I'm still standing (c)
by danaRia
Глава 13, часть 1
Весь мир — театр.
В нем женщины, мужчины — все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
«Как вам это понравится»
В нем женщины, мужчины — все актеры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
«Как вам это понравится»
читать дальше
***
В конференц-зале воздух был мертвым и прохладным, лишенным запахов.
Хауэлл отпил воды и огляделся. Десять мужчин в похожих темных костюмах сидели вокруг круглого стола, посматривая друг на друга, пытаясь прощупать настроение остальных. Каждому из них сегодня вечером придется отчитываться перед своими властями. Советовать. Убеждать. Уговаривать. Отговаривать.
Десять обеспокоенных, недоверчивых лиц.
Хауэлл поднял взгляд на Эммерсона, сидевшего напротив. Тот с рассеянным видом перекладывал бумаги, лежавшие перед ним, иногда вскидывая короткие вопросительные взгляды на соседей. Вид у него был разбитый. Он приехал рано утром и сразу из самолета отправился сюда.
В полированной столешнице мутно отражались лампы. Окна были наглухо затянуты темно-красными штроами. Кондиционер шумел убаюкивающе и тихо.
Хауэлл выдохнул и понял, что чувствует себя странно. Он вроде бы был сосредоточен до предела – но только не на том, на чем нужно.
Вместо того, чтобы планировать выступление, он повторял и повторял про себя письмо Карла.
***
Айрис показала ему письмо утром, как только он приехал на работу.
- Пришло на почтовый ящик Элиота, - сказала она, глядя на него странным взглядом, напряженным и подозрительным, - и скоро он понял, почему. Когда он прочел письмо, ему захотелось посмотреть так же на всех вокруг.
Странное послание. Вроде бы такое мирное – и такое угрожающее. Почему этот Карл назначил встречу в музее? И зачем он подчеркнул, что встреча пройдет тихо? Явно для того, чтоб МИ-6 не вздумала закрыть музей, оцепить территорию.
И что самое страшное – даже понимая, что фразе «Все пройдет тихо» верить нельзя, Хауэлл бы не смог за такой короткий срок закрыть музей для посетителей. Для этого руководство МИ-6 должно было послать приказ руководству музея. Такой приказ Хауэллу никто бы не подписал. Для этого нужны были очень серьезные причины, и операция должна была быть официальной.
Никто бы не подписал разрешение, узнав, что центральный участник подозревался в международном терроризме (и, положа руку на сердце, Хауэлл был не уверен, что теперь эти обвинения можно с него снять).
Музей Виктории и Альберта – огромное здание, самая большая в мире коллекция декоративно-прикладного искусства – а Карл даже примерно не указал место встречи. Как обеспечить безопасность такого количества людей?
Все надо держать под контролем, все оцепить. Все входы и выходы. Но незаметно, чтобы не светиться и не пугать посетителей. Хауэлл уже распорядился привлечь все доступные силы МИ-6 – но рук все равно не хватало. А как поставить прослушку на такой территории? Хорошо хоть камеры есть во всех музейных помещениях.
И тогда тут же возникал другой вопрос.
Почему Карл назначил встречу там, где охрана гарантированно следит за всем, что происходит?
***
Председатель собрания открыл встречу. Начал выступать усталый министр обороны Канады, - но Хауэлл никак не мог сосредоточиться.
Краем уха он слушал выступающих, старательно изображая интерес – хотя на самом деле все они перечисляли то, что он и так знал. Он явно был здесь единственным, у кого есть новая, неучтенная информация, так что он просто терпеливо ждал своей очереди.
И он снова невольно начал думать о музее.
Главное, чего он не мог понять – почему этот Карл позвал их всех?
Да и вообще - кто мог знать, например, что они подключили к делу Стива, только что вышедшего из больницы?
Этому было только одно разумное объяснение.
Один из тех, кто вчера сидел на совещании в его кабинете – предатель. И Хауэлл вдруг со сжавшимся сердцем подумал – хорошо, если предатель только один. Это уже будет неплохой результат.
Ситуация была патовая – раз все шесть имен упоминались в письме, кто-то из них точно замешан. А раз кто-то из них замешан, лучше всего отстранить их всех от участия. Но отстранить их невозможно, потому что их присутствия попросил Карл.
Патовые ситуации всегда виртуозно устраивал Фостер, и Хауэлл уже в пятидесятый раз за утро пожалел, что поверил ему.
А самое неприятное заключалось в том, что там упоминалось имя Хауэлла, и теперь он даже не мог показать никому письмо – оно бросало тень подозрения на него самого.
«Кто-то из вас помог случайно, кто-то специально», - написал Карл.
Вопрос только в том, кто есть кто.
Это было одно из самых неприятных дел за всю карьеру Хауэлла. Какое-то очень скользкое. Ни за что не ухватишься. Скользкое, темное и личное. В конце концов, первого предателя – Стива – он нашел прямо в своем отделе.
И где гарантия, что он там был единственным?
Вот это и было здесь самым страшным – он никому больше не верил. Даже Айрис. А он ведь в какой-то момент начал ее подозревать. Надо было тогда задержаться на этих мыслях подольше. Не дать личным симпатиям влиять на себя.
Советоваться с Айрис насчет письма Карла Тристрам не стал – вдруг посоветует ему что-нибудь, что выгодно ее хозяевам. Нельзя ей верить.
«Милая Айрис», - назвал ее Карл.
Господи, хоть бы все это скорее кончилось.
Второй в это утро неприятный сюрприз ожидал его сразу вслед за письмом.
Айрис молча внесла в кабинет свежий номер «Сан» - этой развеселой газетенки, сотрудников которой месяц назад арестовали за незаконные способы сбора новостей.
Сотрудников-то арестовали, но дело их явно жило.
Раздел социальных и политических новостей традиционно располагался на второй странице, между броской передовицей (которая сегодня сообщала, что фотографии толстых женщин в бикини стали в Интернете хитом) и знаменитой Страницей Номер Три, где каждый день с семидесятого года печатали фотографии моделей с обнаженной грудью. Угрюмо игнорируя взглядом и необъятные бикини, и полуголую плоскую брюнетку, Хауэлл быстро пробежал взглядом новости.
То, что увидела там Айрис, Хауэлл нашел не сразу.
В небольшой статье «Мы на страже» говорилось следующее:
«А теперь о том, что касается популярного в последние дни «Дела «Бич Бойз». МИ-6, при помощи специалистов из других разведок, организует сегодня масштабную антитеррористическую операцию в центре Лондона. Корреспондент «Сан» будет держать вас в курсе».
Хауэлл потер лоб.
Ребята из «Сан» всегда отличались излишней резвостью и уже несколько раз ухитрялись откуда-то получать закрытую информацию МИ-6.
Но в этот раз они были не вовремя как никогда.
Видимо, мало они получили месяц назад. Опять за свое. На этот раз Хауэлл все-таки позвонил в пресс-службу – но, конечно, выяснилось, что никакой информации они газетам не давали. Тогда откуда…
И главное, музей – не то место, куда можно закрыть доступ для журналистов. Там имеет право находиться каждый. Не запретишь.
Ладно, если около музея будет ошиваться какой-нибудь орел из «Сан», Хауэлл найдет, что ему сказать. Пусть только попробуют сунуться под руку.
Но кто вообще мог им рассказать об операции? И главное, зачем?
У Хауэлла было ощущение, что его тянут куда-то на веревочке, что он делает не то, что хочет сам, а то, чего хочет кто-то другой, кто-то, кто с самого начала понимал все, что происходит.
Итак, преступник как минимум один из них: Майк, Айрис, Элиот, Дадли, Стив.
Хауэлл все перекладывал в голове их имена, пока ехал на совещание, пока отдавал распоряжения перед операцией. Он начинал сильнее подозревать то одного, то другого, а потом понял: вообще всё об этом деле он знал только со слов этих пятерых. Только от них он узнал, что вообще существуют Бич Бойз.
Уж слишком организованную работу они провели. Так что шпион, скорее всего, не один.
Двое.
Трое.
Возможно, все пятеро.
Стив мог соврать о чем угодно. Слишком уж легко они его взяли. Возможно, он ранил себя специально, зная, что не убьет - чтобы отвести от себя подозрения.
А если Айрис помогает Стиву? Слишком уж они спелись в последнее время.
К тому же это она нашла Майка Фостера. Возможно, он ее коллега и она подсунула его МИ-6. Очень изящно.
Насчет Элиота Фостера… То, что он ядовитая гадина, понятно невооруженным глазом. А ведь он почти убедил Хауэлла в обратном. Но, что бы сейчас ни происходило, у этой дивы там явно главная роль.
Дадли Джонсон – просто тупой телохранитель, который делает то, что прикажет хозяин.
Отличная команда.
- И как вы объясните это письмо? – спросил Хауэлл у не в меру задумчивого Фостера, когда утром тот приехал отдавать ему контракт. Контракт Хауэлл тут же внимательно прочел, - но даже он теперь не занимал его так, как письмо Карла.
- Не знаю, - ответил Элиот, но что-то тон его показался Хауэллу неискренним. Врет. Теперь он наконец перестал улыбаться этой своей улыбочкой, и Тристрам не мог понять – то ли это знак того, что он серьезно все это воспринял и удивлен не меньше него, то ли он просто в очередной раз ломает комедию.
Элиот задумчиво посмотрел на контракт и чуть прижал его ладонью к столу.
- Знаете, я теперь уже не уверен, что вам можно верить, - не убирая руку с контракта, сказал Фостер. - Я всегда ценил ваш ум, Тристрам. Если вы все-таки замешаны и помогаете Бич Бойз, поздравляю. Отлично сработано.
Брат и телохранитель Фостера в это время с напряженными лицами стояли у него за спиной.
- На всякий случай предупреждаю, - продолжал Элиот. – Если вы собираетесь сейчас скрыться с контрактом, я снял с него копию. Хотя знаете, Тристрам, это был бы неплохой план – выманить у меня контракт, а потом кинуть.
- Я даже не знал о его существовании. Вы сами мне предложили его отдать, – пробормотал Хауэлл. – Может, это тоже было неспроста?
Элиот бросил на него высокомерный взгляд.
- Если бы это был я, я придумал бы план получше, - он наконец неохотно убрал руку с контракта. - Увидимся днем. Приезжайте прямо к музею. Если не появитесь, буду знать, что зря вам доверял.
И он еще говорит о доверии.
Смешно.
Тогда Хауэлл подумал даже, что не стоит идти на поводу у Фостера и обнародовать контракт – мало ли почему Элиот этого хочет – но теперь, сидя на совещания и слушая, как все уныло докладывают о том, что считают целесообразными самые строгие действия в отношении Ирана, он передумал. Нет. Разобраться в мотивах Элиота и посадить его за решетку он успеет всегда.
А пока надо выручать Иран.
Подходила его очередь, и Хауэлл титаническим усилием воли заставил себя выбросить из головы Музей Виктории и Альберта и сосредоточиться на проблемах Ирана.
Наконец председатель собрания сказал:
- Слово предоставляется Тристраму Хауэллу, главе отдела ближневосточной разведки Великобритании.
Тристрам встал.
- Господа, - начал он. – У меня есть информация, которая могла бы изменить ход нашего совещания. Думаю, многие из вас уже слышали о неизвестной группе, которую пресса называет Бич Бойз.
Добрая половина присутствующих закивали.
Ладно, была ни была. В этом раунде он ставит на Фостера. Делать нечего.
- У нас есть информация, что, какими бы ни были их цели, эти люди каким-то образом действительно подстроили Иранский конфликт. Сейчас мы привлекли все силы, чтобы стабилизировать ситуацию. Революция вчера пошла на убыль, - думаю, вы уже это знаете. Отчасти это заслуга британской разведки. Мы наняли для этого лучших специалистов.
Хауэлл понял, что все слушают его очень внимательно, и вдруг как-то разом успокоился.
- Я понимаю, что решение о вводе войск уже практически принято на высшем уровне – но в наших силах сделать все возможное, чтобы не довести его до реализации. У меня есть документ, который может изменить ваше решение, - он слабо улыбнулся. – Это заключенный небольшой группой членов иранского правительства контракт на поставку оружейного урана.
Внимание, с которым слушали Хауэлла, подскочило еще процентов на двадцать.
- Думаю, все мы понимаем, что ввод войск – не лучшее решение, сопряженное с массой проблем. Но теперь возможно без него обойтись.
И Хауэлл пересказал, почему не надо этого делать, думая о том, что говорит один в один словами Элиота Фостера.
Если бы кто-то сказал ему об этом неделю назад, он бы рассмеялся этому человеку в лицо.
Он рассказывал, что на Иран надо воздействовать мирно, а то они могут привести свою бомбу в исполнение, просто как жест агрессии, потому что загнаны в угол. Что сейчас можно и нужно добиться того, чтобы Иран разоружили, ввели эмбарго на нефть, пока не одумается, чтобы у них изъяли уран и закрыли заводы – но не вводили войска. Что цели злоумышленников, известных как Бич Бойз, пока неизвестны, но понятно одно – война им на руку. Что не все в иранском правительстве знают о ядерной военной программе. Что народ Ирана уже почти успокоился, и теперь ни в коем случае нельзя вводить войска, чтобы не спровоцировать новую волну выступлений. Что эта война, по большому счету, не выгодна никому. Что Россия и Китай настроены очень серьезно и в случае ввода войск немедленно ответят, поддержав правящий режим, и тогда фактически придется воевать еще и с ними. Хауэлл даже дошел до того, что сказал: их всех сейчас ведут, как крыс, неизвестные крысоловы (в зале кто-то нахмурился, кто-то приподнял брови, Эммерсон хмыкнул) – и они должны быть умнее, должны принимать взвешенные решения, сохранять самообладание и достоинство. Насилие над Ираном не решает в данном случае ничего. Нужно прекратить это, пока не стало слишком поздно.
- Все мы, - он обвел взглядом остальных, чувствуя себя в эту секунду почти всесильным. – Должны повлиять на свои правительства, не дать им принять это смертоносное решение. Мы должны действовать словом, убеждением, экономическим давлением – но не дать Ирану встать на путь войны. Это причинит огромные разрушения. Все мы это понимаем. Иногда надо любой ценой идти вперед. Иногда надо остановиться. Нас искусственно подтолкнули к этому решению, и теперь мы должны затормозить, пока не переломали себе ноги.
Он обвел взглядом зал. Все молчали – как зрители в театре.
- Я сделал копии контракта для вас всех, - он передал копии по залу. Все тут же вцепились в них взглядом. Он сделал широкий жест рукой. Господи, он же никогда не был таким позером. Находиться рядом с Фостером определенно вредно. – Ознакомьтесь. Я почти уверен: мы все действительно втянуты в провокацию. Давайте остановим ее. Вместе.
Он открыл было рот, чтобы продолжить, но вдруг понял, что не знает, что еще сказать – будто красноречие внезапно оставило его.
Тристрам замолчал и сел.
Все ждали, и Хауэлл сразу понял, чего именно. Того же, чего обычно.
Они ждали, когда выскажется представитель США - как звери, которые пропускают льва вперед.
Эммерсон с минуту барабанил пальцами по столу. Потом медленно выдохнул и посмотрел на Хауэлла так, будто они заодно.
Они всегда были соперниками, но сейчас Хауэлл почувствовал странное единение с этим лысоватым невысоким человечком.
Если его поддержит Эммерсон, больше можно не бояться.
Эммерсон снял очки и задумчиво протер белоснежным платком. Еще раз посмотрел на подписи в контракте.
Потом надел очки обратно.
- Я думаю, мистер Хауэлл прав, - сказал он наконец. – Новости, которые он нам принес, местами довольно неожиданные, - но это все очень похоже на правду. Постепенно мы разберемся, в чем дело. Я голосую против ввода войск.
Он приподнял свои бледные пухлые пальцы.
- Кто еще? – коротко спросил он, и на всех подобных совещаниях, когда Эммерсон это говорил, все остальные старались тут же поднять руку.
Так случилось и на этот раз.
Франция. Италия. Великобритания в лице Хауэлла и заместителя министра иностранных дел. Тот бросил на Тристрама короткий раздраженный взгляд, но все равно проголосовал. Дескать, опять ты, старый урод, скрыл от нас информацию.
Германия. Австрия. Канада.
- Единогласно, - спокойно сказал Эммерсон. Он еще раз задумчиво посмотрел в контракт, кивнул, и коротко улыбнулся Хауэллу.
Хауэлл обвел взглядом зал. Здесь десять человек. Кто из них проголосовал, потому что он и Эммерсон убедили их, а кто был среди тех, кого вчера убедил Элиот?
Но он решил не волноваться. Самое главное он сделал.
И все-таки Фостер молодец. В кои веки поставил свой талант на службу хорошему делу. Хауэлл вдруг остро пожалел, что не он нашел его. Если бы ему дали этого Элиота пять лет назад, он бы сделал из него своего лучшего агента.
Но что уж теперь говорить.
После совещания Хауэлл хотел было тут же скрыться – его мыслями снова владел музей декоративно-прикладного искусства – но в коридоре его перехватил Эммерсон.
- Поздравляю, Тристрам, - негромко сказал он. – Очень убедительно. Мои ребята доложили, что у вас там работа кипит круглыми сутками. Кстати, по поводу военных заводов мои ничего не узнали.
- Мои тоже, - покачал головой Тристрам. Ему было приятно, что Эммерсон так добродушно настроен. Джонсон был прав, когда говорил, что разведки не умеют работать вместе. Если удастся установить доверительные отношения с ФБР, это будет бесценно, - и за это тоже надо сказать спасибо Элиоту Фостеру.
- Поздравляю, - повторил Эммерсон.
Хауэлл кивнул и не удержался. Сейчас отличный момент, чтобы наладить близкий контакт. То, что он пытался сделать уже много лет.
К тому же ему отчаянно нужны были люди.
- Мы днем проводим операцию, призванную задержать человека из Бич Бойз. Не хотите присоединиться? Вашей группе я приказы такого уровня отдавать не могу, а лишние руки нам не помешают.
- С удовольствием, - улыбнулся Эммерсон. – А в чем суть операции?
***
- И что ты насчет всего этого думаешь? – решился наконец спросить Майк. Он все утро ждал, когда хоть кто-то пояснит ему, что происходит – но так и не дождался.
На лице Элиота не было написано ничего. На сегодня он явно избрал тактику полного игнорирования всего вокруг. Как будто заперся у себя в голове и закрыл дверь на ключ.
В сочетании с Дадли вид Элиота казался уж совсем угнетающим. Два совершенно ничего не выражающих лица. Раньше Майк, находясь рядом с ними, всегда чувствовал себя так, будто даже его присутствие не мешает им молча разговаривать – но сейчас в эфире было тихо, будто кто-то заглушил радиоволну.
Утром, когда Дадли вышел на кухню, Элиот сразу показал ему письмо. Дадли поднял на него угрюмый, сумрачный взгляд, кивнул и ушел, с таким видом, будто камень у него на душе стал тяжелее еще килограмм на десять.
Когда Элиот поехал отдавать Хауэллу контракт, Дадли, конечно, пошел за ним, а Майк увязался следом.
- А где же ваш Стив? – дружелюбно и натянуто спросил Элиот у Хауэлла. Тот сегодня облачился в дорогой темно-серый костюм – видимо, ради совещания.
- Дома, конечно, - пожал плечами Хауэлл, вглядываясь ему в лицо так, будто надеялся разгадать там секретный код. – Если вы забыли, он ранен.
- Очень вовремя, вам не кажется? Раз он ранен, он не на работе, значит, вы не можете контролировать его передвижения. Он может делать что угодно. А он в письме тоже упоминается.
Хауэлл помрачнел и потянулся к телефону.
- Айрис? – сухо сказал он. – Вызови Стива. Зачем? Просто так. Пусть сидит здесь до четырех.
***
До встречи оставалось еще много времени. Майк думал, что они вернутся к нему домой, но, усевшись в такси, Элиот коротко произнес:
- В Кенсингтон. К Музею Виктории и Альберта.
Выйдя из такси, Элиот, запрокинув голову, долго смотрел на высоченное здание музея. Оно всегда казалось Майку таким странным – что-то среднее между пагодой, католическим собором и фотографиями советского метро, которые он когда-то видел в книге.
Солнце припекало, по лондонским меркам стояла жара, - но у Майка за последние недели представления о слове «жарко» явно изменились.
Элиот уселся на скамейку в сквере напротив входа. Дадли и Майк устроились с двух сторон от него.
- Надо посидеть и подумать, - отрывисто произнес Элиот. – И вот это – лучшее место. Не мешайте. Если что-то заметите – молодцы.
И замолчал. У него было такое лицо, будто он играет в шахматы с самим собой и никак не может выиграть.
Майк попытался тоже посидеть и подумать, но мысли путались, все было слишком сложно. Единственное, что он понимал точно: больше никто из них никому не доверяет. Почему-то пару секунд эта мысль казалась ему очень важной, но дело все равно никак не проясняла, и Майк забыл о ней.
Майк покосился на Элиота – тот будто примерз взглядом к зданию музея. Тогда он повернулся к Дадли.
Дадли нервничал. Что-то очень беспокоило его, и это была не обида, нет – как будто ему не давала покоя какая-то невыносимая тревога. Майк попытался из-за головы Элиота поймать его взгляд, но Дадли не обратил внимания.
Кто-нибудь другой, кто-нибудь более решительный, встал бы, подошел к Дадли, взял его за воротник и заставил рассказать, в чем дело. Но Майк понимал, что это ничего не даст. Если уж Элиот не смог его разговорить, Майку нечего и пытаться.
Он снова перевел взгляд на музей. Заметил перед зданием вагончик с мороженым и понял, что очень хочет есть.
- Сейчас приду, - сказал он.
Дадли тут же встал. Потом посмотрел на Элиота и сел обратно. На лице у него было смутное беспокойство, будто он никак не может что-то решить, и Майк вдруг понял: он почему-то следит за ними обоими, и сейчас не может решить, пойти с Майком или остаться с Элиотом. Взгляд у Дадли бегал, с ним совершенно явно что-то было не так, и до Майка наконец-то дошло: Дадли в чем-то подозревает Элиота, да и не его одного.
Майка он подозревает тоже.
- Киоск в пятнадцати метрах от нас, - сказал Майк, и сам поразился тому, как холодно звучит его голос. – Я все время буду на виду.
Дадли кивнул. Элиот, кажется, этого диалога даже не заметил. Он неподвижно сидел, глядя перед собой. Почему они сели именно здесь? Может, Элиот должен подать кому-то сигнал? Но Майк строго запретил себе думать об этом. Только нервы трепать.
Пусть будет, как будет.
Он дошел до киоска, провожаемый лихорадочным взглядом Дадли. Купил три порции мороженого и пришел обратно. Дадли взял свое и посмотрел на него так, будто Майк предложил ему цианид.
- Спасибо, - сказал Элиот, не глядя откусил от своей порции и начал задумчиво жевать.
Так прошло еще часа полтора. Майк успел изучить всех туристов, толпившихся перед музеем. Все автомобили на стоянке.
Потом он заметил, что несколько человек были совсем не похожи на туристов – с большими сумками, нервные и взвинченные, они бродили неподалеку, явно не зная, куда себя деть.
Какое-то время Майк наблюдал за ними.
- Кто это такие? – спросил Майк.
Молчание.
- Они тут уже давно, - настаивал Майк. – Может, это и есть… Те люди. Мы должны пойти и спросить, что им надо.
- Нет, - ответил наконец Дадли.
- Почему? – спросил Майк.
И, уже спросив, понял, почему.
Дадли после письма подозревает их всех. Он боится, что Майк подаст этим людям какой-то сигнал. Что он замешан.
- Дадли, я… - начал он и осекся. Что сказать? «Я не шпион»? Но это чертово письмо ясно говорило, что шпион – кто-то из шестерых, и как теперь хоть кому-то можно верить?
Единственный, в ком Майк был уверен – это Дадли.
Хотя…
Майк вспомнил, как Дадли обманывал его все первые дни после их встречи.
Как зачем-то сдался в разведку.
Как он вчера странно себя вел.
Как оттолкнул Элиота.
Нет. Дадли тоже лжец.
Ему тоже нельзя верить.
Никому нельзя.
И Майку постепенно тоже передалось это тяжелое, невыносимое беспокойство, явно мучившее Дадли. Что-то происходило вокруг него, но он ничего не понимал. Он попытался было мыслить логически, как всегда делал Элиот – но он был человеком внезапных озарений, ему тяжело давались сложные логические выводы – а уж если перед этой задачей, судя по его окаменевшему лицу, спасовал Элиот, то Майку можно даже не начинать.
Чтобы не дать этой тревоге лишить его последних остатков самообладания, Майк смотрел на белоснежный фасад музея, на башенки, упирающиеся в безоблачно-синее небо, на скульптуры, держащие крыльцо. Поглядывал он и на странных людей, и через какое-то время с облегчением и одновременно с беспокойством понял, кто это такие.
Это были журналисты.
Они посматривали по сторонам, переглядывались, выбирали место для съемки. В черных сумках оказались камеры. Они явно боялись, что МИ-6 им сейчас запретит снимать, и поэтому старались держаться в тени, делая вид, что непринужденно прогуливаются.
Но откуда они взялись здесь? Кто мог рассказать им о том, что здесь что-то произойдет?
Майк хотел было поделиться своим открытием, потом понял, что поделиться не с кем – оба его спутника явно не настроены были его слушать.
Журналисты оказались не единственными, кто следил за музеем – но это Майк заметил куда позже: те держались уж совсем незаметно. Вот та туристка с восточным лицом явно читает путеводитель слишком долго.
Где-то второй час.
Мужчина с газетой. Почему он так долго читает газету перед зданием музея?
А вот тот автомобиль, который притормозил час назад прямо рядом с ними? Майк заметил, что водитель из него так и не вышел.
Кто все эти люди? Агенты МИ-6, которые, так же, как и Элиот, ждут, когда что-нибудь произойдет?
ФБР?
Бич Бойз?
Чья-нибудь чужая разведка, которая прознала про операцию, и теперь тоже надеется за счет нее поживиться?
Люди Элиота, которых он нанял для завершения своего плана и которые теперь ждут от него сигнала?
Майк прикрыл глаза. Сердце у него вдруг сжалось так, будто кто-то со всей силы стиснул его в кулаке.
МИ-6. ФБР. Неизвестные люди около здания. Журналисты. Фантомный Карл. Все шестеро главных участников событий.
Все в одном месте.
Это же типичный план в стиле Элиота. Один в один. Собрать всех в одном месте, а потом стравить и заставить – в прямом или переносном смысле – перебить друг друга. Как он раньше не увидел?
Майк медленно перевел взгляд на него. Элиот пристально смотрел на здание. Он ведь отличный актер. Зря Майк забыл об этом.
А он ведь выглядел таким удивленным, когда получил утром письмо.
Ох, Элиот.
***
В половине четвертого приехал Хауэлл. Вслед за ним из той же машины вышли Стив и Айрис – видимо, он не отпускал их от себя ни на шаг.
Хауэлл подошел к скамейке и остановился перед Элиотом. Тот даже не поднял головы. Хауэлл протянул ему папку с контрактом.
И тогда Элиот наконец неспешно поднял взгляд.
- Спасибо, Тристрам, - неестественным голосом сказал он. Он как будто забыл, как надо улыбаться. – Я очень надеялся, что вы вернетесь. Как все прошло?
- Все прошло отлично. Элиот, - позвал Хауэлл, и с видимым усилием произнес. – Хочу сказать вам спасибо. Вы меня выручили. Не подведите меня и теперь, хорошо?
Элиот посмотрел на него долгим взглядом снизу вверх. Он так и сидел, засунув руки в карманы. Потом попытался сложить губы в улыбку, но почему-то у него не получилось.
- Не за что, Тристрам, - негромко произнес он. – Не за что.
***
С приездом Хауэлла народу вокруг сильно прибавилось. Потом Майк понял – тот привез с собой не только своих помощников, но и еще каких-то людей, человек пятнадцать. Те посматривали друг на друга с легкой, вежливой враждебностью, и Майк понял: а вот и объединенная команда специалистов из МИ-6 и ФБР.
Перед зданием толпилось столько туристов, что появление новых действующих лиц не выглядело странно.
Может, все эти мрачные люди в костюмах – просто такая экскурсия.
***
Усталый специалист из МИ-6 выдал им всем круглые черные коробочки, которые они прикрепили к пиджакам с внутренней стороны лацкана.
- Жучки, - сказал Хауэлл. – Расставить прослушку по всему музею мы не можем. Так мы услышим все разговоры с тем, кто придет – с кем бы из вас он ни заговорил.
Он по очереди внимательно посмотрел на каждого из них.
- Я предупреждаю, господа. Если мои люди услышат, что вы пытаетесь сказать что-то, закрыв динамик – а динамики очень чувствительные, они услышат – вы немедленно будете обвинены в пособничестве террористам. Не вздумайте. Что бы ни случилось, не закрывайте динамики. Мы должны слышать все.
Все нестройно покивали.
- С оружием музейная охрана нас не пропустит, так что постарайтесь до конфликта не доводить. Так, ладно… Вы уже заметили что-нибудь подозрительное? – спросил Хауэлл, продолжая стоять напротив Элиота.
Тот пожал плечами.
- Вокруг здания полно журналистов. Это вы их вызвали, чтобы осветить свою триумфальную операцию?
- Нет, - Хауэлл помрачнел. – Но я в курсе. Начала «Сан», к полудню еще несколько газет написали, что в центре Лондона будут брать Бич Бойз. Некоторые просто намекали, а некоторые говорили прямо вот этими словами. Откуда эти… - он выдохнул. – Это знают только те, кто получил письмо. Кто-то из нас шестерых. Этот человек предупредил журналистов.
- Они уже по-тихому начали снимать, - как ни в чем не бывало сказал Элиот.
- Вот как, - уронил Хауэлл.
- Ладно, - Элиот поднялся и оказался носом к носу с Хауэллом. Пару секунд они смотрели друг на друга - так, будто искренне сожалеют, что не могут друг другу доверять. Потом Элиот отвел глаза. – Без десяти четыре. Пойдемте.
И они взошли на крыльцо.
***
Айрис казалось, что она смотрит какой-то сон с запутанным сюжетом и без всякой логики.
Может, зря она поверила Стиву? Тот все утро был слишком задумчив. Еще до того, как она рассказала ему о письме. О чем он думает? И правда – как удобно, что он не может разговаривать…
Ей показалось, что Хауэлл переглянулся с Элиотом. Они просто посмотрели друг на друга или это был какой-то условный сигнал?
Элиот и Дадли были как два опасных, диковатых животных. Даже если Элиот помог Хауэллу от чистого сердца, она бы предпочла видеть его за решеткой.
А о чем думает Хауэлл? Почему не разговаривает больше с ней? Он просто подозревает ее или есть другая причина?
А Майк Фостер? Когда-то он казался ей таким невинным. Но теперь что-то такое появилось у него в лице… опасное. Он тоже не дурак. Не надо сбрасывать его со счетов.
Поднимаясь по нагретому крыльцу музея, все шестеро поглядывали друг на друга, боялись упустить любое движение.
Больше всего Айрис было страшно от того, что она больше на сто процентов не доверяла Хауэллу. Черт с ним, с Фостером и его компанией. Но недоверие к Хауэллу было невыносимым.
У него была возможность все это подстроить. Возможно, он просто использовал ее, их всех.
Господи, пожалуйста, пусть это окажется неправдой.
Но кому еще могла бы придти в голову мысль пригласить на эту встречу ее, Айрис? Для Элиота и его напарников она просто мебель. Они, скорее всего, даже не помнят ее имени. Пригласить ее мог либо Стив, либо Хауэлл.
Хауэлл был единственным человеком в ее жизни, которому она верила безоговорочно. Ради него она готова была сделать что угодно - но сейчас, вглядываясь в его лицо, такое знакомое, она понимала, что больше не верит ему.
И это было страшнее, чем Бич Бойз.
Возможно, это было самое ужасное, что могло с ней случиться.
***
В вестибюле туристы листали пухлые музейные путеводители, разворачивали карты. От солнца, падающего сквозь стеклянную крышу, мраморный пол казался теплым.
Они, будто странная, невеселая группа напряженных туристов, прилежно отстояли очередь за билетами.
Перед Майком стояли две крошечные японские девушки. Одна из них, в розовом, воздушном, как зефир, платье, держала в руке путеводитель, и Майк присмотрелся, чтобы понять, японский это язык или корейский – ему надо было на что-то отвлечься – а девушка обернулась и послала ему радостную, обнадеживающую улыбку.
Ее улыбка говорила: как чудесно, что мы все сегодня здесь, в Лондоне, в этом чудесном музее! – и Майк не посмел даже глазами ее разубеждать.
Он улыбнулся в ответ.
Хауэлл получил билеты на всех, будто они – школьники, которых он привел с собой, и Майк на секунду почувствовал к нему странную нежность – этот усталый, помятый человек с бесцветными волосами явно любил свою работу, а Майк всегда уважал преданность делу.
Майк оглядел балкончики, переходы, уводящие вдаль галереи. Как назло, этот музей был сложным, запутанным и огромным, как лабиринт, и догадаться, где именно будет ждать человек от Карла, было невозможно.
Пол здесь был шахматный, и Майк снова вспомнил про Алису.
Что он узнает на последних клетках своей доски?
- Просто пойдем вперед, - скомандовал Хауэлл. – Мои люди через камеры следят за всеми нашими передвижениями, все входы и выходы охраняются. Наше дело – просто дождаться этого человека. Действуем по обстановке.
В продолжение своей речи Хауэлл беспокойно посматривал на Элиота.
Потом, явно не сдержавшись, сказал:
- Имей в виду. Если что-то выкинешь…
Но, не закончив, просто махнул рукой. Элиот посмотрел на него с симпатией.
- Знаете, я верю, что это не вы.
- Спасибо, - устало отозвался Хауэлл.
***
Они шли по длинной галерее, вдоль колонн из пятнистого, как перепелиное яйцо, мрамора. В проемах дверей Майк выхватывал взглядом то старинный деревянный алтарь, то кимоно, то какое-нибудь платье с огромным подолом, расписанным птицами и драконами.
Элиот по сторонам не смотрел. Точнее, смотрел, но с другой целью – он изучал посетителей, взгляд его был таким скользящим, мягким и незаметным, что Майк, не зная его, даже не понял бы, как пристально он вглядывается в людей вокруг.
Глаз Майка был куда привычнее к музеям и старинным вещам, чем к разглядыванию толпы, и потому внимание его все время невольно съезжало на экспонаты. Монеты и вазы, костюм фрейлины, облачение епископа, хрусталь, кованые решетки. В одном из залов он снова заметил японских девушек из очереди. Они смотрели на какую-то вазу из богемского стекла так восхищенно, будто это – волшебный артефакт с Марса, который они видят первый и последний раз в жизни.
Майк все время посматривал на часы. Четыре. Пять минут пятого. Десять. Пятнадцать.
В четыре двадцать Элиот остановился посреди зала античной скульптуры, резко, будто напоролся в воздухе на стену.
- Нет, - раздраженно произнес он. – Не так. Он почему-то не показывается. Я уверен, что он здесь. Уверен. Не стоило городить все это, чтобы не явиться. В этом нет никакой логики. Мы должны разделиться, - он повел в воздухе рукой, в которой сжимал контракт: аккуратную папку из синего кожезаменителя.
- Нет, - отрезал Хауэлл.
- Тристрам, - страдающе выгнув брови, сказал Элиот. – Сейчас четыре двадцать. Мы должны что-то изменить в наших действиях. Мы что-то делаем не так.
- Элиот, - предостерегающе начал Хауэлл. Они остановились как раз напротив какой-то огромной каменной чаши, и со стороны наверняка казалось, что их дискуссия – как раз про нее.
- Камеры все равно засекут всех. Я не хочу вас подставить, я ничего такого не хочу, я просто должен понять, что не так, - продолжая сканировать взглядом толпу, проговорил Элиот.
Майк смотрел на него и думал – как же складно и убедительно он умеет врать.
За последнее время он так устал бояться, что теперь чувствовал только тусклое, серое любопытство – чем же это все кончится?
Хауэлл чуть поморщился. Потом уперся взглядом в каменную чашу - так, будто именно она была виновницей всех проблем.
- Хорошо. Расходимся по одному, - наконец сказал он. Возражений он явно не нашел.
Дадли тут же встал рядом с Элиотом – так, будто то, что он идет вместе с ним, подразумевается само собой.
Майк тоже притерся поближе к ним – ему не хотелось оставлять Элиота без присмотра.
Хауэлл посмотрел на них, и подозрительность в его взгляде за секунду скакнула с трех до девяти по десятибалльной шкале.
- Хорошо, - медленно сказал он. – Идите. А мы в другую сторону.
Элиот кивнул, развернулся и пошел к выходу.
***
Айрис посмотрела ему вслед. В целом все понятно. Элиот врет. Но что будет дальше?
- Послушайте, - сказал Хауэлл, оборачиваясь к ним, когда Элиот со своей свитой скрылся в соседнем зале. – Думаю, надо сделать так. Я пойду к выходу. Не спеша. Если кто-то захочет поговорить со мной, у него будет такая возможность. Я выйду на улицу и пойду к нашим, которые прослушивают сигналы с жучков, - он тронул лацкан своего пиджака. – Я хочу знать, что будет делать Фостер. А вы постарайтесь незаметно проследить за этой троицей. Если, конечно, у вас нет других планов.
Хауэлл пару секунд смотрел на них тяжелым выжидающим взглядом, будто всерьез ожидал, что они сейчас в чем-то повинятся. Потом развернулся и пошел к дверям. Айрис проводила взглядом его невысокую крепкую фигуру, удаляющуюся по мраморной галерее.
Потом он скрылся за поворотом, и она почувствовала какое-то странное сожаление. Пусть он мог оказаться врагом – ей все равно было куда спокойнее, когда он рядом.
Она повернулась к Стиву.
- Пойдем, - как можно тверже сказала она.
Айрис старалась не думать о том, как ей страшно оставаться с ним наедине – даже в переполненном музейном зале.
***
- Элиот. Кого ты подозреваешь? – спросил Майк на ходу, торопясь вслед за ним мимо каменных ангелов, мимо героических барельефов, мимо огромных щитов, развешанных на стенах.
Элиот покачал головой.
- Это как разобранный телевизор. Как ни складывай, все равно остаются лишние детали. Я чего-то не вижу. Чего-то очевидного. Здесь явно есть какой-то отвлекающий маневр. Знаешь, как в фокусе с монетой. На самом деле главное в фокусе – не монета. Все дело в ловкости твоих рук. Монета просто отвлекает внимание и, на самом деле, не имеет никакого значения. Но где монета в этом фокусе? Контракт? Может, им не нужен контракт? А что тогда нужно? Убить нас? Да снайпер мог бы тихо перебить нас по одному. Зачем вызывать? И, конечно, как ни печально, кто-то из наших друзей в разведке явно замешан. Но кто? – он шел все быстрее и быстрее, и вместе с этим все быстрее говорил – он всегда так делал, когда волновался.
Дадли размашисто шел за ними, не отставая ни на шаг.
Элиот сжимал зубы все сильнее.
Залы становились пустыннее. До средневековых деревянных скульптур и зала с медными блюдами, кажется, мало кто доходил.
Без двадцати пяти четыре.
Никто не подошел к ним.
И, скорее всего, никто и не должен был подходить.
И Майк не выдержал.
- Это твой план, да?
Элиот бросил на него такой взгляд, что на секунду Майк усомнился в своей теории.
- Это просто слишком… слишком похоже на тебя, - пробормотал он. – Журналисты. Шумиха. Все в одном месте.
- Вот именно, - раздельно произнес Элиот и потянул узел на галстуке. На Дадли он не обращал внимания, как будто его вообще не существует. Разговаривал только с Майком. – Слишком похож. Кто-то сделал сцену в этом спектакле ровно в моем стиле. И я хочу знать, кто.
- Но если это ловушка, зачем мы тогда туда… - начал Майк.
Элиот повернулся к нему, и пару шагов прошел спиной вперед.
- Знаешь, почему мои спектакли всегда удавались? Потому что у участников не было выбора. Никакого. Они шли туда, куда им указывали, - он быстро облизнул губы. - А теперь мы делаем то же самое.
***
В зале с огромным камином, который с видимым трудом поддерживали два пухлых мраморных купидона, они почему-то остановились.
Потом Майк понял: затормозил Дадли. Он положил руку Элиоту на плечо, заставляя его остановиться.
- Элиот, - тихо сказал он. Это было так неожиданно, как если бы заговорил купидон, державший камин. – Стой.
Элиот повернулся и скрестил руки на груди. Дадли продолжал его держать.
Дадли тяжело дышал, глядя на Элиота так, будто перед ним стоит что-то страшное.
Потом беспомощно опустил взгляд на свой пиджак, и Майк понял: он не может ничего сказать, потому что боится, что их услышит МИ-6.
- Не надо, - наконец выдавил Дадли. – Не надо этого делать.
Элиот внимательно присмотрелся. Он что-то увидел во взгляде Дадли, что-то, что заставило его нахмуриться, и лицо у него стало холодным, как мрамор.
- О, приятель. У тебя такой взгляд, - медленно сказал Элиот, и сделал шаг вперед, приближаясь ртом к его уху. – Будто ты меня ненавидишь. С того момента, как я появился. Как будто это очень неприятный сюрприз. Это на тебя не похоже.
Он говорил мягким, убаюкивающим голосом. Очень тихо, почти на ухо, и Майк вдруг понял, почему. Он надеялся, что динамик не настолько чувствителен, как сказал Хауэлл.
- Этому может быть только одно объяснение. Знаешь, какое? Моя появление сорвало тебе и кое-кому еще какие-то планы, правда?
Они посмотрели друг на друга враждебным взглядом.
- Скажи, что это неправда, - тихо сказал Элиот. - Скажи, что ты все еще со мной.
- Нет, - уронил Дадли. – Сейчас – нет.
Элиот медленно покивал сам себе. Потом чуть отклонился назад и головой врезал Дадли по носу.
Со стороны движение было таким коротким, что Майк едва заметил, - но, видимо, ударил он с такой силой, что Дадли отшатнулся.
Элиот вывернулся и бросился к двери.
Майк колебался всего секунду.
Он должен идти за ним. Дойти до последней клетки доски вместе с ним.
Элиот подождал, пока Майк вбежит за ним, закрыл дверь и припер ее стулом, стоящим неподалеку. Дадли бросился на дверь, но Элиот уже подтащил туда же скамейку и крепко подпер дверь.
Дадли двинул в дверь кулаком с такой силой, что та вздрогнула.
- Мать твою, прекрати, - он не кричал, просто хрипло бормотал, чуть не прижимаясь к двери. – Ты больной. Не делай этого. Не делай. Элиот. Не делай этого.
Элиот криво улыбнулся и подтащил к двери вторую скамейку.
Теперь открыть ее с другой стороны было невозможно.
- Вот так, - Элиот улыбнулся, и улыбка у него была как у мертвеца. – Один предатель временно обезврежен.
И Элиот пошел в следующий зал.
В глазах у него появилось что-то безумное.
Это была одна из самых дальних частей музея. Посетителей здесь больше не было.
Они с Элиотом окончательно остались одни.
- О черт, ну где же ты, Карл, - бормотал Элиот, нервно оглядываясь. – Ну давай. Вот контракт, - он как тигр прошелся вдоль кушеток эпохи короля Георга, помахивая контрактом в воздухе, - будто невидимый Карл может его видеть. – Я от всех оторвался. Приходи. Мы должны закончить. Давай же, я не верю, что ты не придешь.
- Может, он правда не придет? – спросил Майк.
И Элиот вдруг посмотрел на него странным, невыносимо странным взглядом.
- Может быть, - медленно произнес он, остановившимся взглядом глядя на Майка. – Пойдем, Майк. Мы осмотрели еще не всю экспозицию.
Элиот развернулся и, не оглядываясь, пошел прочь, все дальше.
Они свернули раз, другой, и оказались в небольшом зале.
Из него выхода больше не было. Все. Это был тупик. Сюда явно доходили только какие-нибудь чемпионы городской исторической олимпиады.
Зал был странный, заполненный причудливыми, не подходящими друг к другу скульптурами – будто их стащили сюда просто потому что некуда было больше девать. Холодно здесь было, как в саркофаге. Будто сам мрамор холодит воздух.
Элиот остановился посреди зала, рядом со статуей человека на коне, который размашистым движением втыкал копье в свернувшееся, как гусеница, маленькое чудовище.
Он постоял, разглядывая свои ботинки. Потом поднял глаза и посмотрел на Майка.
Майку стало нехорошо.
- Ну, говори, - негромко начал Элиот.
- Что говорить? – одними губами спросил Майк.
- Знаешь, я тут подумал… - Элиот неспешно прошелся вокруг статуи, делая вид, что очень внимательно ее разглядывает. - Зачем тебе этот контракт?
- В каком смысле?
Элиот коротко усмехнулся.
- Все ведет к тебе. Это ты, Майк, - он развел руками. - Я долго об этом думал. Единственный вариант, при котором сходится все, абсолютно все – если это ты.
Майк непонимающе смотрел на него.
А потом понял.
Элиот хочет его подставить. Он знает, что на них жучки. Он разыграет перед МИ-6 комедию, будто Майк во всем виноват.
Нет никакого Карла. Иначе он бы уже появился.
Нет никаких Бич Бойз.
Есть Элиот.
Вся эта картина пронеслась перед глазами Майка с такой ослепительной стройностью, что у него заболело в груди.
- Даже не думал, что у тебя такие актерские таланты, - неспешно продолжал Элиот. - Поздравляю.
Он положил папку с контрактом на скамейку, осторожно, будто приманку.
- Ты связан и с нами, и с МИ-6. Ты всегда появлялся в самый неожиданный момент. Ты что-то сделал с Дадли. Не знаю, что. Никто больше не мог бы на него повлиять. Он был мне верным другом много лет. Первый раз я заметил, что с ним что-то не так, когда мы с вами встретились на стройке, - не спеша рассказывал он, глядя не на Майка, а куда-то на копыта коня. - Потом он все страннее себя вел. Да, он молчун, но не настолько. Его что-то беспокоило, а на вопросы он не отвечал, - Элиот прошелся вокруг застывшего Майка, будто тот тоже был не более чем любопытной скульптурой. – А потом мы с вами разошлись в Тегеране. Приезжаю – а тут что? МИ-6 в курсе всего, а Дадли в тюрьме.
Он постоял молча, глядя на свои ботинки.
- Майк, я до последнего не подозревал тебя. До последнего. Но сейчас у меня нет других вариантов. Вот хотя бы сейчас. Я сказал: «Разделимся». Ты увязался за мной. Даже после того как я врезал Дадли. Тот Майк, которого я знал, остался бы спросить, не сломал ли я ему нос. А ты пошел за мной. Хватит притворяться. Я ничего тебе не сделаю. Бери контракт и вали отсюда, - он поднял папку со скамейки, протянул ему и наконец поднял глаза. Взгляд его был враждебным и холодным, как лед. Элиот никогда раньше так на него не смотрел. Ни разу. Никогда в жизни.
Майк папку не взял.
В зале было невыносимо тихо, невозможная, давящая на уши тишина, будто они оказались внутри куска мрамора.
- Но вот только я не понимаю, зачем все это было нужно. Как ни бьюсь. Не-по-ни-ма-ю.
Элиот подождал. Майк не ответил. Что он мог сказать?
Только что собственный брат подставил его.
Каждый раз, снова и снова, он начинал ему верить, и каждый раз оказывалось, что зря.
- И все же поздравляю, Майк, - негромко сказал Элиот. – Хорошо провернул операцию.
Он продолжал держать папку, стиснув ее так, что побелели пальцы, а Майк продолжал смотреть на нее, только бы не поднимать глаза на Элиота, не видеть, как его собственный брат его предает.
Элиот вдруг тихо засмеялся.
Но Майк не отвечал, и он смеялся все громче и громче, истерически, взахлеб, и Майк подумал: либо он безумен, либо у него просто в принципе нет сердца, либо он правда верит в то, что это Майк.
– Ты. Меня. Провел, - заливался Элиот. – Ты. Меня. Боже мой. И главное тебя я не подозревал. Единственного из всех. Думаю – это же Майк. Гоооосподи, надо было быть таким идиотом.
Он все не мог прекратить смеяться.
- Ты. Меня. Обманул. Поздравляяяяяю. Маааааайк.
Он опустился на скамейку, продолжая смеяться этим дробным, безумным смехом.
Майк сел напротив, на скамейку в углу зала. Чувствовал он себя так, будто сам постепенно превращается в кусок мрамора.
Майк был так занят созерцанием хохочущего в тишине Элиота, что не сразу понял: они не одни.
Он не увидел, просто почувствовал, что кто-то молча стоит в дверях.
У Майка похолодела спина.
Он медленно – шея не гнулась – обернулся.
В дверях, удобно облокотившись на притолоку, стоял человек с глазами ящерицы. Высокий, спокойный. Глаза и правда прозрачные, как у рептилии.
Тот самый человек, которого он видел на автобусной остановке.
Элиот тоже его заметил, и перестал смеяться мгновенно, будто ему заткнули рот. Пару секунд он переводил взгляд с одного на другого.
- Ого, - веско сказал Элиот. – Ну надо же. Пришел. Ты – человек от Карла. Это ты пришел за контрактом, - он снова перевел взгляд на Майка. - Вы заодно, так?
- Так, - согласно кивнул человек с глазами ящерицы. У него был приятный низкий голос.
«Что?!» - подумал Майк, а больше подумать ничего не успел, потому что человек неспешно запер дверь на ключ и пошел прямо к нему. У него что-то было в руке, Майк, ничего не понимая, инстинктивно дернулся в сторону, но тот аккуратным коротким движением залепил ему рот скотчем, который держал в руке, а потом наклонился и схватил его за руки. Майк был так поражен, что сначала даже не понял: гость надел на него наручники и защелкнул их на ножке скамейки. На все это ушло не больше пары секунд. Элиот быстро поднялся, но гость коротким успокаивающим жестом остановил его.
Майк в панике посмотрел на Элиота. Лицо его было смертельно серьезным – как будто это не он смеялся минуту назад. Майк увидел, что Элиот незаметным, коротким взглядом осмотрел потолок. Да, вот и камера. В углу. МИ-6 все увидит.
- Майк, помолчи пожалуйста, - ласково сказал человек, который пришел за контрактом. – Вечно ты высказываешься не вовремя.
И Майк вдруг понял, зачем он это сделал. Динамик. Люди из МИ-6 услышат слова Карла.
Но не услышат, что Майк молчит не потому, что его попросили, а потому что у него заклеен рот.
Тогда, получается, камеры не работают. Майк попытался взглядом показать это Элиоту, но тот на него больше не смотрел.
Он смотрел только на гостя.
- Присаживайся, Элиот, - гость, поддернув джинсы на коленях, сел на скамейку посреди зала и пригласил Элиота сесть рядом. – Все-таки ты молодец. Даже сегодня провернул все идеально.
- Я не знаю, кто вы такой, - раздельно произнес Элиот, переводя взгляд с него на Майка, с таким видом, будто решает нерешаемое уравнение.
- Конечно, знаешь, - кивнул тот с еле заметной улыбкой. – Я Карл. Во всяком случае, можешь меня так называть. Твой хозяин и наниматель, последние два года и вплоть до этой минуты.
- Ну, не до этой минуты, - одними губами улыбнулся Элиот. – Последние дни у нас явные проблемы с рабочими отношениями.
- Это ты так думаешь, - сказал тот, кто называл себя Карл.
Элиот коротко прищурился, лихорадочно прикидывая что-то.
– А я был уверен, что контракт заберет кто-то из этих, - он кивнул на Майка и куда-то в сторону двери. – Все думал, как они это сделают, когда на всех жучки.
- Ты много в чем был уверен, - покивал Карл. – Ну, давай его сюда, - ласково сказал он, протягивая руку ладонью вверх.
Как учитель, который говорит малышу: «Давай, посмотрю, какую ты красивую картинку нарисовал».
Элиот хотел было торговаться. Он открыл было рот, потом закрыл. У этого Карла был какой-то странный взгляд, и Майк наконец понял, отчего и ему, и Дадли при виде него сразу пришил на ум рептилии.
Глаза его были прозрачными и лишенными всякого выражения. Что бы он ни говорил, выражение глаз не менялось.
Под таким взглядом торговаться невозможно.
Элиот медленно протянул папку.
Карл открыл ее.
Достал контракт.
Потом кивнул и аккуратно разорвал его напополам.
- А, - коротко улыбнулся Элиот, но в улыбке этой не было никакого веселья. – Значит, ты все-таки хотел его уничтожить, а не использовать. Ну что ж. У меня была и такая мысль.
Карл улыбнулся, все той же еле заметной улыбкой. Он был странно одет – светлые джинсы, легкий пиджак лососевого цвета, дорогая рубашка в узкую полоску. Пижон. Или хочет таким казаться.
- Ты не понял. Контракт – это просто приманка. Он бесполезен.
- Об этом я тоже думал. Монета, - медленно произнес Элиот. – Элемент фокуса. Что-то, что на виду, но не имеет никакого значения. Я понимал, что где-то здесь она есть. Отвлекающий маневр. Ну что ж, - он казался совершенно спокойным, но Майк знал его, и он увидел – Элиот растерян и судорожно пытается сообразить, что делать.
Карл приподнял брови.
- Ну, уже похвально. Монета здесь и правда есть. Но только, - он посмотрел на него с сочувствием. – Монета - это не контракт.
- А что же?
- Что-то, что, как ты верно выразился, всегда на виду, но не имеет никакого значения, - его улыбка была такой слабой, едва трогала губы, будто ему лень улыбаться сильнее. - Ты, Элиот. Это ты.
@темы: Сдавайся и беги
Последний кусок в комментариях 
) Итак, Генрих читал. Но монологи у него всякий раз получались длинными, что безусловно несколько осложняло и тормозило работу государственной системы. 
В общем, не смотря ни на что подданные любили своего короля. "КАК МОЖНО НЕ ЛЮБИТЬ ЭТУ ПУСЮ?" - агитационные щиты с таким текстом были развешаны по Королевству, и хотя подданные не умели читать, но чувствовали непреодолимую тягу обнять и потискать своего короля. Хорошо, что он носил доспехи. Но однажды случилась беда! Авторы сказки вспомнили, что на дворе столетняя война и Генриху пришлось отправляться в поход. Он надел свои любимые латы, взял пару запасных рукавиц, засунул в карман нагрудника (такой, как в толстовках, на животике карман! это были специальные латы, сделанные на заказ) томик Шекспира, разгладил Сигизмунду чОлку утюжками, собрал войско и отправился воевать французов. В походе Генрих очень волновался, что не сможет произнести достаточно пламенную речь, поэтому все время проводил, уткнувшись в книжку. 
Охотник накрылся им, обнял голову локтем, прижав к груди, как плюшевого мишку и показал Генриху, что со всем этим надо делать - спать. Генрих кивнул, и стараясь, не встречаться глазами с мертвой овечкой тоже улегся удобнее. Но Генрих не спал! Он замышлял побег. Удостоверившись, что охотник надежно храпит(тм), Генрих выбрался из хижины и стал звать верного коня. 
(ЭММА, Я УЖЕ ТЕБЕ ГОВОРИЛА, ЧТО ТЫ ПРЕКРАСНАЯ ЖЕНЩИНА? ГОВОРЮ! 
