ханс ходил за Альфом, как пришитый. Всем свидетелям он сразу нравился, все улыбались ему, он улыбался в ответ, а Альф мрачнел и мрачнел. Рыбак дарит подарок. Он заговаривает зубы. Ханс вчера ушел с работы в ужасном настроении. Хлопнул дверью. Он был легкой мишенью. Это Альф его до этого довел. Надо было вчера взять его с собой, и все бы было хорошо.
От злости на себя и на все вокруг Альф наорал на Ханса за ерунду, он ждал, что тот, как обычно, нахмурится, сожмет зубы и будет молчать, но тот улыбался и повторял:
- Конечно, Альф. Я понимаю. Я еще недостаточно профессионален. Извини. Я виноват. Правда виноват.
Они вместе вернулись в управление. Конечно, никого там уже не было – несколько часов осталось до Рождества.
- Здорово украсили зал, правда? – краем рта улыбнулся Ханс. – С наступающим Рождеством, Альф.
Альф упал на стул посреди зала, чувствуя себя сгорбленным столетним старцем.
- Все в порядке? – заволновался Ханс.
За окнами валил снег. Альф смотрел, как сумерки проглатывают Ньёберн, и город из заснеженного, серебристо-бледного превращается в разноцветный, яркий, украшенный, как елка.
- Ах ты дебил, - безнадежно сказал Альф. – Где ты его встретил?
- Кого? – простодушно улыбнулся Ханс.
- Рыбака. С которым ты торговался. Позавчера.
- Не знаю, о чем ты, - нахмурил брови Ханс.
Альф сильно потер лицо.
- Пошли, - он кивнул Хансу в сторону двери.
И тот послушно пошел за ним.
***
Они шли по улицам, и Альфу казалось, что он изгнан, и никогда больше ничего хорошего с ним не случится. И еще он так подставил этого парня. Одно дело – доводить его насчет кофе и документов, а другое – знать, что…
Вдвоем они бесцельно бродили по центру, среди кондитерских, среди ярко освещенных магазинов, в толпе веселых, нарядных людей, и Альф готов был поспорить – в этот сочельник у него самая мрачная рожа во всем городе.
Вдруг Рыбак подойдет и к нему? Уж тогда он найдет, что ему сказать.
Но, конечно, к ним никто не подошел.
- А куда мы идем? – весело поинтересовался Ханс.
Альф притормозил.
- Ханс. Ты ведь хочешь, чтоб я к тебе хорошо относился?
- Очень хочу.
- Тогда ни о чем не спрашивай. Усек?
- Усек, - с готовностью кивнул Ханс.
Так они дошли до Икеи. Она еще не закрылась – на парковке было полно машин. А дальше начинался лес.
«В Швеции много лесов», - сказала Тильда.
Что ж, проверим.
***
Над лесом висела луна – огромное, размытое пятно. Луна сияла странным фосфоресцирующим цветом, под которым весь пейзаж казался бледным, монохромным, как на японских гравюрах. Деревья тянули свои тонкие, будто нарисованные тушью ветки к небу, занавешенному бледными пухлыми тучами. Снег блестел мелкими переливчатыми искрами, он был плотный, подмерзший, Альф тут же провалился в него, и теперь джинсы намокли по колено.
Сначала лес был совсем светлым от фонарей и автотрассы, но постепенно становился гуще, тише. Один раз Альфу показалось, будто что-то мелькнуло за деревьями, - может, заяц. Конечно, ничего они не найдут, но надо хоть попытаться. Он должен попытаться. Иначе это будет самое ужасное Рождество в его жизни.
- И куда мы тащимся? – вдруг спросил Ханс злым, незнакомым голосом.
Альф повернулся.
Глаза у Ханса были холодными, как лед. Раньше даже его злость выглядела не так.
«Исполнение желаний – а потом злость без всякой причины», - сказала Тильда.
- Все в порядке, - сказал Альф. – Потом объясню.
- Ах, потом? Знаешь, что. Мне надоело, - он выплевывал слова так, будто они жгут ему горло. - Ты достал меня, понимаешь? Я все делал, чтоб ты меня заметил. Меня распределили из академию в эту дыру, я никого не знаю в этом чертовом городе, я вкалывал как мог, а ты ко мне относился, как... Я все делал. Я хотел быть как ты.
- Никто не хочет быть как я. Я старый, замотанный инспектор из самого Богом забытого угла Швеции. Ханс, слушай…
Но вместо того, чтобы слушать, Ханс ударил его по лицу.
Удар получился вполсилы, да и падать на снег было мягко, но в глазах у Ханса было такое злобное, страшное выражение, что Альф невольно нащупал пистолет. Нет, конечно, он не будет стрелять, но так будет спокойнее. Хорошо, что у Ханса нет с собой оружия.
- Послушай меня. Я хочу тебе помочь. Успокойся. Успокойся, слышишь, Ханс, послушай меня, - лежа спиной на снегу, повторял Альф. Тот, тяжело дыша, смотрел на него. Он казался очень высоким на фоне совершенно белого леса.
А потом что-то хрустнуло за деревом, и Ханс обернулся.
Продолжение тут: livniggle.diary.ru/p183401236.htm
Эту сказку я написала летом в подарок Дане, которая хотела фик по Воландеру, но фика по Воландеру не получилось, а вместо него получилась сказка, перечитав которую, я боролась с желанием задать себе вопрос: "Are you smoking crack or something?"(c)
И еще один: почему в главных ролях вечно Том Хиддлстон?
Это тот же самый текст, что я выкладывала летом, только отредактированный и сейчас он больше по сезону
ТРИ ПОДАРКА
читать дальше***
Отец научил Альфа Линдберга трем вещам.
- Это самое главное, - сказал он ему однажды, сидя в кресле со сборником кроссвордов. – Остальное приложится. Слушай. Первое. Главное в одежде – многослойность. У нас холодная страна. Поэтому всегда одевайся немного теплее, чем надо - и летом, и зимой. Так проживешь дольше. Футболка, потом свитер, потом куртка, если холодно – каждый пункт повтори дважды. Второе. Если решишь, как я, стать полицейским, помни: главное для полицейского в нашем городе – доброе сердце. Без него ничего у тебя не выйдет. Правосудие в Швеции, работа полицейского… словом, это тебе не Америка. Если ты не сможешь хорошо относиться ко всем этим людям – не выдержишь. Они тебя достанут. У нас тут маленький городок. Полиция ловит сбежавших лошадей. Полиция мирит рассорившихся супругов. Полиция знает все семьи до пятого колена. Приводит домой потерявшихся детей. Снимает кошек с деревьев. Делает внушения подросткам. А бывают и совсем странные дела. Особенно перед Рождеством.
- Какие? – спросил тогда Альф.
Но отец не ответил, только покачал головой и улыбнулся - будто вспомнил что-то, чем не собирался делиться.
- И третье. Все в нашей жизни, - продолжил отец. – Зависит от того, чьи мы дети и чьи мы родители.
Так сказал Альфу его отец, когда Альфу было тринадцать. А на следующий день объявил, что покидает их. Он бросил их с матерью ради другой женщины, бросил работу полицейского в Ньёберне, уехал в другой город, на побережье, и Альф постарался забыть все, что отец когда-либо говорил ему – потому что, раз он уехал, все это было ложью, и именно поэтому…
… Хотя нет. Подождите. Все началось не с этого.
Началось все с того, что в один далеко не прекрасный день в полицейское управление Ньёберна пришел стажер.
В одном отец Альфа точно был прав: Ньёберн – маленький, тихий город, и никаких серьезных преступлений тут никогда не случалось. Единственной городской достопримечательностью был небольшой ипподром, куда приезжали на скачки со всей округи. Альф обычно проводил там много времени – серьезные нарушения чаще всего случались именно там. То расхождение в документах на лошадей, то бланки неправильно заполнены, то зрители что-нибудь разбили. Когда скачек не было, работу Альфа в основном составляли кражи, аварии, автоугоны, иногда проникновение животных на частную территорию (кролики или собаки объедали чужой огород, пока их не ловила полиция), иногда – хулиганство: молодежи в городе было немного.
Город был маленьким, поэтому полицейское управление тоже было маленькое. Там была комната для допросов, кабинет Петера Юхансона, кабинет Альфа, бухгалтерия, общая комната для полицейских, технические службы и гараж. Альф уже десять лет имел собственный кабинет – и, пожалуй, ничем еще в своей жизни он так не гордился.
Сейчас Альфу было пятьдесят три, и уже тридцать лет он служил в этом управлении, из них десять - старшим инспектором.
В городе его любили, он всегда хорошо делал свою работу, никому не отказывал в помощи – словом, в точности, хоть и невольно, выполнял второй совет своего отца. Он с удовольствием сказал бы об этом отцу, сказал бы – видишь, я стал лучшим полицейским, чем ты – но тот уже умер, и успехов его не оценил бы, даже если б захотел.
Не было у Альфа ни детей, ни жены. Он все собирался, но как-то не успел, и сейчас уже поздно было об этом жалеть. Приятелей в городе у него было множество, но настоящих друзей – ни одного. Он был человеком замкнутым и суховатым, и не умел делиться своими бедами.
Лучше всех знал Альфа его шеф, начальник полиции Ньёберна Петер Юхансон, толстейший мужчина с пышными седыми кудрями.
И вот в одно серое октябрьское утро Петер вызвал его к себе.
- Слушай, Альф. К нам по распределению присылают стажера из полицейской академии Готланда. Помнишь, весной у нас была проверка из главного управления? Им не понравилось, что у нас нет никого в чине младшего инспектора. Звание ему сразу не дадут, сначала проверим, что он за птица. Альф, ты учти – я его посажу в твой кабинет. Поставим там еще один стол.
Альф вытаращил глаза.
- Зачем? Зачем он нам вообще нужен? Мы же можем отказаться, я… мы отлично справляемся сами.
К этому моменту Альф и правда вот уже почти год справлялся со своими обязанностями один: расследовал преступления, курировал патрульных, писал отчеты, заполнял документы, - и, если честно, все это измотало его, но он скорее умер бы, чем признался в этом. С возрастом он стал нелюдимым, и мысль о том, что к ним придет какой-то новый человек, приводила его в ужас.
- Так я и знал, что ты заупрямишься. Слушай, Альф. Я тебя уважаю – сам знаешь. Ты отличный полицейский. Но ты же себя загонишь, если будешь столько работать. А к нам на работу никто не рвется, и это ты тоже знаешь. Молодежь уезжает из города и не возвращается. У нас в округе нет своей полицейской академии, а ехать сюда из других мест мало кто захочет. Насколько я понял, этот парень сам попросил отправить его в тихое место. А тебе нужен помощник. Не можешь же ты все делать один.
- Отлично могу, - угрюмо пробормотал Альф. – Справлялся сам, и дальше буду справляться.
- Альф, послушай, - Петер положил на стол свои могучие локти, и его лицо, круглое, как сырная голова, оказалось прямо перед Альфом. – Давай начистоту. Ты уже не тот, что раньше. Тебе пятьдесят три. Скоро придется уступить дорогу молодым, а где я их возьму, этих молодых? Передай ему часть обязанностей, уходи пораньше домой, не засиживайся до ночи – увидишь, самому понравится.
«Черта с два», - подумал Альф. Он же незаменим. Разве нет?
Выход на пенсию представлялся ему какой-то черной дырой, это же все равно что умереть. Что он будет делать?
Здесь он всем был нужен. А о том, на что будет похожа его жизнь, когда придется круглыми сутками сидеть у себя, в пустом доме, он даже думать не хотел.
***
Стажера звали Ханс Хольмгрен. Он был высоченный, как каланча, тонкогубый, с замкнутым, почти угрюмым лицом, и Альфу он сразу не понравился.
В кабинете Альфа поставили еще один стол и компьютер, и Альф теперь натыкался взглядом на этот стол, куда бы ни смотрел – будто тот заполнил все свободное пространство.
В курс текущих дел он ввел стажера довольно холодно (парень только кивал, и непонятно было – то ли он ничего не запомнил, то ли, наоборот, запомнил всё).
- Спасибо, инспектор Линдберг, - наконец сказал стажер, и еще тогда, в самый первый день, Альф подумал: странный у него голос. Не то почтительный, не то упрямый, не то смирный, не то насмешливый. Альф любил простые вещи, поэтому тон стажера сразу же его разозлил.
- Зовите его просто Альф. Вы же теперь коллеги, - встрял Петер, который ласково наблюдал за ними, стоя в дверях своего кабинета. Он уже явно воображал, какая у него будет отличная команда.
Парень покосился на Петера и кивнул. «А он неразговорчивый», - с неприязнью подумал Альф – хотя ему же самому всегда казалось, что это – одно из лучших качеств.
- Спасибо, Альф, - исправился стажер. Потом помолчал и неловко прибавил: – Хотите выпить пива после работы? Может, расскажете мне про город. Я здесь никого не знаю.
«Вот еще», - угрюмо подумал Альф. – «Мягко стелет. Подлизывается. Ну нет, не на того напал».
- Нет, к сожалению, не смогу, - сухо ответил Альф.
Стажер кивнул и, кажется, этим удовлетворился. Он сел за свой новообретенный стол и начал разбирать документы, накопившиеся за последние месяцы – их с мрачным удовлетворением выгрузил перед ним Альф. Пусть покопается – может, от скуки так взвоет, что тут же бросится обратно домой, к мамочке.
Петер еще помаячил в дверях, ожидая сцены братания, но не дождался и разочарованно исчез. Он всегда хотел, чтобы у них в управлении царила бодрая суета и командный дух, как в Штатах.
Но, к сожалению или к счастью, Швеция – это совсем не Штаты.
***
Младший инспектор был неразговорчивым, аккуратным и пунктуальным до тошноты, никогда не опаздывал на работу, никогда не препирался и не спорил, и все это доводило Альфа до бешенства.
«Себе на уме», - говорят про таких. Его замкнутость казалась Альфу высокомерием, спокойствие – равнодушием. Он раздражал Альфа как будто специально – не отвечал, когда тому хотелось поспорить, не шутил, когда Альфу хотелось, чтобы его отвлекли, докладывал про мелкие утомительные подробности дела, когда Альфу хотелось помолчать. Говорил он все тем же странным, сложным тоном, от которого совершенно непонятно становилось, что он думает на самом деле.
Например, Альф звонил и просил поднять архивы по покупкам скаковых лошадей одним из владельцев за последние десять лет.
- Хорошо, - ровным тоном говорил стажер в трубку, и Альф прямо видел, как он морщит свой высокий лоб. – Мне как раз сейчас нечем заняться.
И неизвестно было – то ли он это и имеет в виду, то ли намекает на то, что стол у него завален в пять слоев материалами по предыдущему делу.
- Я ни от чего тебя не отвлекаю? – спрашивал стажер всегда, когда звонил вечером –не то просто из вежливости, не то ждал ответа, не то намекал, что его начальник вечерами развлекается с какой-нибудь дамой.
О его жизни Альф не знал ровным счетом ничего, поэтому волен был придумать характеру своего помощника любое объяснение. Если тот в двадцать пять лет согласился приехать сюда, наверняка у себя дома он сделал что-нибудь ужасное и должен был скрыться. Или он просто неудачник. Или лентяй. Или социопат.
На дела Альф его с собой не брал – много чести, пусть рапорты сначала научится писать да отчетные таблицы составляет, а потом посмотрим. Но зато в управлении стажер следовал за ним молчаливой долговязой тенью, и отделаться от него не было никакой возможности. Он присутствовал на всех допросах свидетелей, на всех встречах, и Альф просто зверел, когда видел, что парень пытается влезть в разговор.
«Пусть знает свое место», - думал он.
После чего обычно просил стажера выйти и закрывал за ним дверь - чтоб не мешался под ногами.
Стажер сразу начал называть его Альф, и тот мелко мстил ему тем, что называл его только по фамилии.
- Хольмгрен, принеси мне кофе.
Тот приносил.
- Хольмгрен, куда ты дел рапорт, который я вчера оставил на столе? – и Альф громко стучал пальцем по своему столу. – Я тебя что, не просил ничего отсюда не брать, а? Позволь тебе напомнить – ты на испытательном сроке, и если я еще раз увижу…
Хольмгрен приподнимал взгляд, и уже сам этот взгляд был хуже всего, что он мог бы сказать в ответ – вежливо-недоуменный и строптивый одновременно.
- Я ничего у тебя никогда не беру, - ровным тоном, на одной ноте отвечал он. – Этот рапорт ты вчера сам убрал в сейф за пять минут до ухода.
- … Хольмгрен, где ты был с утра? Фрида Ульриксон сказала мне, что звонила, а никто не подходил.
- Меня вызывал к себе Петер, я не мог подойти, - спокойно отвечал Ханс, исподлобья глядя на него.
- Ах, вызывал? – заводился Альф. – И зачем же, позволь узнать?
«Подсиживаешь меня», - думал он. – «Я тебя, щенка, насквозь вижу. Хочешь подлизаться к Петеру и обеспечить себе теплое местечко на будущее. Ну, давай. Попробуй. Ты у меня еще попляшешь».
Альф так бесился, потому что понимал: если этот Ханс и дальше будет работать так же тихо и усердно, однажды он займет его место. Он толковый малый, а в Ньёберн очередь молодых инспекторов не стоит. Другой вряд ли появится. Однажды этот бездушный чурбан заменит его, Альфа. Его, который так тонко, так ювелирно управлял здесь всем столько лет. Полицейское управление никогда больше не станет прежним.
«Только не на пенсию, Боже, пожалуйста, только не на пенсию, - думал Альф вечерами, когда спину уже нестерпимо ломило от беготни и сидения за компьютером. - Это же будет настоящий ад».
- Не возражаешь, если я хоть раз съезжу с тобой на вызов? – спросил Ханс через месяц. – Я уже достаточно вник в работу управления.
- Возражаю, - отрезал Альф. – Сиди на телефоне.
- Можно мне с тобой? – спросил Ханс еще через две недели, и Альф отказал с еще большим удовольствием.
По-хорошему надо было бы поговорить с этим стажером, наладить контакт – не может же все это вечно продолжаться. Умом Альф понимал – парень старательный и дотошный, не хуже самого Альфа, да и никаких серьезных промахов он не делал. Но Альф не мог, это было выше его сил – все равно что самому рыть себе могилу. Чем быстрее парень начнет ездить с ним, тем быстрее попытается его оттеснить. Пусть лучше еще в офисе посидит.
Больше всего Альфу хотелось наконец вывести его из себя, но стажер терпел, и Альфу виделась в этом не покорность, а какое-то адское упрямство.
Он посылал его за кофе, делал вид, что он секретарша, а не стажер в должности младшего инспектора, и первое время Ханс делал ему в точности тот кофе, какой велел Линдберг: крепкий, три ложки молока, один кусок сахара.
А потом, однажды утром, Хольмгрен принес ему кофе без сахара – мелкая, детская месть. Альф молча выпил, и назавтра повторилось то же самое. Альф сделал вид, что не заметил, и тогда на следующий день Ханс бухнул туда четыре куска сахара – но Альф выпил это приторное пойло, даже не поморщившись, и пил еще пару дней, пока Ханс не принес ему кофе и без сахара, и без молока.
- Кофе? – спросил Ханс вечером пятого дня этой молчаливой войны, и Альфу впервые показалось, что в голосе у него мелькнуло легкое злорадство. Ханс даже поднял голову – обычно он разговаривал с начальником, не отрывая взгляда от компьютера или от бумаг.
- Не надо, - сухо ответил Альф. – С сегодняшнего дня я делаю себе кофе сам.
Ханс посмотрел на него, и Альфу впервые показалось, что он задел этого выскочку, достал наконец, но почему-то это не принесло ему радости.
- Хорошо, - ответил Ханс, и снова перевел взгляд на монитор.
«Проклятый шведский характер», - подумал Альф, хмуро глядя поверх лампы на сидящего за соседним столом Ханса. Последний месяц он так от всего этого устал, что только и ждал, когда стажер наконец повысит голос, предъявит ему претензии, да хоть пошутит, в конце концов.
Но они были одинаковыми. Одинаково упрямыми, молчаливыми и замкнутыми.
Слишком похожими.
«Хоть бы он уволился наконец, этот парень», - хмуро думал Альф, глядя на его светловолосую макушку.
- Хольмгрен, - позвал Альф. Тот мрачно поднял взгляд.
Пару минут они смотрели друг на друга.
- Я передумал. Кофе мне сделай, - сказал наконец Альф, и с его стороны это был поразительный, беспрецедентный шаг к примирению – но Ханс только кивнул и поднялся, и через пять минут поставил перед ним чашку.
На этот раз кофе был таким, как нужно.
***
- Что-то я не видел с тобой Хольмгрена на выездах. Посылал бы его вместо себя, а? – добродушно сказал Петер. Альфу он редко отдавал прямые приказы – слишком уж долго тот проработал здесь.
- Он должен сначала вникнуть в работу управления, - повторил Альф то же, что говорил самому Хольмгрену. - К тому же с бумагами мне помощь нужнее, чем на выездах. Глаза у меня уже не те. Ты же видишь – все бумажные дела наладились, когда он приехал, да и мне удобнее, когда он любую информацию может по компьютеру проверить.
И правда - Альф поймал себя на том, что привык: в управлении теперь всегда есть кому позвонить, когда он на выезде. Мнения Ханса ни по какому вопросу он никогда не спрашивал, но постепенно научился разгадывать интонацию, с которой тот докладывал – одобряет он то, что говорит, или осуждает, считает это серьезным или нет. Однажды Хансу дал задание Петер, так что он весь день не подходил к телефону – и Альф, привыкший звонить ему, весь день раздражался на всех без всякого повода.
- Ну ладно, - с сомнением ответил Петер. – Делай как знаешь.
- А что, он жаловался? – поинтересовался Альф, и подумал: да я его со свету сживу, если он жаловался Петеру. Наша война - наше личное дело.
Но Петер только покачал головой, продолжая смотреть на него.
Так прошел еще месяц.
А потом наступило Рождество.
***
К этому моменту с присутствием стажера в управлении Альф смирился – с каким-то тоскливым, тяжелым чувством. Словно их молчаливую вежливую войну Ханс выиграл заранее – просто потому что он моложе и у него впереди больше времени.
В последнюю неделю перед Рождеством полицейских в управлении осталось немного – многие разъехались к родственникам, а оставшиеся старались уйти пораньше, чтобы больше времени провести с детьми. Днем они пересмеивались в соседней комнате, обменивались предпраздничными новостями, то и дело слышался заразительный смех Бригитты. А в кабинете Альфа – хотя что уж теперь, в их общем с Хансом Хольмгреном кабинете – как всегда, царила тишина, стук клавиш, шелест бумаг и редкое звяканье телефона.
Целыми днями на работе просиживали только Альф и его помощник.
Уходить с работы раньше им было совершенно не за чем.
На городской площади открыли рождественский базар, вечерами все жители города гуляли там с детьми. На окраине, в Икее – самом большом городском магазине - началась рождественская распродажа.
«Когда-нибудь, - думал Альф каждый год, допоздна засиживаясь на работе. – Я тоже пойду со своими детьми на эту ярмарку. Они будут кудрявые блондины, и будут похожи на меня, а еще больше – на мою жену», - и жена виделась ему какой-то абстрактной прекрасной женщиной, уютной и теплой.
Он подумал так и теперь, а потом вспоминал: Альф, тебе ведь уже пятьдесят три. Ты старик, Альф. Какие жены, какие дети?
«Словом, - подумал он, запирая в сейф улики по делу об автоугоне. - Лучше вообще не думать про Рождество».
***
За три дня до Рождества, когда город уже совсем расслабился, украсился и приготовился весело встретить праздник, произошло нечто странное.
Началось все с того, что Олле Фредриксон, тихий продавец из обувного магазина, внезапно стал звездой караоке. За обедом в ресторанчике около управления Альф слышал, как все обсуждали – Олле пришел в клуб и сразил всех наповал. Альф пил кофе и смотрел телевизор, успехи Олле его не интересовали – а потом с улицы вбежала Альма Бергстрем, милая сорокалетняя кассирша из супермаркета.
- Мой-то, мой! – гордо сказала она, усаживаясь за стойку. – Густав-то мой. Сегодня весь день прямо скачет вокруг меня, что с ним случилось – не знаю, я от него такого влюбленного взгляда со свадьбы не видала, - она хихикнула, и почему-то этот смешок показался Альфу неприятным. Все наперебой бросились расспрашивать Альму про мужа, и Альф пошел обратно на работу. Что-то не понравилось ему в лице Альмы, но он никак не мог понять, что же это было.
В управлении повсюду развесили гирлянды и бумажных ангелов, и от этого настроение у Альфа совсем испортилось – даже тут никуда не деться от этого дурацкого Рождества.
Он молча, не глядя на Ханса, зашел в кабинет, почитал почту. Потом позвонили из восточного района. Олле Фредриксон, новая музыкальная звезда Ньёберна, вдруг напал на мать. Ударил ее телефонной трубкой, сильно – Эльза звонила в слезах и просила Альфа поговорить с сыном.
- А я уж тебе такой кекс вкусный дам, рождественский, я их испекла, а Олле теперь даже дома Рождество не хочет праздновать, говорит, в клуб пойдет, к друзьям, а ведь он же всегда… - Эльза издала какой-то тяжелый, трясущийся всхлип, и Альф хмуро кивнул.
- Сейчас буду.
И повесил трубку.
- Альф, - сказал вдруг Ханс Хольмгрен, и челюсти у него были так решительно сжаты, что Альф понял: вопрос важный.
- Ну? – устало спросил он.
- Можно мне поехать с тобой?
В глазах у Ханса была надежда. Альф вдруг заметил, что глаза у стажера голубые, как у него самого, и мимоходом подумал: сейчас – впервые – этот парень готов унизить свою гордость до того, чтобы смотреть на него таким умоляющим взглядом. Ханс готов был проиграть этот раунд, чтобы выиграть всю игру. Какая ужасная хитрость.
- Пожалуйста, - через силу выдавил Ханс, и видно было, каких усилий ему это стоит.
Альф хотел было уже сказать «Да». Однажды придется согласиться. Он не может вечно держать его в офисе.
Но не сегодня. Он устал и должен разобраться сам. Да еще и это Рождество. Нет уж. Потом. Нет сил, чтоб еще и стажера учить. Не маленький, не заплачет. В следующий раз поедет.
- Нет, - сказал Альф.
И тогда Ханс встал. Отодвинул от себя стул, так что ножки противно взвизгнули по полу. Захлопнул ноутбук. Взял свою куртку с вешалки и вышел из комнаты.
До конца рабочего дня оставалось еще полтора часа, но удерживать его Альф не стал. Настроение у него испортилось окончательно.
***
На следующее утро случилось невероятное: Альф пришел на работу, а Хольмгрена там не было. Альф обычно приходил в девять, рабочий день начинался в восемь, и младший инспектор всегда уже ждал его, сидел в неизменной сгорбленной позе за своим компьютером.
Сегодня его не было.
Альф подошел к его столу. Может, записку оставил?
Но записки тоже не было.
На столе, как всегда, царил идеальный порядок. Бумаги были рассортированы по стопкам. Никаких личных вещей. На столах у полицейских обычно стояли фотографии семьи, какие-то безделушки, сувениры, открытки – но здесь не было ничего: Альф раньше почему-то этого не замечал.
Проспал? Но на него это непохоже. Сначала Альф решил, что отчитает Ханса так, что самому тошно станет, но потом вспомнил, как тот смотрел на него вчера вечером и раздумал. Надо было все-таки взять его вчера с собой.
Альф тяжело опустился за свой стол. В кои веки он мог посидеть один, никто не действовал ему на нервы – но он не мог сосредоточиться. Если этот чертов аккуратист не появился, что-то случилось. Или он после вчерашнего решил свалить домой, откуда он там приехал? С одной стороны – скатертью дорога, но с другой…
Он уже достал телефон, чтобы звонить Хольмгрену, когда из общего зала послышались оживленные голоса, смех, приветственные возгласы, а потом дверь в кабинет распахнулась и зашел Хольмгрен.
Альф недоуменно воззрился на него.
Ханс был в новой кожаной куртке, как-то причесался, что ли – во всяком случае, его торчащие во все стороны кудри сегодня были аккуратно приглажены, и это ему очень шло. С мороза он, обычно бледный, как бумага, раскраснелся, и самое главное – самое ужасное, как показалось Альфу – он улыбался.
Хольмгрен не улыбнулся ни единого раза за два месяца.
Теперь же на его лице играла радостная, веселая улыбка. В руке он держал подставку с двумя стаканчиками кофе.
- Альф! Прости меня, умоляю, - Ханс картинно поклонился и протянул ему стакан кофе, а второй поставил себе на стол, на ходу стягивая куртку.– Я опоздал, это непростительно. Извини.
- Где ты был? – подозрительно спросил Альф, продолжая следить за ним взглядом и надеясь, что не выглядит слишком уж огорошенным.
- Проспал, - засмеялся Ханс, сел за стол и со вкусом отхлебнул кофе. Улыбка сделала его угловатое лицо неожиданно обаятельным. – Ух. Отличное утро.
Он еще раз мельком улыбнулся Альфу и включил компьютер.
Пару минут Альф делал вид, что занимается своими делами.
Потом не выдержал. Убрал пальцы с клавиатуры, откинулся на спинку стула и осторожно сказал:
- Ханс.
Он первый раз назвал его по имени – но Ханс, кажется, не удивился: просто поднял голову с самым добродушным выражением лица, какое только можно представить. Больше никакой странности, никаких нечитаемых выражений – теперь его лицо было просто приветливым и открытым, и почему-то это испугало Альфа.
- Да?
- Ты не заболел? – Альф потер подбородок. – Если заболел, я могу тебя на сегодня отпустить. Сходи к врачу.
- Что ты! – расплылся в улыбке Ханс. – Конечно, нет. Прости, опоздать – это было ужасно. Я же знаю, как ты ценишь точность, - он помолчал, простодушно глядя на Альфа.
Нормальный Ханс Хольмгрен почти никогда на него не смотрел.
- Спасибо тебе, Альф, - негромко сказал он. – Ты очень многому меня научил. Я просто хочу, чтоб ты знал – для меня это были бесценные два месяца.
«Либо он надо мной издевается, либо у него что-то случилось с головой» - подумал Альф.
- Не за что, - пробормотал Альф и взял с вешалки свою куртку. – Мне надо в город, опросить свидетелей. Будь на проводе.
- Конечно, - серьезно кивнул Ханс, и Альф позорно сбежал из собственного кабинета.
***
В это утро один рабочий, который никогда до этого не играл на ипподроме, выиграл на скачках сорок тысяч крон – поставил на самую слабую лошадку, а та неожиданно для всех пришла первой. Альф поехал на ипподром выяснить, не было ли это мошенничеством – но все было тихо: счастливчик светился, букмекер, у которого была сделана ставка, подтвердил, что все честно.
А потом Альфа взял за рукав Ульрик, владелец ипподрома и давний его знакомый.
- Слава Богу, ты здесь, - напряженно начал Ульрик. – Альф, слушай. У нас беда. На рассвете кони взбесились. Конюх зашел в конюшню, а у них прямо пробки вышибло, две лошадки так бесновались, что выбрались из денников, я до сих пор не знаю, как. Сбежали. Владельцы сегодня за ними приедут. Будет скандал. Надо их найти, ладно? Ты уж подключи своих ребят.
- Конечно, - кивнул Альф.
Он поговорил с конюхом, но тот и сам ничего не понимал – он ничего необычного не заметил, хотя, сказать по правде, не особо присматривался.
- У меня новость такая радостная, - беззаботно улыбнулся конюх. – У нас с женой детей не было. А сегодня она к доктору ходила, доктор подтвердил, что Эрика ребенка ждет. Так что, может, и было что странное в конюшне, да я не заметил. Только о жене и думал.
Еще два часа Альф носился по ипподрому и инструктировал вызванных из управления полицейских, как искать лошадей. Владельцы уже приехали, начался предсказуемый скандал, и тут – очень не вовремя – позвонил Ханс.
- Прости, что отвлекаю, - бодро сказал он. – Нам тут поступил звонок. Клара Олофсон убила свою кошку.
- Ты что, издеваешься надо мной? – тихо спросил Альф. – Какую кошку? У меня тут…
- А мне кажется, что это странно, - воодушевленно ответил Ханс.
Он никогда раньше такого не говорил, знал, что его мнения не спрашивают, - впрочем, Альф и так по голосу всегда мог вычислить его мнение.
– Ты же сам знаешь: она без ума была от своей кошки, - продолжал Ханс. – Это весь город знает. А теперь задушила ее. Сама. Голыми руками. Позвонила нам и сообщила, тоже сама. Просит ее посадить. Говорит, не знает, что на нее нашло. Я с ней разговаривал. К ней должны приехать родственники на праздник. Знаешь, она их сто лет не видела, а тут ей позвонили и сыновья, и внуки. Сказали, что все приедут на праздник.
- И как? – уточнил Альф. - Ты ее успокоил? Не хватало мне еще сейчас Клару Олофсон утешать.
- Зачем? – искренне удивился Ханс. – Она поступила ужасно. Кошка этого не заслужила. Я так ей и сказал.
«Что ж за чертовщина», - безнадежно подумал Альф. Его тошнило от этого приторного, добродушного тона, и он повесил трубку.
Но через час Ханс позвонил снова.
- На пятнадцатой улице скандал, - все тем же бодрым голосом доложил он. - Старый Йон Фальк грозится убить жену.
- За что? – устало спросил Альф.
- Она сказала, что встретила другого и уходит от него.
- Ханс. Ты что, шутишь? Им семьдесят.
- Она сама мне звонила. Вся в слезах. Сказала, что муж грозит ее убить, но жить с ним она больше не может. Встретила любовь всей своей жизни и все такое.
- Ты попросил передать трубку Йону?
- Нет. Я послал патрульных.
- Хорошо. Я потом сам тоже к ним съезжу.
К концу дня Альф почувствовал, что у него закололо сердце. Такие нагрузки уже не для него. Целый день беготня по всему городу. Поступило еще несколько звонков в том же духе – немотивированная агрессия, о которой Ханс неизменно рапортовал тем же радостным голосом.
За день в Ньёберне произошло больше нарушений, чем за весь последний месяц.
***
Вечером Альф ехал домой мимо празднично освещенной Икеи, и вдруг понял, что ничего больше у него в жизни не будет. Все уже кончилось, а он даже еще не начинал.
А завтра сочельник. Ладно, в конце концов, у него есть кексы от Эльзы Фредриксон.
Он уже подошел к двери дома, когда его кто-то окликнул.
- Привет, Тильда, - кивнул он, оборачиваясь.
- Не очень-то веселое Рождество, да? – сказала Тильда Петерсон, женщина с модной стрижкой и морщинами, тщательно замазанными тональным кремом. В городе ее считали странной – ей было шестьдесят пять, она жила одна, и никогда не была замужем.
Альф помнил ее красавицей. Помнил, сколько у нее было поклонников.
- Слушай, Альф, - начала она, и положила свои тонкие морщинистые руки в карманы шубы. - Ты хороший парень. Мрачноватый, но толковый, - она посмотрела на него, и даже сейчас, сквозь эту сетку морщин, она казалась ему красивой.– Я тебе скажу одну вещь. Только не говори, что я сумасшедшая, хорошо? Я слышала, что происходит в городе.
Снег валил все гуще и гуще, летел прямо в лицо. На Тильде была роскошная меховая шуба, и в этом наряде она похожа была на Снежную Королеву из детской сказки.
- От кого? – спросил он.
- От всех. Сам знаешь – у нас новости быстро расходятся. Знаешь, что происходит?
Альф покачал головой. Ноги у него промерзли насквозь, и думал он только о том, как быстрее подняться домой.
- Такое уже было. Пятьдесят лет назад. Мне тогда было шестнадцать, - Тильда подошла ближе. – Людям внезапно начало везти. Женщины, у которых не было детей, забеременели. Те, кто мечтал о деньгах, внезапно выиграли на скачках. Тот, кто мечтал о семье, немедленно встретил любовь всей своей жизни. И одновременно с этим – жестокость. Неожиданная. Без всяких причин. От тех же самых людей. А потом все сходит на нет.
Альф вздохнул и сел на обледеневшую скамейку.
- И что это значит?
Она, казалось, не слушала – только подошла еще ближе, так что он ясно различал теперь ослепительные снежинки, запутавшиеся в ее шубе.
- Мне это рассказал отец. Он сказал мне тогда – пришел Рыбак. Иногда он приходит. Перед Рождеством. Это рассказывал отцу его отец, а тому – его отец. Если бы у меня была дочка, я бы рассказала это ей. Это был бы наш семейный секрет. Но ты же знаешь – у меня нет детей, - она улыбнулась, и улыбка эта была неподвижной, как у статуи. Альф подумал – она много лет тренировалась, чтобы говорить эту фразу таким ровным голосом.
- Какой рыбак? – переспросил Альф.
Тильда опустилась рядом с ним на скамейку и улыбнулась.
- Знаешь, в маленьких городках, как наш, люди всегда верили, что три дня перед Рождеством – время волшебства. Магии. Гаданий. Три дня перед праздником все волшебные существа могут свободно разгуливать по земле, и люди могут их видеть. Обычно они живут в лесу, там их и встречают. А в Швеции лесов много.
- Ты что, хочешь сказать, что этот рыбак – какой-то сказочный тролль? – спросил Альф.
- Не надо со мной говорить как со слабоумной. Сам знаешь – уж с чем-с чем, а с мозгами у меня все в порядке.
Она замолчала. Альф уже думал, что она обиделась и придется уговаривать ее, чтобы продолжила, - но она заговорила сама:
- Рыбак покупает души.
Альф замер.
- Он приходит в город. Покупает у людей души и взамен дает им подарки. Он может исполнить любое желание. Ну, почти любое. Люди обычно не стоят в очередь, чтобы продать душу – но он заговаривает им зубы, расхваливает подарок, который может им дать, убаюкивает их бдительность. На самом деле, это не совсем продажа. Он прикидывается добрым рождественским духом, который бескорыстно помогает людям. Перед праздником людям так хочется верить в чудеса, что они вполне способны в это поверить. А потом он просит у них «кое-какую безделицу» взамен, они соглашаются, и он забирает их душу. Он искусный ловец. Поэтому его и зовут Рыбаком.
Альф молчал.
- Знаешь, когда я поняла, что мне уже сорок пять, а мужа – такого, как хотела - я так и не нашла, я перед каждым Рождеством думала: если бы я повстречала Рыбака, я бы продала ему душу. Зачем она мне? В Царство небесное я не верю. Мы просто умираем, вот что я думаю. Гнием. А взамен я бы попросила ребенка и мужа. Хороших. Настоящих. Таких, каких я всегда мечтала иметь. И вот теперь он снова пришел, а мне уже поздно думать о таких вещах.
«Может, она пьяна?» – подумал Альф.
- Если он исполняет желания, почему происходят преступления? – он попытался все же ухватить нить ее путаного рассказа.
- Первые дни без души люди мучаются. Так сказал мне отец. Становятся грубыми, жестокими, способны сделать всякие плохие вещи. А потом привыкают. Я тогда ему поверила, потому что сама видела, что было с людьми. Если ты спросишь стариков, они тебе то же самое расскажут, что и я.
- Слушай, Тильда…
- Помолчи. Я не сумасшедшая. Если ты найдешь тому, что творится в городе, другое объяснение – пожалуйста. Но я просто хочу тебе сказать – не трать силы. Тут нечего расследовать. В рождественскую ночь все закончится. Все существа уберутся восвояси – не знаю уж, куда – люди успокоятся, и преступления прекратятся.
- А души к ним вернутся? К этим людям?
Тильда покачала головой, улыбаясь.
- Нет, конечно. Они совершили свой обмен.
- И как найти этого… рыбака? – стараясь, чтобы голос не звучал издевательски, спросил Альф.
- Ты что, арестовать его собрался? Я не знаю. Обычно он сам всех находит, - она подождала ответа, но Альф молчал.
Какой странный, какой глупый разговор.
Она поняла, что он думает об этом, и лицо ее стало неподвижным, холодным - и правда Снежная Королева.
- Спокойной ночи, Альф, - Тильда поднялась со скамейки. Альф смотрел ей вслед – но снег валил так, что она исчезла почти сразу.
Ночью Альфу приснились руины. Какой-то холодный длинный лабиринт, затянутый льдом, и он оскальзывался в нем, как на катке, а коридор все поворачивал и поворачивал и никак не кончался, и проснулся Альф совершенно разбитым – будто и правда падал куда-то всю ночь. Едва проснувшись, сквозь сон, он подумал: если Тильда бредит, как объяснить все эти странности? А если нет… нет-нет. Такого и быть не может.
Но с другой стороны… Олле внезапно научился петь, к Имельде приедут долгожданные родственники, жена конюха ждет ребенка, тот мужик выиграл на скачках, а Ханс Хольмгрен, например…
Альф испугался так, что проснулся мгновенно, в одну секунду, и ему показалось, что его изношенное сердце сейчас лопнет.
Ханс. Он изменился. Он стал обаятельным, общительным, красивым весельчаком, а если верить Тильде, это значит, что…
Альф выпутался из одеяла, торопливо оделся, потом понял, что сейчас еще ночь, разделся, лег обратно, и до утра так и не смог заснуть.
***
Был сочельник.
Зайдя утром на работу, Альф услышал голоса из общего зала.
- А я и не замечал, какой классный парень этот тихоня. Кофе сегодня, вон, на всех принес. Я думал, он как Линдберг. Два сапога пара, - тихо говорил молоденький патрульный.
- Я тоже не замечала, что он такой классный. Симпатяга, - мечтательно сказала Бригитта. – Странно, раньше он мне казался некрасивым.
При виде Линдберга все испуганно замолчали и вернулись к делам.
Альф зашел в свой кабинет. Подошел к столу Хольмгрена, медленно, едва отрывая ноги от пола.
- Ханс, - позвал он. Ему вдруг стало страшно. Не тогда, когда он говорил с Тильдой, а сейчас, когда он смотрел на склоненную голову стажера. «У него такие светлые волосы, - вдруг подумал он. – Такие же, как у меня. Что я к нему пристал, в самом деле?».
«Два сапога пара», - сказал патрульный.
- Ханс. Слышишь меня?
- Конечно, - тот вскинул голову и заулыбался. – Я всегда тебя слушаю. Ты же мой босс.
Еще вчера Ханс бы не ответил – просто кивнул бы или приподнял брови, показывая, что слушает.
Альфу захотелось ударить его лицом об стол.
- Ханс, - он сел рядом на стул, заглянул ему в лицо, и зачем-то сказал: - Хватит меня разыгрывать.
- Я бы никогда не стал тебя разыгрывать, - ослепительно улыбнулся тот, и теперь Альф окончательно понял - это не его улыбка. За этой улыбкой ничего нет. Он ничего не чувствует.
Альф встал.
Последняя проверка.
- Ханс, - ровным тоном сказал он. – Хочешь поехать со мной на вызов?
- Конечно, Альф, - кивнул тот, встал и выжидательно замер посреди кабинета. – Пошли?
***
Весь день Ханс ходил за Альфом, как пришитый. Всем свидетелям он сразу нравился, все улыбались ему, он улыбался в ответ, а Альф мрачнел и мрачнел. Рыбак дарит подарок. Он заговаривает зубы. Ханс вчера ушел с работы в ужасном настроении. Хлопнул дверью. Он был легкой мишенью. Это Альф его до этого довел. Надо было вчера взять его с собой, и все бы было хорошо.
От злости на себя и на все вокруг Альф наорал на Ханса за ерунду, он ждал, что тот, как обычно, нахмурится, сожмет зубы и будет молчать, но тот улыбался и повторял:
- Конечно, Альф. Я понимаю. Я еще недостаточно профессионален. Извини. Я виноват. Правда виноват.
Они вместе вернулись в управление. Конечно, никого там уже не было – несколько часов осталось до Рождества.
- Здорово украсили зал, правда? – краем рта улыбнулся Ханс. – С наступающим Рождеством, Альф.
Альф упал на стул посреди зала, чувствуя себя сгорбленным столетним старцем.
- Все в порядке? – заволновался Ханс.
За окнами валил снег. Альф смотрел, как сумерки проглатывают Ньёберн, и город из заснеженного, серебристо-бледного превращается в разноцветный, яркий, украшенный, как елка.
- Ах ты дебил, - безнадежно сказал Альф. – Где ты его встретил?
- Кого? – простодушно улыбнулся Ханс.
- Рыбака. С которым ты торговался. Позавчера.
- Не знаю, о чем ты, - нахмурил брови Ханс.
Альф сильно потер лицо.
- Пошли, - он кивнул Хансу в сторону двери.
И тот послушно пошел за ним.
***
Они шли по улицам, и Альфу казалось, что он изгнан, и никогда больше ничего хорошего с ним не случится. И еще он так подставил этого парня. Одно дело – доводить его насчет кофе и документов, а другое – знать, что…
Вдвоем они бесцельно бродили по центру, среди кондитерских, среди ярко освещенных магазинов, в толпе веселых, нарядных людей, и Альф готов был поспорить – в этот сочельник у него самая мрачная рожа во всем городе.
Вдруг Рыбак подойдет и к нему? Уж тогда он найдет, что ему сказать.
Но, конечно, к ним никто не подошел.
- А куда мы идем? – весело поинтересовался Ханс.
Альф притормозил.
- Ханс. Ты ведь хочешь, чтоб я к тебе хорошо относился?
- Очень хочу.
- Тогда ни о чем не спрашивай. Усек?
- Усек, - с готовностью кивнул Ханс.
Так они дошли до Икеи. Она еще не закрылась – на парковке было полно машин. А дальше начинался лес.
«В Швеции много лесов», - сказала Тильда.
Что ж, проверим.
***
Над лесом висела луна – огромное, размытое пятно. Луна сияла странным фосфоресцирующим цветом, под которым весь пейзаж казался бледным, монохромным, как на японских гравюрах. Деревья тянули свои тонкие, будто нарисованные тушью ветки к небу, занавешенному бледными пухлыми тучами. Снег блестел мелкими переливчатыми искрами, он был плотный, подмерзший, Альф тут же провалился в него, и теперь джинсы намокли по колено.
Сначала лес был совсем светлым от фонарей и автотрассы, но постепенно становился гуще, тише. Один раз Альфу показалось, будто что-то мелькнуло за деревьями, - может, заяц. Конечно, ничего они не найдут, но надо хоть попытаться. Он должен попытаться. Иначе это будет самое ужасное Рождество в его жизни.
- И куда мы тащимся? – вдруг спросил Ханс злым, незнакомым голосом.
Альф повернулся.
Глаза у Ханса были холодными, как лед. Раньше даже его злость выглядела не так.
«Исполнение желаний – а потом злость без всякой причины», - сказала Тильда.
- Все в порядке, - сказал Альф. – Потом объясню.
- Ах, потом? Знаешь, что. Мне надоело, - он выплевывал слова так, будто они жгут ему горло. - Ты достал меня, понимаешь? Я все делал, чтоб ты меня заметил. Меня распределили из академию в эту дыру, я никого не знаю в этом чертовом городе, я вкалывал как мог, а ты ко мне относился, как... Я все делал. Я хотел быть как ты.
- Никто не хочет быть как я. Я старый, замотанный инспектор из самого Богом забытого угла Швеции. Ханс, слушай…
Но вместо того, чтобы слушать, Ханс ударил его по лицу.
Удар получился вполсилы, да и падать на снег было мягко, но в глазах у Ханса было такое злобное, страшное выражение, что Альф невольно нащупал пистолет. Нет, конечно, он не будет стрелять, но так будет спокойнее. Хорошо, что у Ханса нет с собой оружия.
- Послушай меня. Я хочу тебе помочь. Успокойся. Успокойся, слышишь, Ханс, послушай меня, - лежа спиной на снегу, повторял Альф. Тот, тяжело дыша, смотрел на него. Он казался очень высоким на фоне совершенно белого леса.
А потом что-то хрустнуло за деревом, и Ханс обернулся.
Продолжение тут: livniggle.diary.ru/p183401236.htm
@темы: Сказки
-
-
11.12.2012 в 11:00вот сейчас закончу работу и первым делом всё читать! *_*
-
-
11.12.2012 в 11:03-
-
11.12.2012 в 12:43Спасибо! А почему именно Швеция?
-
-
11.12.2012 в 12:46Ура, мне просто страшно приятно!!!
А про Швецию очень просто - это на самом деле сказка по мотивам британского сериала Воландер, который они сняли про шведскую полицию)))))))))))))
И еще раз:
-
-
11.12.2012 в 13:10От такого обилия прекрасного у меня просто кровь носом, янимагу.
вот от ваших клипов такое же было ощущение))))
aww....happy mama tears =)
сказка по мотивам британского сериала Воландер, который они сняли про шведскую полицию
ахаха бритааанцы =) молодцы какие. даешь интернациональность!
-
-
11.12.2012 в 13:43мне так нравится! Я его бережно храню в закладках, когда настроение не очень, перечитываю. Спасибо еще раз!
-
-
11.12.2012 в 14:25danaRia, Тебе спасибо, дорогая))))))
-
-
17.12.2012 в 07:17было жутко интересно читать!
-
-
17.12.2012 в 09:18-
-
29.12.2012 в 22:10-
-
30.12.2012 в 08:50-
-
30.12.2012 в 08:51-
-
31.12.2016 в 06:01-
-
31.12.2016 в 12:38-
-
01.01.2017 в 13:52