А ВОТ И МУЗЫЧКА! - часть 1

[Cinnamon-Roll]

Все, всех проассоциировала, если вдруг кого-то забыла - ужасно прошу прощения, пожалуйста напомните!
А ассоциаций можно в предыдущей записи еще оставить, я могу и еще сделать
Имена заказчиков не указывала, а то я бы запуталась Просто ассоциировала все заявки по мере поступления Разбила на два поста, а то будет плохо грузиться

Вообще я открыла свою папку с музыкой и внезапно узнала, что там шесть тысяч сто восемнадцать треков
И сразу говорю - в целом у меня никаких изысканных музыкальных вкусов Поэтому извините, что такая попса Я люблю попсу!

КАК ГОВОРИЛ ХЬЮ ЛОРИ СТИВЕНУ ФРАЮ - А ТЕПЕРЬ СЫГРАЙТЕ НАМ, МИСТЕР МУЗЫКАНТ!)))))))))

1. Мысли Дадли, когда он в халате и тапках сидит вечером у себя в квартире в полумраке
Вообще он, мне кажется, ни о чем особо не думает, как-то просто отключается))) Состояния отсутствия мыслей его успокаивает)))

Скачать The National - Sorrow.

2. Хиддлстон
Пойду по самому очевидному пути

Скачать Coldplay - God Put A Smile Upon Your Face.

3. Французская булка

Скачать Sleigh Bells - Rill Rill.

4. Замороженная голова в холодильнике у Шерлока


Скачать Pink - Humble Neighborhoods.

5. Скоростной поезд-экспресс осенним утром

Скачать Abel Korzeniowski - Danube.

6. Асфальт
Ну пусть будет она

Скачать VAST - Temptation.

7.  Куклёныш))) - про себя
А пусть будет вот

Скачать PSapp - Hi.

8. Шекспир

Скачать Radiohead - Everything In Its Right Place.

8.  Галч - про себя
Галч, дорогой, прости, но Я НЕ МОГУ Вот эта

Скачать Rusted Root - Send Me On My Way .

9. МакЭвой и Фассбендер


Скачать Jazmine Sullivan - Bust Your Windows.

10. Сцена со взрывом в музее из СиБ

Скачать Tiger Lou - The Loyal.

11. Кофе

Скачать The Cranberries - Wake up and Smell the Coffee.

12.  danaRia - про себя
Извини, чувак, даже не знаю, почему эта В ней есть какая-то нежность, тонкость, свежесть и грусть, которые у меня с тобой ассоциируются))))

Скачать Mairi Campbell And Dave Francis - Auld Lang Syne.

13.

Скачать Bosques de mi Mente - 19 - Estoy solo, respondio el eco.

14.

Скачать Regina Spektor - Samson.

15.  Talie - про себя

Скачать Regina Spector - The Call.

16. "Сцена из сказки про три подарка - момент, когда Альф понял, что Ханс встретил Рыбака."

Скачать Eivor - Trollabundin.

@темы: Пожалуйста, сыграйте нам, мистер Музыкант!

---

А вот давайте про музыку!))))))))

[Cinnamon-Roll]

Я помню, что еще должна пост про свою теорию насчет Шерлока, но это я потом, я щас пока фик пишу, как закончу, так сделаю

И чтоб отвлечь мозг, я тут подумала - кто-то хотел послушать музыку из моей спецпапки , но просто так выкладывать неинтересно, к тому же я не знаю, что, их там сотни Давайте лучше поиграем!

Вы мне дадите какое-то понятие, а я из папки найду песню, которая с ним ассоциируется Вы можете предложить себя - я с удовольствием и с людьми проассоциирую, ну только чтоб мы были хоть немного знакомы , или любой пэйринг, или героя, или актера, или фильм, или сериал, или какую-то личность - ну, только чтоб я их знала опять-таки - или что-нибудь такое, знаете, оригинальное, только не надо говорить "Зима", или там что-нибудь такое, на что не знаешь, что и выдумать Любая конкретика или наоборот полет фантазии is welcome
Можете подавать сразу несколько, сколько угодно, если я с чем-то не подберу, я так и скажу

Вэлком эврибади!

@темы: Пожалуйста, сыграйте нам, мистер Музыкант!

---

Про Сдавайся и беги и т.д.

[Cinnamon-Roll]

Совершенно по другому поводу я сегодня сказала одну фразу

"Младшие братья обычно так хотят быть наравне со старшими, чтобы те взяли их в свои игры, пустили в свою жизнь, что готовы простить им любое хамство, любое обращение с собой. И особенно это видно в семьях, где нет отца - в таком случае старший брат как бы становится фигурой, которая тем или иным способом вводит младшего в мир взрослых мужчин, и это чаще всего бывает жестоко и наносит психологическую травму".

Очнулась час спустя после этого и поняла, что продолжаю думать про эту фразу, и продолжаю думать про нее во-первых потому что в жизни знаю тому прекрасный пример, а во-вторых потому что да это же прямо СиБ

Так вот что я хочу сказать по этому поводу

Элиот своим появлением в начале СиБ, конечно, основательно поломал Майку жизнь. В общем-то практически полностью. Тот уже успокоился и засел в своем гнезде, они не виделись лет восемь, и в общем это была уже законченная история, они разошлись в максимально противоположные стороны и больше не должны были увидеться в этой жизни.

Когда-то факт того, какой ущерб они нанесли друг другу, был очень важен, но больше - нет, у них другая жизнь. А ущерб этот изначально просто огромен, я чем дальше, тем больше понимаю, насколько.

И не зря Элиот вспоминает про тот дурацкий не выбранный костюм для Майка - его обряд, так сказать, инициации Майка в жизнь взрослых оборвался на полпути - потому что, естественно, если бы он был дома, именно он, а не отец, был бы тем, кто сделал бы его мужчиной (никакого слэша я в виду не имею )
Но проблема в том, что Майк эту инициацию так и не прошел, а Элиот того, за кого он отвечал, выбросил из своей жизни, и в результате это травма у обоих, которая просто похоронена настолько далеко - потому что они взрослые люди - что даже при встрече уже почти не болит.

И самый ужас и прелесть того, что случилось потом, состоит в том, что никто в этом не виноват, никто этого не хотел, и в то же время это было неизбежно, как сход лавины в горах - просто Элиот в свое время не выплатил свой, так сказать, кармический долг, и теперь карма сошлась так, что он, вместе с Тегераном, ядерным оружием, Дадли и МИ-6, с опозданием на восемь лет все-таки заставляет Майка вырасти, хотя даже и сам этого не хотел и не собирался делать То есть, понимаете, что я хочу сказать - он, как и должен был, становится "фигурой, которая вводит мальчика в мир взрослых" - но просто он, в общем-то, на восемь лет опоздал, и это одновременно и смешно, и тупо, и очень грустно.

И что здесь еще более печально и интересно - это то, что для них двоих ничего еще не закончилось. Ничего. Долги все так же взаимно не выплачены.
Просто они этого еще, как водится, не знают, но, так сказать, колеса их взаимной судьбы уже поворачиваются в неизбежном общем направлении
Ну почему эта история так меня преследует

@темы: Сдавайся и беги

---

Три подарка, часть 2

[Cinnamon-Roll]

Начало тут: livniggle.diary.ru/p183401010.htm

***
Неподалеку от них стоял конь, соловый, с длинной белой гривой. Карие глаза, светлые ресницы. Тот самый, что сбежал вчера из конюшни ипподрома. Кони в Ньёберне иногда сбегали – редко, но бывало. А когда это происходит, они предпочитают поля, дороги, открытые пространства. Они не заходят в лес, тем более так далеко. Зачем пошел этот?
Пару секунд Ханс смотрел на коня тем же бешеным остановившимся взглядом, потом неуверенно, будто не по своей воле, улыбнулся.
Конь тихо всхрапнул, сделал два торопливых шага назад и побрел среди деревьев. Ноги у него утопали в снегу.
Альф тяжело поднялся. Отряхивать одежду можно было уже не трудиться – все равно он был облеплен снегом со всех сторон.
- Красивая лошадка, - умиленно сказал Ханс. Он снова улыбался без перерыва, и не сказать чтобы Альф был этому сильно рад.
- Ханс. Молчи.
И, тот, конечно, послушался.

Здесь, в лесу, даже небо казалось темнее – оно было бледно-серым в городе, а здесь стало бархатным, черным. Они шли все дальше, без цели и без дороги. Потом Альф остановился. Он никого здесь не найдет. Это невозможно.
От снега лес казался угрожающе огромным, белым. Бесконечным.
Альф подтянул воротник куртки и вдруг подумал об отце. Многослойность в одежде. В этом старый козел был прав. Если бы не два свитера, Альф бы тут уже околел.
Он посмотрел на Ханса, но тот, кажется, даже не чувствовал холода – только смотрел на Альфа преданным, радостным взглядом.
- Может, пойдем домой? – спросил Ханс. – Сегодня ведь Рождество, поверь, я очень, очень благодарен тебе за то, что ты взял меня с собой, от всей души, но тебе не кажется, что уже пора?
Альф снова огляделся. Вокруг было очень тихо. Конечно, никого нет в этом лесу между шоссе E7 и дорогой на Векшё. Ничего не получится. Всю оставшуюся жизнь он проведет в обществе помощника-зомби.
Он посмотрел на часы. Одиннадцать. Еще целый час до Рождества. Нет уж. Инспектор Линдберг так просто не сдается.
И Альф упрямо потащился дальше. Ханс вздохнул и побрел за ним.
- Что вы здесь делаете, инспектор? – спросил кто-то.
Альф замер. Он же полицейский, он бы заметил, если бы кто-то подбирался к ним, особенно в такой тишине. Но он не слышал шагов.
Он медленно обернулся.
Под огромной, мрачной елью с обвисшими ветками стоял гном.
В этот момент Альф был близок к тому, чтобы дать торжественную клятву никогда не пить.

***
В том, что это именно гном, а не шутник или преступник в маскарадном костюме, сомневаться не приходилось: ростом он был с двухлетнего ребенка. Даже если этот пособник розыгрыша карлик… да не бывает таких маленьких карликов.
- Ух ты! Настоящий гном. Потрясающе, - восхищенно пробормотал Ханс и уставился на гнома, потом присел прямо на снег и протянул к нему руку.
На лице у гнома – а не признать, что это гном, было довольно трудно – появилось выражение, какое бывает у кошек, когда они не хотят, чтоб их гладили: что ты, жалкий человечишка, тянешь ко мне свои пальцы-сардельки?
Ханса это, впрочем, не остановило, и тогда гном отошел на пару шагов в сторону ели.
- Держи своего парнишку от меня подальше, – сказал он. Голос у него был низкий, рокочущий, нормальный голос для гнома, очень подходящий. - Он неуправляемый. Через пару дней придет в норму.
- Откуда ты знаешь, что с ним случилось?
Гном фыркнул.
- Я вижу. Мы все такое видим. Животные тоже видят.
И до Альфа кое-что наконец дошло.
- Поэтому кони сбежали из конюшни ипподрома? Конечно. Они почуяли, что конюх накануне продал душу.
- Вполне возможно, - кивнул гном, и его красный колпак качнулся вперед.
Потом он достал из кармана маленькую глиняную трубку и деловито начал ее набивать.
- То есть вы правда… как это сказать… существуете? – пробормотал Альф.
Глупый, глупый, дурацкий вопрос. Никаких причин не верить своим глазам у Альфа не было, а сейчас эти глаза видели под елью маленького старичка в бархатном кафтане со здоровенными золотыми пряжками.
- Естественно, - кивнул гном. Говорил он так, будто никогда в жизни никуда не торопился. – Когда ты чего-то не видишь, это еще не значит, что этого нет. Что ты хотел, Альф Линдберг?
Главное – не терять присутствие духа.
- Я ищу Рыбака.
- Зачем? – невнятно спросил гном, сжимая зубами трубку. Над лесом потянулся запах костра и горящей хвои.
- Хочу кое-что получить у него назад.
Гном засмеялся, потом закашлял. Он выглядел вполне добродушным – как гномы с конфетных коробок. Борода у него была легкая, будто пух, и кое-где на нее намерзли льдинки.
- Вряд ли у тебя получится. Он старый упрямец. Для него эти души – коллекция, его собрание. Он ими гордится.
Гном со вкусом затянулся и посмотрел на Альфа. Взгляд у него был хитрый – будто он чего-то ждал.
Ну что ж, раз он не исчезает, значит, может, и помочь не откажется.
Альф казалось, что за последние дни он исчерпал свою способность удивляться раз и навсегда.
- Помоги мне, - сказал гному Альф Линдберг, старший инспектор полиции Ньёберна. - Времени до полуночи осталось совсем мало. Тильда сказала, вы все исчезнете в рождественскую ночь.
- А, Тильда? Дочь Акселя Петерсона? Надеюсь, она хорошо поживает, - задумчиво сказал гном.
- Так ты можешь мне помочь?
Пару минут гном попыхивал своей глиняной трубочкой, потом заговорил:
- Победить Рыбака можно только хитростью. Он выманивает души обманом. Ты тоже можешь выманить у него душу своего парнишки только обманом.
Альф оглянулся на Ханса – вдруг тот скажет что-нибудь ценное? – но тот молча стоял под деревом, элегантно прислонившись к нему плечом, будто позировал для фото, и улыбался.
- А как именно это сделать? – спросил Альф, снова поворачиваясь к гному. - Ты знаешь?
- Не могу сказать точно, - но по глазам его видно было, что может. – Рыбак думает, что он хитер. Впрочем, он далеко не хитрее всех в этом лесу. Но мое время дорого стоит, Альф Линдберг.
Альф вытащил кошелек.
- У меня есть тридцать евро. И кредитка, - спохватился он, - Но наверное вы их не…
- На что мне твои тридцать евро? У меня есть сокровища, какие тебе и не снились, и были они у меня еще когда твоя прабабка лежала в колыбели.
Он запыхал трубкой и отошел еще ближе к ели. Казалось, Альф разочаровал его чем-то. А если этот человечек им не поможет…
И Альф вдруг понял, что сказать.
- Послушай меня.
Гном с интересом посмотрел на него своими маленькими глазками. Лицо у него было морщинистое, как вялое яблоко.
- Ты ведь все знаешь про свой лес. Ты знаешь – пять лет назад часть его хотели вырубить, чтобы строить новую трассу. Я был из тех, кто его защищал. Я добился, чтобы в нашем городе не рубили лес. И ты это знаешь, старый хитрец.
- Поэтому я и говорю с тобой. Ты хорошо следил за законом в этих местах.
Гном подумал, постучал своим остроносым башмаком по снегу.
- Ладно. Я тебя научу, как можно победить Рыбака. Его давно надо проучить. Вряд ли получится, но попытайся. А взамен ты и правда можешь дать мне кое-что.
Он пососал трубку, потом заговорил.
- Мы все чувствуем опасность. Через десять лет что-то случится. Что-то страшное. Передай новому инспектору – что бы ни случилось, пусть защищает этот лес до последнего. Иначе будет большая беда.
Какое-то время он молча курил. Дым бесследно растворялся в воздухе.
- И еще. Когда мне все же придется покинуть эти места, в лесу найдут мой клад. Пусть ни одна живая душа его не трогает. Там есть вещи, которых лучше не касаться человеку. Пусть новый инспектор возьмет их, поедет на морской берег и там сбросит как можно дальше. В море у меня есть родственники – пусть лучше им достанется.
- Но я не знаю, кто будет вместо меня.
- Тот, кого ты назначишь, конечно.
Альф поразмышлял.
- Ты поэтому ко мне и вышел. Ты сразу хотел об этом попросить. Просто играл со мной.
- Конечно, - кивнул гном и посмотрел куда-то наверх, туда, где сходились заснеженные верхушки сосен. – Ладно. Времени мало. Больше всего Рыбак страдает от скуки. Загадай ему загадку. Он точно не знает на нее ответ – это мне известно. Скажи, что если не угадает – пусть отдаст, что взял. Подойди поближе, не хочу, чтоб твой парнишка слышал – он за себя не отвечает и может подсказать Рыбаку ответ.
Альф, утопая в снегу, подошел и присел рядом с гномом. Вблизи тот казался совсем игрушечным, и почему-то пахло от него хозяйственным мылом.
И гном сказал Альфу на ухо свою загадку.
- А как я его найду? – негромко спросил Альф.
- Его не надо искать. Он сам всегда чувствует, когда в лес приходит живая кровь, - гном улыбнулся и снова сунул в рот трубку. Улыбка его терялась в складках на щеках, в бороде, блестела в глазах, и от этого казалось, что улыбается он весь, от колпака до ботинок. - Иди на шум воды. Там ты еще кое-кого встретишь. Если этот парень сам захочет отказаться от того, что подарил ему Рыбак, будет легче. Она тебе поможет.
Альф кивнул и поднялся.
- А ты помни свое обещание, - сказал гном, продолжая смотреть на него.
Отойдя от ели, Альф обернулся – но там никого не было, только под елью клубился едва заметный дым – а может, ему просто показалось.

***
Здесь, в сердце леса, снега было еще больше, ветки елей обвисли под его тяжестью. Вскоре Альф услышал: где-то журчит вода, и пошел на звук, как и велел ему гном. Ханс молча тащился за ним, как усталый ребенок за отцом.
Река замерзла только по краям - к середине лед истончался и почти сливался с водой.
На заснеженном валуне около воды сидела русалка. Верхней ее половине на вид было лет тридцать пять – еще красивая, но уже совсем не юная. Кожа ее была бледной, хвост покрыт изморозью – интересно, подумал Альф, как она плавает с таким обледеневшим хвостом?
- Добрый день, фрау, - учтиво сказал он. На работе Альф всегда говорил себе: когда надо действовать, действуй, а подумать можно будет и потом.
Так он решил поступить и на этот раз.
- Можешь не говорить, я и так знаю, зачем ты пришел. Твой преемник заключил сделку. Надо, чтобы он сам захотел ее отменить.
Голос у нее был тихий, хрипловатый, какой-то простуженный.
- Но чего он может захотеть? – в отчаянии спросил Альф. – Посмотрите на него, фрау. Он же ничего не хочет.
Ханс бессмысленно улыбался.
- Я могу на время вернуть ему разум. Это просто иллюзия, но уж что-что, а создавать иллюзии я умею. Так я раньше приманивала мужчин.
Она посмотрела на Ханса.
- Подойди ко мне, мальчик, - ласково сказала она. Грудь ее была голой и издали казалась твердой, неподвижной, будто тоже заледенела.
- Конечно, фрау, - с готовностью кивнул тот.
Она погладила его по щеке.
- Надолго я его вернуть не смогу. Наши три дня кончаются. Мое волшебство уже слабеет. Если не получится, Альф Линдберг, знай: завтра он будет в норме. Ты привыкнешь. Все привыкают. Он будет почти такой же, как раньше.
- Просто не будет ничего чувствовать.
- Да. Но ведь люди вообще не так уж часто что-то чувствуют. Им просто так кажется.
- А что ты попросишь у меня за помощь?
- Ничего. Хотя… Можно я его поцелую? Теперь ваших мужчин редко удается заманить. Никто не хочет целовать женщину с рыбьим хвостом. А раньше отбою не было. Так можно?
- Но по легенде ты же вроде… ну… после этого ты же его утянешь на дно, - Альф решил заранее прояснить детали.
- Нет, его – нет. Зачем он мне? Души у него нет. Он почти такой же, как мы.
И русалка обняла Ханса за шею и поцеловала его.
«Наверное, все равно что обнимать рыбу» – подумал Альф – но Ханс сцепил руки у нее на спине и, кажется, совершенно не возражал.
Потом русалка облизнула губы. Посмотрела наверх.
- Скоро полночь. Торопись, Альф Линдберг.
- С Рождеством, - сказал Альф, и запоздало подумал – может, не стоило? Может, они все не празднуют Рождество?
- Спасибо, - сказала русалка.
Ханс нахмурился, и Альф с каким-то невероятным облегчением почувствовал: это выражение лица он отлично знает. Ханс посмотрел на свои руки, обвитые вокруг русалки. Поморгал.
- Вы кто, фрау? – спокойно спросил он, и Альф едва не засмеялся: этот парень же никогда не теряет присутствие духа, как он мог забыть. Ну, если не испугался полуголой обледенелой женщины с хвостом, значит хулиганов и угонщиков тоже не испугается.
Ханс недоуменно оглянулся и нахмурился еще больше.
- Альф? А что тут происходит?
- Ты же просил взять тебя на дело, - ничего умнее Альф не придумал. – Я взял.
Ханс перевел взгляд обратно на русалку и сказал:
- Ладно.
Русалка улыбнулась ему, потом как-то незаметно сдвинулась на камне и скользнула в воду, как тяжелая рыбина. Раздался громкий всплеск, потом все стихло.
Ханс, вытянув шею, заглянул в реку. Потом посмотрел на свою промокшую насквозь куртку, к которой минуту назад прижимал русалку.
- Ты ее только что целовал, - не удержался Альф. У него было такое чувство, будто произошло что-то очень хорошее, но что именно – он не мог понять. – И как оно?
Ханс смотрел на него угрюмым, растерянным взглядом, и по лицу его понятно было: он никак не может решить, кто именно сошел с ума – то ли он, то ли Альф, то ли все на свете.
- Что ты попросил у Рыбака? – спросил Альф. Времени терять было нельзя.
- У какого рыбака? – устало спросил Ханс. Он оглядывал поляну и явно боролся с желанием спросить, что, черт подери, тут происходит.
- Третьего дня ты раньше ушел с работы. Я тебя не взял тогда с собой. Ты разозлился.
- Я не разозлился, это меня просто задело. Это разные вещи.
- Ой, вот давай не будем, Ханс, я не буду с тобой препираться. Ты встретил человека, который тебе кое-что пообещал. Что?
Тот пару секунд моргал, будто пытается вспомнить.
- Он сказал, что может исполнить любое мое желание, - сухо, будто зачитывает протокол, пробормотал Ханс, но Альф чувствовал, как он осторожничает, как не хочет говорить об этом.
- И что ты попросил?
Ханс сжал зубы, глядя куда-то в снег.
- А что, это важно?
- Да, - Альф старательно сдерживался, чтоб не заорать и не встряхнуть его как следует.
- Я попросил… я хотел стать обаятельным. Веселым. Не раздражать тебя больше. И вообще - нравиться людям.
- А что ты отдал ему взамен?
Ханс сжал пальцами переносицу, - и это тоже был его собственный, такой знакомый жест.
- Он сказал, что попросит в ответ кое-что, и не возражаю ли я, я сказал – нет, - он говорил, будто рапортует, старательным ровным голосом. – А дальше не помню, - он улыбнулся. – Ничего страшного же не произошло?
Улыбка стала шире, кожа у глаз собралась складками, казалось, это улыбка добрейшего человека на свете.
- Нет-нет, слушай меня, слушай, ты должен попросить обратно…
- Конечно, Альф. Все как ты скажешь, - он снова улыбался как заведенный, будто не мог остановиться, и Альф безнадежно опустил руки.

***
Они шли дальше и дальше, кое-где Альф слышал шорохи, всплески, но не оглядывался. Часы показывали одиннадцать двадцать.
А потом от ствола одного из деревьев отделился долговязый человек в сером пальто.
- Кого ищешь, Альф Линдберг? – приятным, мягким голосом спросил он, весело глядя на него.
- Здравствуйте, очень приятно с вами встретиться, я… - начал Ханс, но Альф сдвинул его себе за спину, чтоб не мешался. Тот не возражал.
- Ищу того, кто покупает души, - спокойно сказал Альф. Он видел воров, хулиганов, пару раз даже видел убийц, и твердо сказал себе – этот его не испугает.
- А что, хочешь продать? – заинтересованно спросил тот.
Глаза у него были жадные, хитрые, с расширенными зрачками. «Может, наркоман? - подумал Альф. Может, он не волшебный? Может, тут никто не волшебный, и я сам тоже просто стал жертвой каких-то препаратов?».
Но нет. Это бы все равно не объяснило всю эту историю.
- Так это ты, - сказал Альф.
Он дернул рукой, чтобы схватить Рыбака за рукав, но тот зашипел и ловко увернулся, весь изогнувшись, как в детской игре в вышибалу.
- Конечно, я, - лицо у него было белое, как снег, и от этого глаза казались совсем черными. – Ну здравствуй, Альф Линдберг, - он хихикнул. – Помню твоего папеньку. Ничтожный был человек. И чего же ты от меня хочешь, - он снова захихикал: так смеются в мультфильмах злые эльфы. – Зачем искал меня в такой холодный вечер?
- Отдай мне душу Ханса Хольмгрена.
- О-о-о, ну и смешной ты старик. Конечно, не отдам. С чего? – Рыбак ни секунды не стоял на месте, кружил по поляне, заглядывал Альфу в лицо с разных сторон.
- Зачем она тебе? – спросил Альф.
- Ничего ты не понимаешь. У души есть запах, вес, вкус, я беру и глажу их, трогаю, они живые, некоторые плохие, а некоторые хорошие, и я храню их лучше, чем вы сами, жалкие существа. Не отдам. Разве что ты дашь мне что-нибудь, - он снова противно хихикнул, - Взамен.
- Я не буду с тобой меняться, - храбро сказал Альф, и расправил плечи, чтобы казаться внушительнее. Для полицейского главное – не терять присутствие духа. - Давай как в старые добрые времена. Я загадаю тебе загадку. Не отгадаешь за десять минут - вернешь Хансу душу. Отгадаешь – оставишь себе.
- Я в этом лесу жил еще когда никто не знал, что такое паровой котел. Я знал людей из вашего города еще когда они ходили в кафтанах с деревянными пуговицами. Я знаю все ваши загадки.
- Попробуем? Или трусишь?
Рыбак задумчиво облизнул губы.
- Альф? – внезапно подал голос Ханс. - Я могу тебе помочь?
- Да. Молчать и сидеть спокойно.
Ханс кивнул и сел под деревом, продолжая улыбаться.
- Ну что, по рукам? – спросил Альф.
Рыбак пожевал нижнюю губу, потом взмахнул ладонью.
- Ладно, давай. Со скуки чего только не сделаешь.
- Итак, загадка. Что можно взять в левую руку, но нельзя в правую?
Лицо у Рыбака перекосилось, сморщилось, и от этого сразу стало видно, какой же он на самом деле старый.
- Нечестно, - взвизгнул он. - Я знаю, ты не сам придумал эту загадку. Я знаю, кто тебе подсказал. Проклятый старик! Он знает – я уже сотню лет хочу узнать ответ.
- Но я-то его теперь знаю. Гном сказал мне. Угадывай. Времени мало, - Альф вытянул вперед руку с часами.
Рыбак зашипел от досады.
- Ладно. Ладно. Скажи ответ. Скажи, и я дам тебе что ты хочешь.
- Клянешься?
- Конечно, конечно, клянусь, чем хочешь. Скажи ответ. Я голову себе уже сломал. Говори, и получишь свое.
- Это локоть правой руки, - сказал Альф.
- Аааа, - Рыбак ударил кулаком по стволу дерева. – Ну надо же. Как просто. Почему я не мог угадать? Старею, наверное. Вот ведь позор.
- А теперь исполняй свое обещание, - сказал Альф.
Рыбак хихикнул, каким-то пьяным, диковатым голосом.
- Ну уж нет. Это было нечестно. Ты не сам придумал загадку. Уходи. Уходи. Не хочу тебя видеть. Ничего я не верну, - и он оказался около дальнего дерева, будто приготовился сбежать – но все же не уходил, продолжал смотреть на Альфа своими жадными глазами.
- Ах ты тварь, - спокойно сказал Альф.
- Да-а-а, - тоненько протянул Рыбак. – Да, это про меня. И еще знаешь что? Все честно. Что-то твой парнишка не выразил желания вернуть свое назад. Разве нет? – он осклабился. – Думаю, ему и так очень хорошо. Он хотел быть милым и веселым – и посмотри на него.
Тут он уже захохотал в голос, захлебываясь и хлопая себя по коленкам, указывая своим костлявым пальцем на Ханса, который добродушно смотрел на него, сидя под деревом.
- Нет, - покачал головой Альф. – Сейчас я за него решаю, и ты мне отдашь то, зачем я пришел. Так или иначе.
- Да кто ты такой, чтоб ему указывать? Ты ведь ему, - Рыбак скользнул ближе, и рот его некрасиво перекосился. – Не отец. Если вдруг ты об этом забыл.
- Пока он в этом городе, я за ним присматриваю.
- Отлично присмотрел, - хихикнул Рыбак.
Альф повернулся, посмотрел ему в глаза – и вдруг понял, что не боится. Он боялся выхода на пенсию, он боялся остаться совсем один, а сейчас еще боялся, что не сможет спасти Ханса. Все это был настоящий страх. По сравнению со всем этим разговор посреди зимнего леса с чокнутой волшебной тварью – ничто.
- Знаешь, что я сделаю? – негромко сказал Альф. - Я всем в этом городе расскажу, кто ты такой. Никто больше тебя не послушает.
Рыбак оскалил зубы.
- В следующий раз мне разрешат выйти в город только через пятьдесят лет. К тому времени все уже забудут твои сказки. Обычно перед Рождеством я просто сижу в лесу и жду, вдруг кто зайдет, уж я тогда его, - он стукнул кулаком по раскрытой ладони. – Какая же скука! Ужасная, ужасная скука! – торопливо, глотая слова, забормотал он. – Ладно, давай заключим сделку. Отдай мне свою душу. Тебя я не обманываю. Я знаю, чего ты хочешь. Тебе нужна семья. Ребенок. Я все тебе дам, все. Тебе же не нужна эта душа, ну зачем она тебе, ты же не веришь в сказки про загробную жизнь, так что тебе с ней делать? Не лучше ли последние годы провести в довольстве? Ты дряхлеешь, а никто даже не принесет тебе воды, ты, одинокий, никому не нужный старик. А я тебе дам, что хочешь. У тебя будет отличная жена. Отличный сын. Ты же хочешь, ну давай, просто скажи мне – да, я меняюсь с тобой, а я тебе тогда отдам душу этого парня как бесплатный подарок. Твоя будет куда лучше для коллекции, такая… - Рыбак похлопал его по куртке. – То, что надо. Отдай ее мне. Ты будешь только в выигрыше.
Альф украдкой взглянул на часы. Без десяти двенадцать. Все. Надо что-то решать. Он через плечо покосился на Ханса – тот с обворожительной улыбкой смотрел на них и даже не думал броситься ему на помощь.
- Думаешь, если ты получишь его душу назад, что-то изменится? – зашептал ему на ухо Рыбак. Голос его стал мягким, убаюкивающим. - Думаешь, он будет тебе благодарен? Нет. Он получил то, что хотел. А ты это отнимаешь. Ты будешь таким же одиноким, что и раньше.
- Знаешь, что я думаю? – сказал Альф, глядя прямо в черные, как нефть, глаза Рыбака. - У тебя есть одна большая проблема. Тебе тоже одиноко. Тебе нечего ждать, кроме новой безделушки в коллекции.
- Безделушки? – взвизгнул тот. – Тогда из-за безделушки нечего было сюда приходить!
И тогда Альф вспомнил слова русалки.
- Когда-то вы были всемогущими в этих местах. Обманывали и утаскивали людей десятками. Люди были простодушнее. А теперь вы можете выходить только три дня в году. Положение у тебя так себе.
- Мы были здесь королями, - выплюнул Рыбак. - Богами этих мест. А теперь мы никто. И я не понимаю, чем ваш… ваш теперешний бог лучше нас. Он даже не может дать вам то, чего вам хочется.
«Но зато он обманом не выманивает у людей души», - хмуро подумал Альф, а вслух сказал:
- Тебе скучно. Тебе смертельно скучно, правда? Среди своих ты изгой. Не очень-то они тебя жалуют. Ты ведь хоть когда-то можешь выходить в город, а они нет. Тебе только и осталось, что рассматривать эти жалкие безделки, которые без тел все равно бесполезны. А особенно плохо в сочельник, правда? – Альф давил на него, как на допросе, как будто он снова в своем офисе. – В сочельник ты знаешь, что совсем скоро исчезнешь. Что твоей власти осталось всего на пару часов и ты один в холодном лесу, и никто к тебе даже не подойдет.
Рыбак молча слушал. Его черные глаза горели от ненависти, и Альф понял – он попал в цель.
- Я предлагаю тебе сделку. Если ты вернешь душу Ханса, я каждый сочельник, каждый, буду приходить сюда и говорить с тобой, пока ты не исчезнешь. Я знаю много разных историй, поверь. И ты, думаю, тоже.
Альф уже не смотрел на часы, просто чувствовал, как непоправимо уходит время.
- Соглашайся. Это хорошая сделка. Одной душой больше, одной меньше. Зато ты больше не будешь в Рождество один, забытый, в этом лесу, когда все на свете веселятся.
Рыбак пожевал нижнюю губу, наморщился, как капризный ребенок.
- Каждый год, Альф Линдберг. Пока не станешь дряхлым старцем. И тогда тоже – я жду тебя. Иначе я заберу свое назад, так или иначе. Если ты хоть раз не появишься. Каждый год, пока не умрешь.
- Договорились. А теперь верни, что взял.
Верхняя губа у Рыбака дернулась, как у хорька. Он скользнул к Хансу, послушно сидевшему под деревом.
Глаза у Рыбака сузились.
- Ладно. Все честно, - пробормотал он. – Забирай своего мальчишку. Хотя не думаю, что ему от этого будет лучше.
И он приложил ладонь к груди Ханса.
В эту секунду что-то произошло. Альф почувствовал: время истекло. Если бы он был в городе, он сразу понял бы, что Рождество наступило, все кричали бы и звенели бокалами, но даже здесь, посреди леса, он что-то почувствовал – а может, ему просто показалось.
Рыбак пропал. Альф ждал, что он красиво растворится в воздухе, или провалится в снег, что-то в этом роде, но нет – Альф просто моргнул, а когда открыл глаза, Рыбака не было.
В лесу было очень тихо. И что-то – совершенно точно – изменилось.
Теперь это был просто лес.

Ханс все так же сидел, прислонившись к дереву. Потом с отсутствующим видом потер грудь. Недоуменно посмотрел на Альфа, нахмурился, нетвердо поднялся, обхватив дерево.
Сначала внимательно осмотрел себя, потом Альфа, потом лес.
«Очень похвальное качество для полицейского, - подумал Альф. – Сначала осмотрись, потом открывай рот».
- А что, собственно, случилось? – наконец спросил Ханс, приподняв брови. Видно было, что он растерян, но изо всех сил старается выглядеть уверенно, и Альф наконец выдохнул, он чувствовал такое облегчение, что едва стоял на ногах.
- Тебе короткую версию или длинную? – спросил он с каким-то трясущимся, неестественным смешком.
- Для начала сойдет ответ на вопрос, почему мы ночью стоим посреди леса.
- А что последнее ты помнишь?
- Я сидел на работе. Разбирал бумаги, - подозрительно ответил Ханс, пытаясь отряхнуть от снега колени. – Потом ты меня не взял на вызов. Я ушел домой. Все.
- Ясно. С Рождеством. Да, уже Рождество. С тех пор прошло три дня.
Ханс нахмурился, выжидательно глядя на него. Он, кажется, решил, что это шутка.
И Альф рассмеялся. Посмотрел на сходящиеся над ними ветки.
- Я тебя все-таки взял на дело. Поэтому мы здесь.
- И как я справился? – уточнил Ханс.
Альф пожал плечами.
- Вообще-то не очень.
Ханс чуть заметно скривился.
- Понятно, - сухо сказал он, и спрятал руки в карманы.
Альф хмыкнул.
- Ничего. В другой раз получится лучше. Я тебя научу.
- Чему? – недоверчиво спросил Ханс.
- Всему. Будешь пахать, как проклятый.
- А чем я до этого занимался? – Ханс приподнял брови, и Альфу показалось, что он собирался улыбнуться, но, к счастью передумал: улыбок на сегодня было уже достаточно.

***
Перед Икеей больше не было ни одной машины.
- Жаль, что они уже закрыты, - сказал Альф. – У них вкусный лосось.
- Отличный лосось, - подтвердил Ханс. Он все время посматривал на Альфа, будто не мог поверить, что тот так запросто с ним разговаривает.– Но, видимо, уже не в этом году. Надо ехать домой. У меня все джинсы в снегу.
Он в своей тонкой кожаной куртке уже и правда трясся как осиновый лист.
- Ну и скучный ты тип, - беззлобно сказал Альф. - Сегодня же Рождество. Пошли. Тут есть один бар. С камином. Погреемся.

***
После второй кружки пунша Альф поймал себя на том, что пересказывает Хансу всю историю с самого начала. В баре было восхитительно тепло, в камине щелкали искры, дрова то вспыхивали ярче, то почти потухали, и Альф чувствовал себя отлично – сонным, сытым и спокойным.
Он рассказал Хансу про Тильду, и про странные преступления, про лес, про гнома, про русалку, про Рыбака, про загадку, про свое обещание, даже про то, что велел ему сделать гном.
Ханс слушал внимательно, чуть наклонившись вперед и сжав руками кружку.
Когда Альф наконец закончил, он сказал:
- Ты меня разыгрываешь. Ты меня чем-то напоил, отвел в лес, дождался, когда я приду в себя, а теперь рассказываешь небылицы. Это что, типа боевое крещение у вас такое?
- Можно считать и так.
В баре играла какая-то старая песня, что-то про то, что сегодня, как в счастливые золотые деньки, верные друзья, дорогие нашему сердцу, снова будут вместе с нами, и впервые эта песня не раздражала Альфа.
Ханс еще какое-то время подождал продолжения, разоблачения розыгрыша, объяснений - а потом вдруг полез в карман, будто вспомнил про что-то.
- Я тебе купил подарок. Тогда еще, - он копался в кармане так долго, будто он бездонный и чтобы найти там то, что нужно, надо перебрать всё. – Ты же мой начальник, - зачем-то пояснил он и наконец достал из кармана руку. – Вот.
И он положил на стол складной нож.
- Спасибо, - сказал Альф. Он повертел его в руках, открыл, закрыл. – Хороший нож. Спасибо.
Ханс коротко кивнул и отвернулся к камину.
- А мне тебе нечего подарить, - сказал Альф.
- Конечно, - кивнул Ханс, но по голосу его было слышно, что он ничего особо и не ждал и потому не обижен.
Альф помолчал, глядя то на огонь, то на нож.
А потом заговорил.
- Хотя… Знаешь. Отец научил меня трем вещам. Я сейчас подарю их тебе. Во-первых – многослойность. Это главное в одежде.
Ханс выслушал его без улыбки, кивал в конце каждой фразы, и непонятно было – то ли он думает, что Альф упился до полусмерти, то ли ловит каждое слово.
- Спасибо, - ответил Ханс, когда он закончил.
- А чему тебя научил твой отец? – спросил Альф. Просто чтобы поддержать разговор.
- Ничему, - пожал плечами Ханс, а потом сказал, обычным своим сдержанным тоном, серьезным, как у банковского клерка: – У меня его не было. Он ушел от нас, когда мне было два.
- Ясно, - ответил Альф. Помолчал и зачем-то прибавил. - Отцы – такая вещь. Иногда они исчезают.
- Да уж, - ответил Ханс.

Лосось здесь тоже был вполне ничего – точно не хуже, чем в Икее. Да и пунш был отличный, и они выпили еще. Посетители начали потихоньку расходиться, выкрикивая друг другу последние поздравления.
- Отличное Рождество, - сказал вдруг Ханс, и, как всегда, по лицу его непонятно было, шутит он или нет.
- Да, - Альф откинулся в кресле, хлебнул еще пунша и негромко повторил: – Отличное Рождество.
И, уже произнеся это, вдруг с удивлением понял:
Да это же чистая правда.

@темы: Сказки

---

Три подарка, часть 1

[Cinnamon-Roll]

Вчера в шведском консульстве мне выдали визу, и я взяла там журнальчик про Швецию. И что бы вы думали? ДАЖЕ ТАМ ФОТО КЕННЕТА БРАНЫ

Эту сказку я написала летом в подарок Дане, которая хотела фик по Воландеру, но фика по Воландеру не получилось, а вместо него получилась сказка, перечитав которую, я боролась с желанием задать себе вопрос: "Are you smoking crack or something?"(c)
И еще один: почему в главных ролях вечно Том Хиддлстон?

Это тот же самый текст, что я выкладывала летом, только отредактированный и сейчас он больше по сезону

ТРИ ПОДАРКА

***
Отец научил Альфа Линдберга трем вещам.
- Это самое главное, - сказал он ему однажды, сидя в кресле со сборником кроссвордов. – Остальное приложится. Слушай. Первое. Главное в одежде – многослойность. У нас холодная страна. Поэтому всегда одевайся немного теплее, чем надо - и летом, и зимой. Так проживешь дольше. Футболка, потом свитер, потом куртка, если холодно – каждый пункт повтори дважды. Второе. Если решишь, как я, стать полицейским, помни: главное для полицейского в нашем городе – доброе сердце. Без него ничего у тебя не выйдет. Правосудие в Швеции, работа полицейского… словом, это тебе не Америка. Если ты не сможешь хорошо относиться ко всем этим людям – не выдержишь. Они тебя достанут. У нас тут маленький городок. Полиция ловит сбежавших лошадей. Полиция мирит рассорившихся супругов. Полиция знает все семьи до пятого колена. Приводит домой потерявшихся детей. Снимает кошек с деревьев. Делает внушения подросткам. А бывают и совсем странные дела. Особенно перед Рождеством.
- Какие? – спросил тогда Альф.
Но отец не ответил, только покачал головой и улыбнулся - будто вспомнил что-то, чем не собирался делиться.
- И третье. Все в нашей жизни, - продолжил отец. – Зависит от того, чьи мы дети и чьи мы родители.
Так сказал Альфу его отец, когда Альфу было тринадцать. А на следующий день объявил, что покидает их. Он бросил их с матерью ради другой женщины, бросил работу полицейского в Ньёберне, уехал в другой город, на побережье, и Альф постарался забыть все, что отец когда-либо говорил ему – потому что, раз он уехал, все это было ложью, и именно поэтому…
… Хотя нет. Подождите. Все началось не с этого.
Началось все с того, что в один далеко не прекрасный день в полицейское управление Ньёберна пришел стажер.

В одном отец Альфа точно был прав: Ньёберн – маленький, тихий город, и никаких серьезных преступлений тут никогда не случалось. Единственной городской достопримечательностью был небольшой ипподром, куда приезжали на скачки со всей округи. Альф обычно проводил там много времени – серьезные нарушения чаще всего случались именно там. То расхождение в документах на лошадей, то бланки неправильно заполнены, то зрители что-нибудь разбили. Когда скачек не было, работу Альфа в основном составляли кражи, аварии, автоугоны, иногда проникновение животных на частную территорию (кролики или собаки объедали чужой огород, пока их не ловила полиция), иногда – хулиганство: молодежи в городе было немного.
Город был маленьким, поэтому полицейское управление тоже было маленькое. Там была комната для допросов, кабинет Петера Юхансона, кабинет Альфа, бухгалтерия, общая комната для полицейских, технические службы и гараж. Альф уже десять лет имел собственный кабинет – и, пожалуй, ничем еще в своей жизни он так не гордился.

Сейчас Альфу было пятьдесят три, и уже тридцать лет он служил в этом управлении, из них десять - старшим инспектором.
В городе его любили, он всегда хорошо делал свою работу, никому не отказывал в помощи – словом, в точности, хоть и невольно, выполнял второй совет своего отца. Он с удовольствием сказал бы об этом отцу, сказал бы – видишь, я стал лучшим полицейским, чем ты – но тот уже умер, и успехов его не оценил бы, даже если б захотел.
Не было у Альфа ни детей, ни жены. Он все собирался, но как-то не успел, и сейчас уже поздно было об этом жалеть. Приятелей в городе у него было множество, но настоящих друзей – ни одного. Он был человеком замкнутым и суховатым, и не умел делиться своими бедами.
Лучше всех знал Альфа его шеф, начальник полиции Ньёберна Петер Юхансон, толстейший мужчина с пышными седыми кудрями.
И вот в одно серое октябрьское утро Петер вызвал его к себе.
- Слушай, Альф. К нам по распределению присылают стажера из полицейской академии Готланда. Помнишь, весной у нас была проверка из главного управления? Им не понравилось, что у нас нет никого в чине младшего инспектора. Звание ему сразу не дадут, сначала проверим, что он за птица. Альф, ты учти – я его посажу в твой кабинет. Поставим там еще один стол.
Альф вытаращил глаза.
- Зачем? Зачем он нам вообще нужен? Мы же можем отказаться, я… мы отлично справляемся сами.
К этому моменту Альф и правда вот уже почти год справлялся со своими обязанностями один: расследовал преступления, курировал патрульных, писал отчеты, заполнял документы, - и, если честно, все это измотало его, но он скорее умер бы, чем признался в этом. С возрастом он стал нелюдимым, и мысль о том, что к ним придет какой-то новый человек, приводила его в ужас.
- Так я и знал, что ты заупрямишься. Слушай, Альф. Я тебя уважаю – сам знаешь. Ты отличный полицейский. Но ты же себя загонишь, если будешь столько работать. А к нам на работу никто не рвется, и это ты тоже знаешь. Молодежь уезжает из города и не возвращается. У нас в округе нет своей полицейской академии, а ехать сюда из других мест мало кто захочет. Насколько я понял, этот парень сам попросил отправить его в тихое место. А тебе нужен помощник. Не можешь же ты все делать один.
- Отлично могу, - угрюмо пробормотал Альф. – Справлялся сам, и дальше буду справляться.
- Альф, послушай, - Петер положил на стол свои могучие локти, и его лицо, круглое, как сырная голова, оказалось прямо перед Альфом. – Давай начистоту. Ты уже не тот, что раньше. Тебе пятьдесят три. Скоро придется уступить дорогу молодым, а где я их возьму, этих молодых? Передай ему часть обязанностей, уходи пораньше домой, не засиживайся до ночи – увидишь, самому понравится.
«Черта с два», - подумал Альф. Он же незаменим. Разве нет?
Выход на пенсию представлялся ему какой-то черной дырой, это же все равно что умереть. Что он будет делать?
Здесь он всем был нужен. А о том, на что будет похожа его жизнь, когда придется круглыми сутками сидеть у себя, в пустом доме, он даже думать не хотел.

***
Стажера звали Ханс Хольмгрен. Он был высоченный, как каланча, тонкогубый, с замкнутым, почти угрюмым лицом, и Альфу он сразу не понравился.
В кабинете Альфа поставили еще один стол и компьютер, и Альф теперь натыкался взглядом на этот стол, куда бы ни смотрел – будто тот заполнил все свободное пространство.

В курс текущих дел он ввел стажера довольно холодно (парень только кивал, и непонятно было – то ли он ничего не запомнил, то ли, наоборот, запомнил всё).
- Спасибо, инспектор Линдберг, - наконец сказал стажер, и еще тогда, в самый первый день, Альф подумал: странный у него голос. Не то почтительный, не то упрямый, не то смирный, не то насмешливый. Альф любил простые вещи, поэтому тон стажера сразу же его разозлил.
- Зовите его просто Альф. Вы же теперь коллеги, - встрял Петер, который ласково наблюдал за ними, стоя в дверях своего кабинета. Он уже явно воображал, какая у него будет отличная команда.
Парень покосился на Петера и кивнул. «А он неразговорчивый», - с неприязнью подумал Альф – хотя ему же самому всегда казалось, что это – одно из лучших качеств.
- Спасибо, Альф, - исправился стажер. Потом помолчал и неловко прибавил: – Хотите выпить пива после работы? Может, расскажете мне про город. Я здесь никого не знаю.
«Вот еще», - угрюмо подумал Альф. – «Мягко стелет. Подлизывается. Ну нет, не на того напал».
- Нет, к сожалению, не смогу, - сухо ответил Альф.
Стажер кивнул и, кажется, этим удовлетворился. Он сел за свой новообретенный стол и начал разбирать документы, накопившиеся за последние месяцы – их с мрачным удовлетворением выгрузил перед ним Альф. Пусть покопается – может, от скуки так взвоет, что тут же бросится обратно домой, к мамочке.
Петер еще помаячил в дверях, ожидая сцены братания, но не дождался и разочарованно исчез. Он всегда хотел, чтобы у них в управлении царила бодрая суета и командный дух, как в Штатах.
Но, к сожалению или к счастью, Швеция – это совсем не Штаты.

***
Младший инспектор был неразговорчивым, аккуратным и пунктуальным до тошноты, никогда не опаздывал на работу, никогда не препирался и не спорил, и все это доводило Альфа до бешенства.
«Себе на уме», - говорят про таких. Его замкнутость казалась Альфу высокомерием, спокойствие – равнодушием. Он раздражал Альфа как будто специально – не отвечал, когда тому хотелось поспорить, не шутил, когда Альфу хотелось, чтобы его отвлекли, докладывал про мелкие утомительные подробности дела, когда Альфу хотелось помолчать. Говорил он все тем же странным, сложным тоном, от которого совершенно непонятно становилось, что он думает на самом деле.
Например, Альф звонил и просил поднять архивы по покупкам скаковых лошадей одним из владельцев за последние десять лет.
- Хорошо, - ровным тоном говорил стажер в трубку, и Альф прямо видел, как он морщит свой высокий лоб. – Мне как раз сейчас нечем заняться.
И неизвестно было – то ли он это и имеет в виду, то ли намекает на то, что стол у него завален в пять слоев материалами по предыдущему делу.
- Я ни от чего тебя не отвлекаю? – спрашивал стажер всегда, когда звонил вечером –не то просто из вежливости, не то ждал ответа, не то намекал, что его начальник вечерами развлекается с какой-нибудь дамой.
О его жизни Альф не знал ровным счетом ничего, поэтому волен был придумать характеру своего помощника любое объяснение. Если тот в двадцать пять лет согласился приехать сюда, наверняка у себя дома он сделал что-нибудь ужасное и должен был скрыться. Или он просто неудачник. Или лентяй. Или социопат.
На дела Альф его с собой не брал – много чести, пусть рапорты сначала научится писать да отчетные таблицы составляет, а потом посмотрим. Но зато в управлении стажер следовал за ним молчаливой долговязой тенью, и отделаться от него не было никакой возможности. Он присутствовал на всех допросах свидетелей, на всех встречах, и Альф просто зверел, когда видел, что парень пытается влезть в разговор.
«Пусть знает свое место», - думал он.
После чего обычно просил стажера выйти и закрывал за ним дверь - чтоб не мешался под ногами.

Стажер сразу начал называть его Альф, и тот мелко мстил ему тем, что называл его только по фамилии.
- Хольмгрен, принеси мне кофе.
Тот приносил.
- Хольмгрен, куда ты дел рапорт, который я вчера оставил на столе? – и Альф громко стучал пальцем по своему столу. – Я тебя что, не просил ничего отсюда не брать, а? Позволь тебе напомнить – ты на испытательном сроке, и если я еще раз увижу…
Хольмгрен приподнимал взгляд, и уже сам этот взгляд был хуже всего, что он мог бы сказать в ответ – вежливо-недоуменный и строптивый одновременно.
- Я ничего у тебя никогда не беру, - ровным тоном, на одной ноте отвечал он. – Этот рапорт ты вчера сам убрал в сейф за пять минут до ухода.
- … Хольмгрен, где ты был с утра? Фрида Ульриксон сказала мне, что звонила, а никто не подходил.
- Меня вызывал к себе Петер, я не мог подойти, - спокойно отвечал Ханс, исподлобья глядя на него.
- Ах, вызывал? – заводился Альф. – И зачем же, позволь узнать?
«Подсиживаешь меня», - думал он. – «Я тебя, щенка, насквозь вижу. Хочешь подлизаться к Петеру и обеспечить себе теплое местечко на будущее. Ну, давай. Попробуй. Ты у меня еще попляшешь».

Альф так бесился, потому что понимал: если этот Ханс и дальше будет работать так же тихо и усердно, однажды он займет его место. Он толковый малый, а в Ньёберн очередь молодых инспекторов не стоит. Другой вряд ли появится. Однажды этот бездушный чурбан заменит его, Альфа. Его, который так тонко, так ювелирно управлял здесь всем столько лет. Полицейское управление никогда больше не станет прежним.
«Только не на пенсию, Боже, пожалуйста, только не на пенсию, - думал Альф вечерами, когда спину уже нестерпимо ломило от беготни и сидения за компьютером. - Это же будет настоящий ад».
- Не возражаешь, если я хоть раз съезжу с тобой на вызов? – спросил Ханс через месяц. – Я уже достаточно вник в работу управления.
- Возражаю, - отрезал Альф. – Сиди на телефоне.
- Можно мне с тобой? – спросил Ханс еще через две недели, и Альф отказал с еще большим удовольствием.
По-хорошему надо было бы поговорить с этим стажером, наладить контакт – не может же все это вечно продолжаться. Умом Альф понимал – парень старательный и дотошный, не хуже самого Альфа, да и никаких серьезных промахов он не делал. Но Альф не мог, это было выше его сил – все равно что самому рыть себе могилу. Чем быстрее парень начнет ездить с ним, тем быстрее попытается его оттеснить. Пусть лучше еще в офисе посидит.
Больше всего Альфу хотелось наконец вывести его из себя, но стажер терпел, и Альфу виделась в этом не покорность, а какое-то адское упрямство.
Он посылал его за кофе, делал вид, что он секретарша, а не стажер в должности младшего инспектора, и первое время Ханс делал ему в точности тот кофе, какой велел Линдберг: крепкий, три ложки молока, один кусок сахара.
А потом, однажды утром, Хольмгрен принес ему кофе без сахара – мелкая, детская месть. Альф молча выпил, и назавтра повторилось то же самое. Альф сделал вид, что не заметил, и тогда на следующий день Ханс бухнул туда четыре куска сахара – но Альф выпил это приторное пойло, даже не поморщившись, и пил еще пару дней, пока Ханс не принес ему кофе и без сахара, и без молока.
- Кофе? – спросил Ханс вечером пятого дня этой молчаливой войны, и Альфу впервые показалось, что в голосе у него мелькнуло легкое злорадство. Ханс даже поднял голову – обычно он разговаривал с начальником, не отрывая взгляда от компьютера или от бумаг.
- Не надо, - сухо ответил Альф. – С сегодняшнего дня я делаю себе кофе сам.
Ханс посмотрел на него, и Альфу впервые показалось, что он задел этого выскочку, достал наконец, но почему-то это не принесло ему радости.
- Хорошо, - ответил Ханс, и снова перевел взгляд на монитор.
«Проклятый шведский характер», - подумал Альф, хмуро глядя поверх лампы на сидящего за соседним столом Ханса. Последний месяц он так от всего этого устал, что только и ждал, когда стажер наконец повысит голос, предъявит ему претензии, да хоть пошутит, в конце концов.
Но они были одинаковыми. Одинаково упрямыми, молчаливыми и замкнутыми.
Слишком похожими.
«Хоть бы он уволился наконец, этот парень», - хмуро думал Альф, глядя на его светловолосую макушку.
- Хольмгрен, - позвал Альф. Тот мрачно поднял взгляд.
Пару минут они смотрели друг на друга.
- Я передумал. Кофе мне сделай, - сказал наконец Альф, и с его стороны это был поразительный, беспрецедентный шаг к примирению – но Ханс только кивнул и поднялся, и через пять минут поставил перед ним чашку.
На этот раз кофе был таким, как нужно.

***
- Что-то я не видел с тобой Хольмгрена на выездах. Посылал бы его вместо себя, а? – добродушно сказал Петер. Альфу он редко отдавал прямые приказы – слишком уж долго тот проработал здесь.
- Он должен сначала вникнуть в работу управления, - повторил Альф то же, что говорил самому Хольмгрену. - К тому же с бумагами мне помощь нужнее, чем на выездах. Глаза у меня уже не те. Ты же видишь – все бумажные дела наладились, когда он приехал, да и мне удобнее, когда он любую информацию может по компьютеру проверить.
И правда - Альф поймал себя на том, что привык: в управлении теперь всегда есть кому позвонить, когда он на выезде. Мнения Ханса ни по какому вопросу он никогда не спрашивал, но постепенно научился разгадывать интонацию, с которой тот докладывал – одобряет он то, что говорит, или осуждает, считает это серьезным или нет. Однажды Хансу дал задание Петер, так что он весь день не подходил к телефону – и Альф, привыкший звонить ему, весь день раздражался на всех без всякого повода.
- Ну ладно, - с сомнением ответил Петер. – Делай как знаешь.
- А что, он жаловался? – поинтересовался Альф, и подумал: да я его со свету сживу, если он жаловался Петеру. Наша война - наше личное дело.
Но Петер только покачал головой, продолжая смотреть на него.

Так прошел еще месяц.
А потом наступило Рождество.

***
К этому моменту с присутствием стажера в управлении Альф смирился – с каким-то тоскливым, тяжелым чувством. Словно их молчаливую вежливую войну Ханс выиграл заранее – просто потому что он моложе и у него впереди больше времени.
В последнюю неделю перед Рождеством полицейских в управлении осталось немного – многие разъехались к родственникам, а оставшиеся старались уйти пораньше, чтобы больше времени провести с детьми. Днем они пересмеивались в соседней комнате, обменивались предпраздничными новостями, то и дело слышался заразительный смех Бригитты. А в кабинете Альфа – хотя что уж теперь, в их общем с Хансом Хольмгреном кабинете – как всегда, царила тишина, стук клавиш, шелест бумаг и редкое звяканье телефона.
Целыми днями на работе просиживали только Альф и его помощник.
Уходить с работы раньше им было совершенно не за чем.

На городской площади открыли рождественский базар, вечерами все жители города гуляли там с детьми. На окраине, в Икее – самом большом городском магазине - началась рождественская распродажа.
«Когда-нибудь, - думал Альф каждый год, допоздна засиживаясь на работе. – Я тоже пойду со своими детьми на эту ярмарку. Они будут кудрявые блондины, и будут похожи на меня, а еще больше – на мою жену», - и жена виделась ему какой-то абстрактной прекрасной женщиной, уютной и теплой.
Он подумал так и теперь, а потом вспоминал: Альф, тебе ведь уже пятьдесят три. Ты старик, Альф. Какие жены, какие дети?
«Словом, - подумал он, запирая в сейф улики по делу об автоугоне. - Лучше вообще не думать про Рождество».

***
За три дня до Рождества, когда город уже совсем расслабился, украсился и приготовился весело встретить праздник, произошло нечто странное.
Началось все с того, что Олле Фредриксон, тихий продавец из обувного магазина, внезапно стал звездой караоке. За обедом в ресторанчике около управления Альф слышал, как все обсуждали – Олле пришел в клуб и сразил всех наповал. Альф пил кофе и смотрел телевизор, успехи Олле его не интересовали – а потом с улицы вбежала Альма Бергстрем, милая сорокалетняя кассирша из супермаркета.
- Мой-то, мой! – гордо сказала она, усаживаясь за стойку. – Густав-то мой. Сегодня весь день прямо скачет вокруг меня, что с ним случилось – не знаю, я от него такого влюбленного взгляда со свадьбы не видала, - она хихикнула, и почему-то этот смешок показался Альфу неприятным. Все наперебой бросились расспрашивать Альму про мужа, и Альф пошел обратно на работу. Что-то не понравилось ему в лице Альмы, но он никак не мог понять, что же это было.
В управлении повсюду развесили гирлянды и бумажных ангелов, и от этого настроение у Альфа совсем испортилось – даже тут никуда не деться от этого дурацкого Рождества.
Он молча, не глядя на Ханса, зашел в кабинет, почитал почту. Потом позвонили из восточного района. Олле Фредриксон, новая музыкальная звезда Ньёберна, вдруг напал на мать. Ударил ее телефонной трубкой, сильно – Эльза звонила в слезах и просила Альфа поговорить с сыном.
- А я уж тебе такой кекс вкусный дам, рождественский, я их испекла, а Олле теперь даже дома Рождество не хочет праздновать, говорит, в клуб пойдет, к друзьям, а ведь он же всегда… - Эльза издала какой-то тяжелый, трясущийся всхлип, и Альф хмуро кивнул.
- Сейчас буду.
И повесил трубку.
- Альф, - сказал вдруг Ханс Хольмгрен, и челюсти у него были так решительно сжаты, что Альф понял: вопрос важный.
- Ну? – устало спросил он.
- Можно мне поехать с тобой?
В глазах у Ханса была надежда. Альф вдруг заметил, что глаза у стажера голубые, как у него самого, и мимоходом подумал: сейчас – впервые – этот парень готов унизить свою гордость до того, чтобы смотреть на него таким умоляющим взглядом. Ханс готов был проиграть этот раунд, чтобы выиграть всю игру. Какая ужасная хитрость.
- Пожалуйста, - через силу выдавил Ханс, и видно было, каких усилий ему это стоит.
Альф хотел было уже сказать «Да». Однажды придется согласиться. Он не может вечно держать его в офисе.
Но не сегодня. Он устал и должен разобраться сам. Да еще и это Рождество. Нет уж. Потом. Нет сил, чтоб еще и стажера учить. Не маленький, не заплачет. В следующий раз поедет.
- Нет, - сказал Альф.
И тогда Ханс встал. Отодвинул от себя стул, так что ножки противно взвизгнули по полу. Захлопнул ноутбук. Взял свою куртку с вешалки и вышел из комнаты.
До конца рабочего дня оставалось еще полтора часа, но удерживать его Альф не стал. Настроение у него испортилось окончательно.

***
На следующее утро случилось невероятное: Альф пришел на работу, а Хольмгрена там не было. Альф обычно приходил в девять, рабочий день начинался в восемь, и младший инспектор всегда уже ждал его, сидел в неизменной сгорбленной позе за своим компьютером.
Сегодня его не было.
Альф подошел к его столу. Может, записку оставил?
Но записки тоже не было.
На столе, как всегда, царил идеальный порядок. Бумаги были рассортированы по стопкам. Никаких личных вещей. На столах у полицейских обычно стояли фотографии семьи, какие-то безделушки, сувениры, открытки – но здесь не было ничего: Альф раньше почему-то этого не замечал.
Проспал? Но на него это непохоже. Сначала Альф решил, что отчитает Ханса так, что самому тошно станет, но потом вспомнил, как тот смотрел на него вчера вечером и раздумал. Надо было все-таки взять его вчера с собой.
Альф тяжело опустился за свой стол. В кои веки он мог посидеть один, никто не действовал ему на нервы – но он не мог сосредоточиться. Если этот чертов аккуратист не появился, что-то случилось. Или он после вчерашнего решил свалить домой, откуда он там приехал? С одной стороны – скатертью дорога, но с другой…
Он уже достал телефон, чтобы звонить Хольмгрену, когда из общего зала послышались оживленные голоса, смех, приветственные возгласы, а потом дверь в кабинет распахнулась и зашел Хольмгрен.
Альф недоуменно воззрился на него.
Ханс был в новой кожаной куртке, как-то причесался, что ли – во всяком случае, его торчащие во все стороны кудри сегодня были аккуратно приглажены, и это ему очень шло. С мороза он, обычно бледный, как бумага, раскраснелся, и самое главное – самое ужасное, как показалось Альфу – он улыбался.
Хольмгрен не улыбнулся ни единого раза за два месяца.

Теперь же на его лице играла радостная, веселая улыбка. В руке он держал подставку с двумя стаканчиками кофе.
- Альф! Прости меня, умоляю, - Ханс картинно поклонился и протянул ему стакан кофе, а второй поставил себе на стол, на ходу стягивая куртку.– Я опоздал, это непростительно. Извини.
- Где ты был? – подозрительно спросил Альф, продолжая следить за ним взглядом и надеясь, что не выглядит слишком уж огорошенным.
- Проспал, - засмеялся Ханс, сел за стол и со вкусом отхлебнул кофе. Улыбка сделала его угловатое лицо неожиданно обаятельным. – Ух. Отличное утро.
Он еще раз мельком улыбнулся Альфу и включил компьютер.
Пару минут Альф делал вид, что занимается своими делами.
Потом не выдержал. Убрал пальцы с клавиатуры, откинулся на спинку стула и осторожно сказал:
- Ханс.
Он первый раз назвал его по имени – но Ханс, кажется, не удивился: просто поднял голову с самым добродушным выражением лица, какое только можно представить. Больше никакой странности, никаких нечитаемых выражений – теперь его лицо было просто приветливым и открытым, и почему-то это испугало Альфа.
- Да?
- Ты не заболел? – Альф потер подбородок. – Если заболел, я могу тебя на сегодня отпустить. Сходи к врачу.
- Что ты! – расплылся в улыбке Ханс. – Конечно, нет. Прости, опоздать – это было ужасно. Я же знаю, как ты ценишь точность, - он помолчал, простодушно глядя на Альфа.
Нормальный Ханс Хольмгрен почти никогда на него не смотрел.
- Спасибо тебе, Альф, - негромко сказал он. – Ты очень многому меня научил. Я просто хочу, чтоб ты знал – для меня это были бесценные два месяца.
«Либо он надо мной издевается, либо у него что-то случилось с головой» - подумал Альф.
- Не за что, - пробормотал Альф и взял с вешалки свою куртку. – Мне надо в город, опросить свидетелей. Будь на проводе.
- Конечно, - серьезно кивнул Ханс, и Альф позорно сбежал из собственного кабинета.

***
В это утро один рабочий, который никогда до этого не играл на ипподроме, выиграл на скачках сорок тысяч крон – поставил на самую слабую лошадку, а та неожиданно для всех пришла первой. Альф поехал на ипподром выяснить, не было ли это мошенничеством – но все было тихо: счастливчик светился, букмекер, у которого была сделана ставка, подтвердил, что все честно.
А потом Альфа взял за рукав Ульрик, владелец ипподрома и давний его знакомый.
- Слава Богу, ты здесь, - напряженно начал Ульрик. – Альф, слушай. У нас беда. На рассвете кони взбесились. Конюх зашел в конюшню, а у них прямо пробки вышибло, две лошадки так бесновались, что выбрались из денников, я до сих пор не знаю, как. Сбежали. Владельцы сегодня за ними приедут. Будет скандал. Надо их найти, ладно? Ты уж подключи своих ребят.
- Конечно, - кивнул Альф.
Он поговорил с конюхом, но тот и сам ничего не понимал – он ничего необычного не заметил, хотя, сказать по правде, не особо присматривался.
- У меня новость такая радостная, - беззаботно улыбнулся конюх. – У нас с женой детей не было. А сегодня она к доктору ходила, доктор подтвердил, что Эрика ребенка ждет. Так что, может, и было что странное в конюшне, да я не заметил. Только о жене и думал.
Еще два часа Альф носился по ипподрому и инструктировал вызванных из управления полицейских, как искать лошадей. Владельцы уже приехали, начался предсказуемый скандал, и тут – очень не вовремя – позвонил Ханс.
- Прости, что отвлекаю, - бодро сказал он. – Нам тут поступил звонок. Клара Олофсон убила свою кошку.
- Ты что, издеваешься надо мной? – тихо спросил Альф. – Какую кошку? У меня тут…
- А мне кажется, что это странно, - воодушевленно ответил Ханс.
Он никогда раньше такого не говорил, знал, что его мнения не спрашивают, - впрочем, Альф и так по голосу всегда мог вычислить его мнение.
– Ты же сам знаешь: она без ума была от своей кошки, - продолжал Ханс. – Это весь город знает. А теперь задушила ее. Сама. Голыми руками. Позвонила нам и сообщила, тоже сама. Просит ее посадить. Говорит, не знает, что на нее нашло. Я с ней разговаривал. К ней должны приехать родственники на праздник. Знаешь, она их сто лет не видела, а тут ей позвонили и сыновья, и внуки. Сказали, что все приедут на праздник.
- И как? – уточнил Альф. - Ты ее успокоил? Не хватало мне еще сейчас Клару Олофсон утешать.
- Зачем? – искренне удивился Ханс. – Она поступила ужасно. Кошка этого не заслужила. Я так ей и сказал.
«Что ж за чертовщина», - безнадежно подумал Альф. Его тошнило от этого приторного, добродушного тона, и он повесил трубку.
Но через час Ханс позвонил снова.
- На пятнадцатой улице скандал, - все тем же бодрым голосом доложил он. - Старый Йон Фальк грозится убить жену.
- За что? – устало спросил Альф.
- Она сказала, что встретила другого и уходит от него.
- Ханс. Ты что, шутишь? Им семьдесят.
- Она сама мне звонила. Вся в слезах. Сказала, что муж грозит ее убить, но жить с ним она больше не может. Встретила любовь всей своей жизни и все такое.
- Ты попросил передать трубку Йону?
- Нет. Я послал патрульных.
- Хорошо. Я потом сам тоже к ним съезжу.
К концу дня Альф почувствовал, что у него закололо сердце. Такие нагрузки уже не для него. Целый день беготня по всему городу. Поступило еще несколько звонков в том же духе – немотивированная агрессия, о которой Ханс неизменно рапортовал тем же радостным голосом.
За день в Ньёберне произошло больше нарушений, чем за весь последний месяц.

***
Вечером Альф ехал домой мимо празднично освещенной Икеи, и вдруг понял, что ничего больше у него в жизни не будет. Все уже кончилось, а он даже еще не начинал.
А завтра сочельник. Ладно, в конце концов, у него есть кексы от Эльзы Фредриксон.
Он уже подошел к двери дома, когда его кто-то окликнул.
- Привет, Тильда, - кивнул он, оборачиваясь.
- Не очень-то веселое Рождество, да? – сказала Тильда Петерсон, женщина с модной стрижкой и морщинами, тщательно замазанными тональным кремом. В городе ее считали странной – ей было шестьдесят пять, она жила одна, и никогда не была замужем.
Альф помнил ее красавицей. Помнил, сколько у нее было поклонников.
- Слушай, Альф, - начала она, и положила свои тонкие морщинистые руки в карманы шубы. - Ты хороший парень. Мрачноватый, но толковый, - она посмотрела на него, и даже сейчас, сквозь эту сетку морщин, она казалась ему красивой.– Я тебе скажу одну вещь. Только не говори, что я сумасшедшая, хорошо? Я слышала, что происходит в городе.
Снег валил все гуще и гуще, летел прямо в лицо. На Тильде была роскошная меховая шуба, и в этом наряде она похожа была на Снежную Королеву из детской сказки.
- От кого? – спросил он.
- От всех. Сам знаешь – у нас новости быстро расходятся. Знаешь, что происходит?
Альф покачал головой. Ноги у него промерзли насквозь, и думал он только о том, как быстрее подняться домой.
- Такое уже было. Пятьдесят лет назад. Мне тогда было шестнадцать, - Тильда подошла ближе. – Людям внезапно начало везти. Женщины, у которых не было детей, забеременели. Те, кто мечтал о деньгах, внезапно выиграли на скачках. Тот, кто мечтал о семье, немедленно встретил любовь всей своей жизни. И одновременно с этим – жестокость. Неожиданная. Без всяких причин. От тех же самых людей. А потом все сходит на нет.
Альф вздохнул и сел на обледеневшую скамейку.
- И что это значит?
Она, казалось, не слушала – только подошла еще ближе, так что он ясно различал теперь ослепительные снежинки, запутавшиеся в ее шубе.
- Мне это рассказал отец. Он сказал мне тогда – пришел Рыбак. Иногда он приходит. Перед Рождеством. Это рассказывал отцу его отец, а тому – его отец. Если бы у меня была дочка, я бы рассказала это ей. Это был бы наш семейный секрет. Но ты же знаешь – у меня нет детей, - она улыбнулась, и улыбка эта была неподвижной, как у статуи. Альф подумал – она много лет тренировалась, чтобы говорить эту фразу таким ровным голосом.
- Какой рыбак? – переспросил Альф.
Тильда опустилась рядом с ним на скамейку и улыбнулась.
- Знаешь, в маленьких городках, как наш, люди всегда верили, что три дня перед Рождеством – время волшебства. Магии. Гаданий. Три дня перед праздником все волшебные существа могут свободно разгуливать по земле, и люди могут их видеть. Обычно они живут в лесу, там их и встречают. А в Швеции лесов много.
- Ты что, хочешь сказать, что этот рыбак – какой-то сказочный тролль? – спросил Альф.
- Не надо со мной говорить как со слабоумной. Сам знаешь – уж с чем-с чем, а с мозгами у меня все в порядке.
Она замолчала. Альф уже думал, что она обиделась и придется уговаривать ее, чтобы продолжила, - но она заговорила сама:
- Рыбак покупает души.
Альф замер.
- Он приходит в город. Покупает у людей души и взамен дает им подарки. Он может исполнить любое желание. Ну, почти любое. Люди обычно не стоят в очередь, чтобы продать душу – но он заговаривает им зубы, расхваливает подарок, который может им дать, убаюкивает их бдительность. На самом деле, это не совсем продажа. Он прикидывается добрым рождественским духом, который бескорыстно помогает людям. Перед праздником людям так хочется верить в чудеса, что они вполне способны в это поверить. А потом он просит у них «кое-какую безделицу» взамен, они соглашаются, и он забирает их душу. Он искусный ловец. Поэтому его и зовут Рыбаком.
Альф молчал.
- Знаешь, когда я поняла, что мне уже сорок пять, а мужа – такого, как хотела - я так и не нашла, я перед каждым Рождеством думала: если бы я повстречала Рыбака, я бы продала ему душу. Зачем она мне? В Царство небесное я не верю. Мы просто умираем, вот что я думаю. Гнием. А взамен я бы попросила ребенка и мужа. Хороших. Настоящих. Таких, каких я всегда мечтала иметь. И вот теперь он снова пришел, а мне уже поздно думать о таких вещах.
«Может, она пьяна?» – подумал Альф.
- Если он исполняет желания, почему происходят преступления? – он попытался все же ухватить нить ее путаного рассказа.
- Первые дни без души люди мучаются. Так сказал мне отец. Становятся грубыми, жестокими, способны сделать всякие плохие вещи. А потом привыкают. Я тогда ему поверила, потому что сама видела, что было с людьми. Если ты спросишь стариков, они тебе то же самое расскажут, что и я.
- Слушай, Тильда…
- Помолчи. Я не сумасшедшая. Если ты найдешь тому, что творится в городе, другое объяснение – пожалуйста. Но я просто хочу тебе сказать – не трать силы. Тут нечего расследовать. В рождественскую ночь все закончится. Все существа уберутся восвояси – не знаю уж, куда – люди успокоятся, и преступления прекратятся.
- А души к ним вернутся? К этим людям?
Тильда покачала головой, улыбаясь.
- Нет, конечно. Они совершили свой обмен.
- И как найти этого… рыбака? – стараясь, чтобы голос не звучал издевательски, спросил Альф.
- Ты что, арестовать его собрался? Я не знаю. Обычно он сам всех находит, - она подождала ответа, но Альф молчал.
Какой странный, какой глупый разговор.
Она поняла, что он думает об этом, и лицо ее стало неподвижным, холодным - и правда Снежная Королева.
- Спокойной ночи, Альф, - Тильда поднялась со скамейки. Альф смотрел ей вслед – но снег валил так, что она исчезла почти сразу.

Ночью Альфу приснились руины. Какой-то холодный длинный лабиринт, затянутый льдом, и он оскальзывался в нем, как на катке, а коридор все поворачивал и поворачивал и никак не кончался, и проснулся Альф совершенно разбитым – будто и правда падал куда-то всю ночь. Едва проснувшись, сквозь сон, он подумал: если Тильда бредит, как объяснить все эти странности? А если нет… нет-нет. Такого и быть не может.
Но с другой стороны… Олле внезапно научился петь, к Имельде приедут долгожданные родственники, жена конюха ждет ребенка, тот мужик выиграл на скачках, а Ханс Хольмгрен, например…
Альф испугался так, что проснулся мгновенно, в одну секунду, и ему показалось, что его изношенное сердце сейчас лопнет.
Ханс. Он изменился. Он стал обаятельным, общительным, красивым весельчаком, а если верить Тильде, это значит, что…
Альф выпутался из одеяла, торопливо оделся, потом понял, что сейчас еще ночь, разделся, лег обратно, и до утра так и не смог заснуть.

***
Был сочельник.
Зайдя утром на работу, Альф услышал голоса из общего зала.
- А я и не замечал, какой классный парень этот тихоня. Кофе сегодня, вон, на всех принес. Я думал, он как Линдберг. Два сапога пара, - тихо говорил молоденький патрульный.
- Я тоже не замечала, что он такой классный. Симпатяга, - мечтательно сказала Бригитта. – Странно, раньше он мне казался некрасивым.
При виде Линдберга все испуганно замолчали и вернулись к делам.

Альф зашел в свой кабинет. Подошел к столу Хольмгрена, медленно, едва отрывая ноги от пола.
- Ханс, - позвал он. Ему вдруг стало страшно. Не тогда, когда он говорил с Тильдой, а сейчас, когда он смотрел на склоненную голову стажера. «У него такие светлые волосы, - вдруг подумал он. – Такие же, как у меня. Что я к нему пристал, в самом деле?».
«Два сапога пара», - сказал патрульный.
- Ханс. Слышишь меня?
- Конечно, - тот вскинул голову и заулыбался. – Я всегда тебя слушаю. Ты же мой босс.
Еще вчера Ханс бы не ответил – просто кивнул бы или приподнял брови, показывая, что слушает.
Альфу захотелось ударить его лицом об стол.
- Ханс, - он сел рядом на стул, заглянул ему в лицо, и зачем-то сказал: - Хватит меня разыгрывать.
- Я бы никогда не стал тебя разыгрывать, - ослепительно улыбнулся тот, и теперь Альф окончательно понял - это не его улыбка. За этой улыбкой ничего нет. Он ничего не чувствует.
Альф встал.
Последняя проверка.
- Ханс, - ровным тоном сказал он. – Хочешь поехать со мной на вызов?
- Конечно, Альф, - кивнул тот, встал и выжидательно замер посреди кабинета. – Пошли?

***
Весь день Ханс ходил за Альфом, как пришитый. Всем свидетелям он сразу нравился, все улыбались ему, он улыбался в ответ, а Альф мрачнел и мрачнел. Рыбак дарит подарок. Он заговаривает зубы. Ханс вчера ушел с работы в ужасном настроении. Хлопнул дверью. Он был легкой мишенью. Это Альф его до этого довел. Надо было вчера взять его с собой, и все бы было хорошо.
От злости на себя и на все вокруг Альф наорал на Ханса за ерунду, он ждал, что тот, как обычно, нахмурится, сожмет зубы и будет молчать, но тот улыбался и повторял:
- Конечно, Альф. Я понимаю. Я еще недостаточно профессионален. Извини. Я виноват. Правда виноват.
Они вместе вернулись в управление. Конечно, никого там уже не было – несколько часов осталось до Рождества.
- Здорово украсили зал, правда? – краем рта улыбнулся Ханс. – С наступающим Рождеством, Альф.
Альф упал на стул посреди зала, чувствуя себя сгорбленным столетним старцем.
- Все в порядке? – заволновался Ханс.
За окнами валил снег. Альф смотрел, как сумерки проглатывают Ньёберн, и город из заснеженного, серебристо-бледного превращается в разноцветный, яркий, украшенный, как елка.
- Ах ты дебил, - безнадежно сказал Альф. – Где ты его встретил?
- Кого? – простодушно улыбнулся Ханс.
- Рыбака. С которым ты торговался. Позавчера.
- Не знаю, о чем ты, - нахмурил брови Ханс.
Альф сильно потер лицо.
- Пошли, - он кивнул Хансу в сторону двери.
И тот послушно пошел за ним.

***
Они шли по улицам, и Альфу казалось, что он изгнан, и никогда больше ничего хорошего с ним не случится. И еще он так подставил этого парня. Одно дело – доводить его насчет кофе и документов, а другое – знать, что…
Вдвоем они бесцельно бродили по центру, среди кондитерских, среди ярко освещенных магазинов, в толпе веселых, нарядных людей, и Альф готов был поспорить – в этот сочельник у него самая мрачная рожа во всем городе.
Вдруг Рыбак подойдет и к нему? Уж тогда он найдет, что ему сказать.
Но, конечно, к ним никто не подошел.
- А куда мы идем? – весело поинтересовался Ханс.
Альф притормозил.
- Ханс. Ты ведь хочешь, чтоб я к тебе хорошо относился?
- Очень хочу.
- Тогда ни о чем не спрашивай. Усек?
- Усек, - с готовностью кивнул Ханс.
Так они дошли до Икеи. Она еще не закрылась – на парковке было полно машин. А дальше начинался лес.
«В Швеции много лесов», - сказала Тильда.
Что ж, проверим.

***
Над лесом висела луна – огромное, размытое пятно. Луна сияла странным фосфоресцирующим цветом, под которым весь пейзаж казался бледным, монохромным, как на японских гравюрах. Деревья тянули свои тонкие, будто нарисованные тушью ветки к небу, занавешенному бледными пухлыми тучами. Снег блестел мелкими переливчатыми искрами, он был плотный, подмерзший, Альф тут же провалился в него, и теперь джинсы намокли по колено.
Сначала лес был совсем светлым от фонарей и автотрассы, но постепенно становился гуще, тише. Один раз Альфу показалось, будто что-то мелькнуло за деревьями, - может, заяц. Конечно, ничего они не найдут, но надо хоть попытаться. Он должен попытаться. Иначе это будет самое ужасное Рождество в его жизни.
- И куда мы тащимся? – вдруг спросил Ханс злым, незнакомым голосом.
Альф повернулся.
Глаза у Ханса были холодными, как лед. Раньше даже его злость выглядела не так.
«Исполнение желаний – а потом злость без всякой причины», - сказала Тильда.
- Все в порядке, - сказал Альф. – Потом объясню.
- Ах, потом? Знаешь, что. Мне надоело, - он выплевывал слова так, будто они жгут ему горло. - Ты достал меня, понимаешь? Я все делал, чтоб ты меня заметил. Меня распределили из академию в эту дыру, я никого не знаю в этом чертовом городе, я вкалывал как мог, а ты ко мне относился, как... Я все делал. Я хотел быть как ты.
- Никто не хочет быть как я. Я старый, замотанный инспектор из самого Богом забытого угла Швеции. Ханс, слушай…
Но вместо того, чтобы слушать, Ханс ударил его по лицу.
Удар получился вполсилы, да и падать на снег было мягко, но в глазах у Ханса было такое злобное, страшное выражение, что Альф невольно нащупал пистолет. Нет, конечно, он не будет стрелять, но так будет спокойнее. Хорошо, что у Ханса нет с собой оружия.
- Послушай меня. Я хочу тебе помочь. Успокойся. Успокойся, слышишь, Ханс, послушай меня, - лежа спиной на снегу, повторял Альф. Тот, тяжело дыша, смотрел на него. Он казался очень высоким на фоне совершенно белого леса.
А потом что-то хрустнуло за деревом, и Ханс обернулся.

Продолжение тут: livniggle.diary.ru/p183401236.htm

@темы: Сказки

---

Сказка с печальным концом, часть 2

[Cinnamon-Roll]

Начало тут: livniggle.diary.ru/p183374985.htm

***
Их осталось всего шестеро.
В такой шторм невозможно было держать курс. Они плыли так долго, что уже потеряли надежду. Остальные моряки постепенно перестали говорить с Нильсом – решили, что от долгого путешествия он сошел с ума.
И, вполне возможно, так оно и было.
- Ах, так, - бормотал Нильс, вычерпывая воду за борт. Он уже сам не понимал, к кому обращается, и главное - зачем. – Ты хочешь нас убить, да. Я вижу. Я все понял. И деньги мои присвоил, да, присвоил, я все понял.
- Я получил их на следующее утро после твоего отъезда. Еще до того, как начал писать, - пробормотал Сказочник. Он сидел на свернутом якорном канате и от холода потирал ладони друг о друга. - Отправил их с почтовым экипажем. Все до последней монеты.
Нильс зло рассмеялся.
- Хорошая ложь. Только тебя же не существует, я понял, я все понял. А если даже ты и есть – знаешь, что? Я отрекаюсь от тебя. Это ты во всем виноват. Без тебя я бы справился.
Сказочник пару секунд смотрел на него. Потом закрыл глаза и исчез.
И Нильс вдруг испугался.
Он хотел было крикнуть ему «Подожди!» – но волна ударила его в лицо, с такой силой, что он едва устоял на ногах.
Он попытался нащупать в кармане лист, который тот дал ему, может быть, тогда он его услышит, если поймет, что Нильс сохранил его – но в кармане была только бумажная каша, лист весь размок от воды. Нильс вытянул ладонь, и море тут же смыло остатки сказки.

***
В последний день было совсем худо.
Еще одного моряка смыло за борт, осталось пятеро. Они уже даже не думали о том, чтобы куда-то доплыть – просто старались не утонуть. Нильс все время лихорадочно щупал в кармане счастливую монету, и локон Элен, и три зеленых камня.
В последний день, перед самой темнотой, он увидел, как огромная волна катится прямо на их судно. Девятый вал, рождающийся в самом чреве океана, чтобы погубить моряков.
Все вокруг закричали, Нильс услышал, как кто-то взвыл, кто-то еще пытался отдавать приказы - но капитан стоял спокойно. Ничего не сделаешь. Поднять, опустить паруса – это уже неважно.
Нильс закрыл глаза и представил, как Сказочник – если он когда-нибудь существовал – сидит за столом в своей убогой комнате и, сгорбившись, словами рисует на бумаге эту волну, которая сейчас разобьется об их корабль. Он увидел его так ясно, как будто тот был настоящим, и попросил его, едва слышно: «Пожалуйста. Я отдаю свою жизнь в твои руки, ты моя последняя надежда, не оставляй меня».
Но Сказочник не обернулся. Он продолжал писать.
Нильс открыл глаза.
Капитан посмотрел на него.
- Почему ты не боишься? Я много лет в этом море. Я уже разучился бояться, - он говорил так спокойно, будто никуда не торопится. - А ты? Ты молод.
- Моя жизнь кое у кого в руках, - тихо сказал Нильс, глядя на приближающуюся волну и сжимая руку в кармане, вокруг локона, монеты и камней.
- Понимаю, - сказал капитан, как будто правда мог понять, что Нильс хочет сказать.
А потом волна оказалась очень близко. Она тоже никуда не торопилась. Теперь уже замерли все.
Капитан улыбался, будто видел совсем не волну. Он не боялся, и у него, кажется, была на это своя причина.
Тень волны накрыла корабль. Нильс посмотрел на нее.
А потом она упала.
Его ударило сразу обо все – об воду, о палубу, сдавило со всех сторон, дернуло куда-то с нечеловеческой силой, но он был так измучен, что даже не чувствовал страха.
Вода была везде, и он закрыл глаза.

***
Пока он писал, совсем стемнело. Документы так и лежали на углу стола. Если не перепишет их, не выживет. Моряк должен умереть.
Свечей почти не оставалось, все равно в такой темноте ничего не сделаешь, и Сказочник лег спать. Ему ничего не снилось.
На рассвете небо было серым. На улице покрикивал на своего возницу какой-то человек, цокали копыта лошадей. Сказочник не понимал, зима сейчас или уже весна.
Он положил перед собой документы, решительно пригладил волосы и переписал три листа, но никак не мог сосредоточиться, думал только о волне, которая разбила корабль моряка и утопила его в море. Он чувствовал, как вода заливает ему горло, тянет вниз, он барахтался в этой воде, как будто сам тонет, видел, как моряк пытается выбраться, но у него ничего не получается, и тогда…

***
… Тогда он открыл глаза. Он лежал на берегу. Было прохладно, небо казалось низким и влажным, берег моря весь усыпан был крупными серыми камнями.
Первым делом Нильс пошарил в кармане.
Конечно, камни вылетели во время шторма, но мокрый локон прилип к подкладке, волосы Элен были как после купания, и он улыбнулся.
Больше на берегу никого не было.
Нильс остался последним из команды «Магнолии».

***
Это оказался большой город с портом и двумя церквями, похожий на все города на родине Нильса.
Нильс провел там много дней.
Камней больше не было, и ему снова нужны были деньги. Он устроился работать в доках, помогал чинить корабли. Про Сказочника он старался не думать – глупые фантазии.
Ему предлагали другие путешествия. Корабли свозили сюда из дальних стран диковинных зверей, которых хотели продать богатым людям. Звери сидели в маленьких клетках, выли и бросались на прутья.
Нильс так никуда и не поехал.
Однажды он вспомнил Свена, которому никогда уже не придется носить черный костюм и строить корабли, и подумал, что такие опасные приключения и новые земли – не для него. Если он будет честно работать, то и сам всего добьется. Он чуть не умер, и теперь должен просто вернуться. Он не пират, чтобы отнимать золото у других.
Нет такой земли, где оно просто лежит на земле, думал он, зашивая рыбацкую сеть.
Золото всегда чье-то.

Но ни один корабль не шел к тем берегам, откуда он был родом, и Нильс продолжал чинить корабли. Отчего-то он слабел, будто болен, чувствовал себя уставшим, сколько бы ни отдыхал. В порту его считали нелюдимым, а он тосковал по дому.

***
Бумаги Сказочник так и не переписал – слишком занят был сказкой. В последние дни у него закончились последние запасы – и еды, и дров. Он чувствовал, что даже выводить на бумаге слова стало трудно.
Что ж, он и так протянул долго. Даже странно, что настолько долго – он даже не знал, откуда у него брались силы все это время.
Он так и не убил моряка, а сам умирал – вот ведь ирония.
И Сказочник решил сделать моряку прощальный подарок перед тем, как уйти. Он ничего был не должен ему, он и так оставил его в живых – и все же…

***
Когда Сказочник пришел к нему, Нильс спал.
- Я пришел попрощаться, - сказал Сказочник и вдруг улыбнулся, еле-еле, будто из последних сил. - Чего ты хочешь? Я могу тебя отправить в другое путешествие. Там будут настоящие сокровища.
Нильс приподнялся на локте и покачал головой.
- Я хочу вернуться домой. Мне не нужны сокровища. Я просто не хочу умирать. Верни меня.
- Ради одного камня не стоило пускаться в такое путешествие.
- У меня не осталось камней.
- Это ты так думаешь, - произнес Сказочник, сидя на полу около его кровати, больной и уставший, но совершенно настоящий.
Впрочем, Нильс даже во сне понимал, что это просто сон.
- Прощай.
- Подожди, - Нильс дернулся в его сторону, чуть не упав с кровати.
Сказочник терпеливо ждал, пока Нильс соберется с мыслями.
- Ты же тогда обещал счастливую сказку. Ты мог придумать нас счастливыми, - медленно сказал он. - Тебе что, жалко было? Но ведь моряки не вернулись. Вся команда «Магнолии» погибла. Я не знаю, что с моей семьей. Я не знаю, ждет ли меня Элен. Я ничего не привезу домой.
Сказочник посмотрел на него и вдруг засмеялся – сипло, едва слышно.
- Если все счастливы, - веско сказал он. - Тогда в чем история?

Когда Нильс проснулся, небо за окном было ярко-синим.
В тот же день в гавань зашел корабль, который отправлялся как раз в тот город, откуда он приехал.
Сказочник его не обманул.

***
Дом оказался не так далеко, как ему казалось. Капитан сказал, что плыть всего пять дней. А из дома он отплыл уже почти три месяца назад.
Иногда Нильсу казалось, что карта всего этого плавания, всех этих морей была только у него в голове.
Он старался не думать об этом.

На следующий день Нильс стоял на палубе. Море было серым, как сталь, дул сильный ветер, солнце то пряталось, то выныривало из-за туч. Нильс сунул руки в карманы куртки и вдруг нащупал дыру посреди шва – он раньше даже не замечал ее. Он пошарил там пальцем, чтобы проверить, насколько распустилась нитка, и нащупал что-то маленькое и твердое.
Он вытянул руку.
На его ладони лежал изумруд. Самый маленький из всех - но под солнцем он вспыхнул так, что стало больно глазам.

***
Сказочник дописал последние слова, аккуратно протер перо и положил его на стол. Вот теперь история закончилась. Пусть моряк возвращается. Приключение его было недолгим, но теперь он хотя бы сможет накормить сестер и братьев.
Он вдруг понял, что ему больше не холодно.
Документы он так и не переписал, и это было так глупо, так по-детски глупо – но теперь на это не было больше сил, начинать уже поздно. Он поднялся из-за стола, ни о чем не думая, и медленно спустился по лестнице.
На улице сияло солнце. Сказочник с удивлением понял, что наступила весна. Он перешел через улицу и наклонился над каналом, перегнулся через поручни, оглядывая другую сторону улицы. Кто-то засмеялся ему вслед.
Он продержался ровно столько, сколько нужно было, чтобы закончить сказку.
Обеими руками вцепившись в поручни, он посмотрел на разноцветные дома, которые нависали над ним. Солнце было невыносимо ярким. Лед давно растаял.
Канал был на месте, такой же темный и грязный, как всегда. Значит, в городе все в порядке – его не было так долго, а ничего не изменилось. От этой мысли он рассмеялся - тихим, безумным смехом.
С трудом поднялся он по лестнице назад. Каждая ступень скрипела и проседала под его шагами. У фрау Торвальдсон было тихо – жаль, что он не успеет с ней попрощаться.
Сказочник открыл свою дверь и подумал – какая убогая комната. Как странно, что я выдумал все эти приключения, сидя здесь, среди этих досок.
На столе лежали листы, он хотел посмотреть, чем все закончилось, он почему-то не мог вспомнить, а ведь сам же это написал, - но руки плохо слушались, и, пытаясь отыскать последние страницы, он случайно смахнул со стола всю пачку, листы взметнулись, как снег в тот день, когда он выдумал моряка. Листы потихоньку осели на пол, а он осел на кровать, стоять он больше не мог, ему казалась, что кровать бездонная, что он уходит под воду.
Сказочник старался держать глаза открытыми – все глядел на свою усыпанную белым комнату, ему казалось, что она покрыта снегом, и последнее, о чем он подумал: это очень красиво.

***
Нильс вернулся в город двадцать пятого марта.
Его слегка пошатывало – трудно было снова идти по твердой земле.
Прежде всего он пошел в контору скупщика и продал изумруд. Он понимал, что скупщик занизил цену, но больше он никого с таким ремеслом не знал и хотел побыстрее превратить камень в деньги – тот появился так неожиданно, что моряк опасался, как бы он так же неожиданно не исчез.
На дом этих денег не хватит, но это было гораздо, гораздо лучше, чем ничего.

Искать Сказочника он не собирался – в его голове тот окончательно превратился во всемогущее враждебное существо, которое он сам же выдумал. Но его тянуло на Медную улицу как магнитом, он никак не мог выбросить ее из головы, и решил все же зайти туда. Купил немного еды в подарок – бедолага вряд ли разбогател со времен его отъезда. А если в доме никого не окажется, или даже дома такого не окажется, он просто заберет еду себе.

Он нашел семнадцатый дом – темного сплющенного уродца посреди прекрасной улицы, - и поднялся по знакомой лестнице. Здесь никого не будет. Там живут другие люди. Сказочники не живут в таких страшных домах. Ему все это просто показалось. Нет никакого Сказочника.
Нильс осторожно открыл дверь и заглянул.

Комната была усыпана бумагой, и показалась ему пустой и убогой, как спичечная коробка. На узкой койке лежал Сказочник. Рука его упала на пол, он не двигался, и лицо его, и руки, были такими же белыми, как листы бумаги.
Солнце заливало комнату.

***
Он проснулся от боли.
Увидев моряка, которого выдумал, он подумал – наверное, я попал в рай. Интересно, можно ли считать раем место, где ты встречаешь тех, кого сам придумал? Своих воображаемых друзей. Свои мечты и создания. Это был бы совсем не плохой рай.
Потом воображаемый моряк снова ударил его по щеке с такой силой, что он чуть не врезался головой в стену – и Сказочник смутно подумал, что, кажется, не оценил силу своего воображения.

***
- Ты настоящий, - пробормотал он. Он сидел на кровати, прислонившись спиной к стене, и пытался проглотить ром, бутылку с которым ему все время настойчиво протягивал моряк. Тот даже не ответил.
- Что ты будешь делать? – спросил он вместо этого, глядя на Сказочника странным, задумчивым взглядом, который так странно смотрелся на его широком мрачном лице – как будто он хочет что-то сказать или спросить, но не знает, как.
- Пока не знаю.
- Хочешь, поехали в мою деревню, - неожиданно сказал моряк. - Ты грамотный. Пригодишься.
Сказочник рассмеялся – так, будто это очень смешная шутка. Несмотря на голод, он чувствовал себя живым, как никогда.
- Нет. У меня здесь дела.
- А в деревне ты не можешь ими заниматься?
- В той деревне – нет.
Моряк не стал спрашивать, что это значит.
- Ты тут не выживешь. У тебя нет работы, - терпеливо пояснил он.
- Что-нибудь придумаю. Я выживу. Только…можешь сделать для меня кое-что? Прежде, чем мы попрощаемся, - Сказочник вгляделся в его лицо, стараясь запомнить как можно лучше. Он знал, что они больше не встретятся.
- И что надо сделать? – хмуро спросил моряк.
- Купи мне бумаги.

***
Фрау Торвальдсон распахнула окна - день был прекрасный, вдоль канала спешили нарядно одетые люди. Вдалеке, там, где канал впадал в море, виден был порт – большие корабли с грязно-белыми парусами.
Потом она вздохнула - глубоко, с наслаждением – и перевела взгляд на дома по другую сторону канала.
- Вот красота-то, а, - она щелкнула языком и заправила под чепец выбившиеся рыжие пряди.
Фрау Торвальдсон разрешала себе смотреть в окно не чаще двух раз в день – чтобы вид Медной улицы не приедался. Она так любила ее, что в глубине души была уверена – все эти красивые дома существуют только для того, чтобы два раза в день услаждать ее взор.
- Чтоб я отсюда когда-нибудь уехала? - протянула она, с вызовом глядя на какую-то спешащую по улице красавицу в меховом манто. Та ее, конечно, не услышала. – Да никогда в жизни. Это моя улица, - и, подумав, прибавила: - Моя и этого чудака из квартиры на втором этаже.

***
На рассвете Нильс вошел в свою деревню. Его братья и сестры бросились к нему, все пятеро, и, гладя их по волосам, он подумал – если Элен с ними нет, может, она его и не ждет? Его ведь так долго не было.
И все же он нашел ее.

Элен развешивала белье перед своим домом, и солнце так ярко освещало ее волосы, что казалось, будто у нее нимб вокруг головы. Потом она обернулась.
Он был весь в пыли, и она заплакала, навзрыд, как ребенок, и обняла его за шею.

Вечером, когда солнце садилось над деревней, Нильс сидел у себя в столовой и рассказывал им всем о своем плавании. Об удивительном острове и удивительных животных. О Свене, который хотел строить корабли. О том, как их отравили. О том, как женщина спасла его и дала ему драгоценные камни. О бесконечном шторме, который убил всех, кроме него. О городке с двумя церквями и портом, где он чинил корабли. О том, как нашел изумруд, который пощадил шторм. Но о некоторых вещах он умолчал.
Ни дети, ни Элен все равно бы не поверили.

«Это точно», - прибавил Сказочник про себя.
И написал:

КОНЕЦ

@темы: Сказки

---

Сказка с печальным концом, часть 1

[Cinnamon-Roll]

Каждый раз в середине декабря меня посещает странное чувство - вроде как уже хочется праздновать, отдохнуть от всего, как-то, знаете, засесть с какао в теплом кресле, или елку нарядить, а потом понимаю - РАНО А все вокруг такие измученные, закрывают какие-то квартальные отчеты и думают о том же
Поэтому я решила, что пора уже устраивать новогоднее настроение, и начну выкладывать потихоньку рождественские сказки
Я их написала штук восемь Because you can't stop LOVE LOVE LOVE С наступающими вас, так сказать, праздничками, друзья
Ворнинг: Аня, вам все это строго противопоказано Инсулиновая кома, снежинки, хлопья любви и вообще не ваш жанр, не насилуйте себя, я серьезно говорю! Но вот первая прямо для вас, вы ее тут же узнаете


Со сказкой номер раз связана, понимаете, история

ИСТОРИЯ)))

В прошлом году после НГ мы с Аней и Машей были в Копенгагене и, гуляя по набережной и в очередной раз тараторя про Тома Хиддлстона, пытались найти музей Андерсена, но на волнах любви уже все перепутали и, когда я задумчиво сказала:
- Где-то здесь жил Ганс Христиан...
Аня тут же прибавила:
- Хиддлстон.

После чего весь оставшийся вечер я придумывала плотбанни про сказочника Ганса Христиана Хиддлстона и моряка Криса Хемсвортсона Этот вечер мы все помним с трудом - мы мотались по заснеженному Копенгагену и косплеили "Спокойной ночи малыши" - я была тетей Таней, а девочки Каркушей и Филей

В общем, тогда я подумала, что надо это все записать, но только имена, как обычно, заменить и как-то развить сюжет - и в результате первую половину я записала ровно как рассказывала просто вот НА ХОДУ Ане и Маше, а вторую придумала потом


Итак

СКАЗКА С ПЕЧАЛЬНЫМ КОНЦОМ

***
Однажды вечером, в городе, занесенном снегом, встретились два человека.

***
Город стоял на морском берегу, и в гавани всегда было тесно от рыбацких лодок и тяжелых, груженых лесом парусников.
В том месте, где канал, протекавший через весь город, впадал в море, находилась Медная улица. Вдоль высоких гранитных берегов канала выстроились разноцветные дома. Дома были желтые и красные, оранжевые, зеленые, они стояли, тесно прижавшись боками друг к другу, будто грелись.

Сейчас, перед Рождеством, улица выглядела сказочной и яркой, как елочная игрушка. Над дверьми и в окнах висели шишки, гирлянды и связки позолоченных орехов. Даже мост через канал, соединявший две набережные между собой, однажды ночью кто-то украсил – жители проснулись и увидели, что мост увешан лентами и еловыми ветками.
Каждый год в Рождество жители Медной улицы соревновались между собой в искусстве подготовки к празднику. Все хозяйки хотели перещеголять друг друга в приготовлении пирога, замешивали пудинг и настаивали напитки, доставали из кладовок желе из брусники и варенье из морошки, варили густой черносмородиновый кисель и торговались на базаре за самую свежую рыбу.
А по вечерам вместе с детьми женщины вязали венки из соломы и украшали их сушеными ягодами, вешали над дверью, и каждый старался, чтобы его дом был самым красивым на всей улице. И если сюда попадали приезжие, или моряки с дальних рейсов, они никак не могли решить, какой же дом все-таки красивее – так все они были хороши.
Все, кроме Семнадцатого.

***
Дом номер семнадцать был позором всей улицы. Среди своих роскошных соседей он выглядел сплющенным, стиснутым, как худой бедняк между двух богачей в пышных шубах. Оранжевая краска кое-где облупилась, ставни на окнах покосились или совсем оторвались, и даже перед Рождеством дом не украсили: только пристроили над дверью сиротливый венок - тот же, что вывешивали в прошлом году.
Жители улицы посматривали на Семнадцатый неодобрительно и старались побыстрее мимо него пройти, пытаясь этим пристыдить нерадивых квартирантов. Семнадцатый принадлежал купцу, который жил где-то в центре города, а дом, несмотря на протесты соседей, сдавал самым разным людям. Сдавал за бесценок, и люди были совсем не шикарные - купец был чудаком, и этим он хотел насолить своим приличным и слишком скучным соседям. Это отлично у него получилось: соседи вели с Семнадцатым бесконечную войну, жаловались, что туда вечно приходят какие-то грязные люди - но купец был богат, сдавал свой дом кому хотел, и не желал никого слушать.

***
Сейчас на первом этаже жил опустившийся старый солдат, сбежавший когда-то из армии, на третьем — фрау Торвальдсон, вдова, женщина боевая и предприимчивая, которая промышляла тем, что ссужала деньги в долг; напротив нее жила перепуганная семья каких-то приезжих, бедных, как мыши - отец семейства все время искал работу и отовсюду его выгоняли.
На втором этаже жил Сказочник.

Он писал только грустные сказки, потому что жизнь у него была грустная. Никто не хотел покупать его сказки, и он был очень беден. Чтобы прокормиться, он брался за любую мелкую работу – но сейчас, зимой, даже ее отыскать было трудно, и он совсем отчаялся.

***
В тот день, когда Сказочник решил отнести издателю свои новые истории, снег валил с самого утра, падал большими легкими хлопьями, и они взвивались и покачивались в воздухе, будто никак не могли выбрать место, где приземлиться.

Издатель, человек лысоватый и унылый, как ночной сторож, был в плохом настроении. Над его столом висело написанное на картоне огромными буквами поздравление с Рождеством, но никакой радости по поводу праздника он не чувствовал – издатель считал, что нечего радоваться таким глупостям.
Сказочник положил на стол свои сказки, осторожно, как ребенка, и, пока издатель читал - с таким каменным лицом, будто перечитывает конторские книги - Сказочник смирно сидел перед ним, сложив на коленях руки. В конторе издательства было жарко натоплено, и он едва не задремал – дома было очень холодно, и в тепле его разморило.
Издатель прочел последний листок и молча подвинул всю стопку обратно через стол, с таким видом, будто ничего более утомительного ему никогда не приходилось делать.
- Может быть, подойдет? Если не все, то хоть несколько? – неуверенно спросил сказочник.
Издатель тоскливо посмотрел за окно. Ему хотелось поскорее уйти домой.
- Нет, - отрезал он. – Людям такое не нравится. Им нравятся истории про шоколадных эльфов, или про добрых волшебников, или там про веселых пирующих гномов. А это что такое – девочку злая мачеха послала в лес, она заблудилась, а спас ее никому не нужный бродяга?
- Они больше никогда не встретятся. Но хотя бы в тот вечер им было не так одиноко, - тихо сказал Сказочник.
- Ерунда, - отрезал издатель. – Или вот, про падение королевства. Это же совсем не весело.
- Но послушайте…
- Нет. Сейчас Рождество, - скучающим тоном ответил он. – Если выдумаешь что повеселее – приходи. Что-нибудь про розовощеких фей, которые помогают хорошим ребятишкам. Можешь?
Одна мысль о том, чтобы писать такую глупость, заставила Сказочника скривиться – добрых фей не бывает, да и хорошим детям совсем не всегда сопутствует удача, зачем всех обманывать?
И он покачал головой. Он не мог этого сделать – даже ради денег.
- Ну, нет – так нет, - пожал плечами издатель. – Иди.
И, когда Сказочник уже добрел до двери, сухо прибавил:
- С наступающим Рождеством.

***
Снег сыпал и сыпал, и под вечер из красивых мягких хлопьев превратился в мелкую острую крупу, которая летела в лицо, колола щеки, пробиралась под крепко замотанные шарфы. Где-то звонили колокола, но из-за снега колокольни было не видно, и казалось, что звон несется откуда-то из воздуха - будто это звенит снег.
Сюртук у Сказочника был совсем тонкий, он кутался в него и подтягивал шарф, чтобы тот закрывал нос, но это не помогало - вьюга разыгралась не на шутку.

Купить дров и еды было не на что, и Сказочник тоскливо подумал о том, что теперь остается только смириться и замерзнуть.
На секунду ему захотелось и правда сесть в снег на обочине и там заснуть – все равно в такую метель его никто не заметит и соседи не будут говорить, что он портит вид улицы. Он поднял голову.
Разноцветные дома мелькали сквозь снег, блестели и подмигивали. Сказочник остановился. Улица выглядела действительно волшебной, и он вдруг подумал – а что, если он не прав, что, если правда иногда с людьми случается что-то хорошее? Хотя бы в Рождество? Ему пришла в голову безумная мысль постучаться в один из этих красивых домов и попросить еды или старое пальто – наверняка у них есть что-то ненужное, что они могли бы отдать ему.
Чтобы не передумать, он быстро направился к первой попавшейся двери. А что, если правда получится?

Над дверью висел вышитый шарф с поздравлениями, в окнах стояли цветы и глиняные гномы, за окном виден был камин. Настоящий сказочный дом.
Сказочник похлопал по двери. Пальцы не слушались, задеревенели от холода, у него никак не получалось сжать их в кулак, и он стучал и стучал ладонью по двери, пока не послышались шаги.
Дверь открылась. На пороге стояла красивая женщина в длинном черном платье. Волосы у нее были бледно-золотые, как мед, и Сказочник замер, глядя на то, как в них переливается свет от лампы.
- Что вам надо? – спросила она, глядя на него настороженно, почти испуганно – как будто всерьез боялась, что этот худой промерзший бедняк, замотанный в шарф, сейчас ворвется к ней в дом и все там разобьет.
- Простите, фрау, - еле шевеля губами, проговорил Сказочник. – Я хотел спросить… Может быть, у вас сейчас, перед праздниками, есть что-нибудь ненужное, - пробормотал он, сам ужасаясь тому, что делает.
Где-то в глубине дома громко, весело завопили дети.
- Вы из семнадцатого, так? – подняв свои точеные темные брови, спросила она, и он кивнул, думая о том, как это странно и красиво – что брови у нее гораздо темнее волос.
Она на секунду прикрыла глаза и сложила руки на груди.
- Дожили. Уже до того дошло, что вы теперь по соседям побираетесь. Я напишу жалобу, и, может быть, наконец вашу богадельню расселят.
Сказочник молчал.
Ему было двадцать лет, на всем свете у него никого не было, и он внезапно понял, очень ясно, что его самого расселять из Семнадцатого уже не придется – потому что он не протянет до весны, как ни старайся. Надо просто с этим смириться. И все.
Она продолжала смотреть на него осуждающим, неприязненным взглядом, и он даже не чувствовал злости – она ведь не виновата, что они такие разные.
- Простите, - пробормотал он и отступил обратно в сторону вьюги.
- Таким оборванцам, как вы, не место на этой улице, - сказала она ему, продолжая стоять на пороге – как будто правда хотела, чтобы он понял. - Я не против, чтобы вы жили в этом городе. Но наша улица – не для вас.
Сказочник еще пару секунд смотрел на нее, стараясь запомнить, как свет из комнаты окутывает ее фигуру мягким золотистым облаком – пригодится для какой-нибудь истории про принцессу и дракона – а потом натянул повыше шарф и пошел прочь.

От холода болели руки, Сказочник шел, не разбирая дороги, и ему казалось, что лицо у него заледенело и никогда больше не оттает. Ему не о чем было писать веселые сказки – но он знал, что и грустные истории бывают хорошими, и не переставал о них думать даже ночами. Обычно сон его был неспокойным и обрывочным, он просыпался от холода или от того, что дуло из окна, или от того, что наверху что-то грохотало, и ему казалось, что в волшебной стране гремит гром или дракон когтистой лапой трогает его лицо.
Он постыдился бы хоть кому-то сказать, что даже сейчас, когда ему нечего есть, мысли его по-прежнему были о старом драконе с чешуйчатой шкурой, такой твердой, что об нее можно было бы разбить чашку. Днем и ночью он думал о драконе, который летит над маленькими городками, о волшебнике, который пытается спасти короля, но ничего не выходит, о королевском замке, который рушится в огне, о прекрасной принцессе, которую изгоняют из города – такой настоящей, что иногда ему начинало казаться, будто он может потрогать складки на ее платье, легкие шелковые складки, холодные, как вода в осенней реке.
«Это неправда, что все сказки должны быть счастливыми», - упрямо думал он, стуча зубами. - «Неправда и лицемерие. В жизни редко что кончается хорошо. Люди чувствуют себя одинокими, мерзнут, их обижают, одни умирают, другие страдают от ужасных болезней, а третьи совсем теряют надежду. Это несправедливо, но это так и есть».

***
Семнадцатый стоял в конце улицы, темный, неприветливый, и Сказочник не сразу отыскал его среди вьюги, а оказавшись наконец на пороге, он долго не мог замерзшими руками открыть дверь.
Когда у него наконец получилось, он ввалился в промерзший подъезд и натолкнулся на какого-то крепкого молодого человека, который, озираясь в поисках табличек на дверях – их не было – топтался посреди коридора, загораживая собой весь проход.
Увидев Сказочника, здоровяк повернулся к нему.
- Эй, - угрюмо спросил он. - Фрау Торвальдсон где живет?

***
Нильс Сведберг был моряком. Он плавал на паруснике под названием «Северная звезда» через пролив, и парусник возил в одну сторону древесину и соль, в другую – зерно.
Однажды в портовой таверне он услышал разговор, который не смог забыть.

- Говорят, открыли какую-то новую страну, - говорил старый моряк, заросший и грязный. – У них там золото прямо на земле валяется. Как песок. Земля мягкая, любые семена в нее бросишь – и сразу все прорастает. Но главное – золото. Я слышал это от парня, который там разбогател. Ездит теперь в карете.
- Вот врет-то, а, - фыркнул кто-то еще.
- Я вру? – взвился старик. – Да ты кто вообще, щенок, чтобы мне такое говорить, я уже тридцать лет по морям плаваю и наверное знаю, что правда, что нет, да я…
Дальше, конечно же, завязалась драка, но Нильс больше туда даже не смотрел – он представил себе волшебную землю, которая полна золота, место, названия которого он даже не знал.
Вскоре он понял, что слышал про это не только он. Многие капитаны набирали экипаж и отправлялись в никуда, надеясь в одночасье разбогатеть. Нильс попытался отыскать кого-нибудь, кто и правда бывал в том волшебном месте – но почему-то никого из них не встретил, хоть некоторые моряки и утверждали, что были лично знакомы с такими счастливчиками.
А потом Нильс нашел корабль – парусник со странным названием «Магнолия» - который согласился взять в плавание и его.

В тот день он вернулся в город из последнего плавания на «Северной звезде», и теперь – в отличном настроении от предстоящего ему путешествия - шел в контору, где ему должны были выдать деньги за несколько рейсов.
Но ему не повезло.

В конторе толпились моряки, переругивались и шумели.
Нильс, локтями расталкивая всех, пробился к столу конторщика, но тот посмотрел на него и сказал то же, что, видимо, говорил и остальным.
- Денег нет, простите, милейший. Управление еще не передало нам деньги на выплаты. Видимо, из-за скорого Рождества вышла задержка, - от того, что над ним нависала целая толпа рослых разозленных моряков, конторщику явно было не по себе. - Мне не заплатили, а значит, я вам тоже не могу заплатить. Деньги будут завтра. Или послезавтра.
- Как завтра? - не понял Нильс - Я вечером уплываю. Они мне сегодня нужны.
- Ничего не могу сделать, - конторщик развел руками. – Увы, - и, оглядев хмурые, мрачные лица вокруг, быстро прибавил: - Я не виноват.
- Да вы... - Нильс оперся своими кулачищами на стол, но конторщик повторил:
- Я тут ни при чем. Получите свои деньги, когда вернетесь из следующего рейса. У меня все записано. Или пришлите кого-нибудь за ними, я не знаю. Сегодня денег не будет точно.
Нильс вышел. Он-то как-нибудь обойдется – вечером в рейс, там его накормят – но в деревне, на севере, откуда он был родом, у него остались младшие братья и сестры, которых нужно было кормить. Родители умерли давно, и, как только Нильсу исполнилось семнадцать, он уехал из дома и решил попытать счастья. Доехал он тогда как раз до этого портового города, здесь и остался, и уже четвертый год ходил на паруснике через пролив, отправляя домашним большую часть всего, что получал. А теперь он уплывал неизвестно куда, и они оставались ни с чем, а старшей после Нильса сестре – всего шестнадцать.
Без его выручки они долго не протянут.

Это была катастрофа, и если бы там был Сказочник, он бы сказал – вот, я же говорил, что печальных историй на свете куда больше, чем веселых. Даже под Рождество. Но его там не было – он в это время еще сидел у издателя.
А Нильс пошел с приятелями в таверну. Он отложил немного денег, чтобы погулять последний вечер на суше — но теперь ему больше ничего не хотелось, и он мрачно тянул одну кружку пива.
- Что делать? - в который раз спрашивал он, угрюмо глядя в стол. – Я не могу уехать, не отправив им деньги.
- А знаешь что, - стукнув кружкой по столу, сказал один моряк. – Живет тут неподалеку одна вдова. Фрау Торвальдсон. Ссужает деньги. Если у тебя есть что-нибудь, что можно заложить, отнеси ей, получи деньги, сколько даст, и отправь своим.
У Нильса не было ничего, кроме счастливой монеты – старинной, тяжелой монеты, которую когда-то подарил ему его дядя, моряк. Наверное, это была ценная вещь, но она приносила удачу, и он не мог отправиться в путь без нее.
И все же больше заложить было нечего. Нильс представил, как мерзнут в деревне пять его братьев и сестер, и вышел из таверны.

Мрачнее тучи добрел Нильс до дома номер семнадцать по Медной улице.
На лестнице он натолкнулся на какого-то встрепанного оборванца.
- Где фрау Торвальдсон? – спросил Нильс.
- Ее нет дома. Окна темные, - глухо пробормотал бедняк.
«Ну нет» - обескуражено подумал Нильс. - «Не может все быть настолько плохо».
- А когда будет? – настойчиво переспросил он.
Оборванец смотрел на него остановившимся, смирным, как у овцы, взглядом. Он был худой, как жердь, и выглядел очень больным.
- Не знаю.
- Когда она будет? – теряя терпение, рявкнул Нильс.

***
Все это время Сказочник пытался пробраться по темной лестнице к себе на второй этаж, протиснуться мимо этого угрюмого здоровяка, пахнущего селедкой и пивом, к себе, а тот пытался перегородить ему дорогу, и для этого ему приходилось подниматься по лестнице вслед.
Когда они дошли до второго этажа, Сказочник попытался скрыться у себя, но моряк продолжал держать его за рукав – видимо, фрау Торвальдсон правда была ему очень нужна. Чтобы отделаться от него, Сказочник рывком открыл дверь – и случайно попал моряку по носу.

Тот взвыл и схватился за лицо, глядя на него бешеным взглядом, и Сказочник подумал, что на этом все, его жизнь кончается даже раньше, чем он рассчитывал. Он вцепился в косяк и отчаянно попытался просочиться в комнату.
Но тут внизу хлопнула дверь, и раздался громкий голос фрау Торвальдсон.
- Ну и метель-то, Господи. О, милый мой, вижу, ты уже вернулся.
Не обращая внимания на моряка, она, колыхая пышными шерстяными юбками, грузно пошла наверх. От нее пахло чем-то приторно-сладким, как в бакалейной лавке. Из-под чепца торчали встрепанные ярко-рыжие волосы.
- Как твои книжки? Купили?
Сказочник покачал головой и втянулся наконец в свою комнату, как улитка в раковину. И фрау Торвальдсон обратила внимание на Нильса.
- А, вы ко мне? Ну, пойдемте, - медовым голосом сказала она.

Взгляд у нее был хитрый, как у сороки, ненадежный, и Нильсу вдруг стало противно, от всего, от этой грузной женщины, стылого грязного подъезда, темной лестницы, - и он только заморгал, наклонил голову и молча пошел вниз, чувствуя себя подлецом и трусом, потому что понял:
Он не сможет оставить здесь, в этом доме, этой женщине, свою счастливую монету.

***
Ветер рванул дверь у Нильса из рук, бросил снег в лицо. Впереди темной полосой виднелся канал и пробивались сквозь мглу и непогоду, как маяки в бурном море, огни домов на другой стороне.
Нильс постоял, глядя на побелевшую от вьюги набережную. Потом аккуратно закрыл дверь, снова отгораживаясь от снега, и пошел назад.
Он не передумал – но ему пришло в голову, что ему уже не нужны три монеты, которые он оставил себе, чтобы кутить в последний вечер, и он решил отдать их тому бедняку со второго этажа – видно было, что тот скоро загнется.
Пусть хоть кому-то в этот вечер повезет.

Рыжая женщина уже ушла и теперь гремела чем-то наверху. Нильс беспрепятственно поднялся обратно и открыл дверь, которой его только что ударил бедняк.

***
Тот сидел за столом, запустив руки в волосы. Вид у него был жалкий, острые лопатки торчали под сюртуком. В комнате дуло во все щели, камин явно давно не топили.
Хозяин комнаты обернулся. Казалось, он весь застыл от холода – и, судя по лицу, ничего хорошего от Нильса не ждал.
На столе перед ним лежала куча исписанных бумаг. Другая пачка, пухлая, туго перемотанная бечевкой, стояла на полу, еще одна – в углу комнаты. Столько бумаги сразу – и то, кажется, меньше – Нильс видел только у их корабельного писаря.
- Ты писарь? – спросил он.
Никакого ответа.
Чтобы не стоять посреди комнаты и потянуть время – он все не мог придумать, как дать деньги так, чтоб не обидеть - Нильс подошел к столу и взял один из листков.
Он не умел читать, и просто хотел показать интерес – но у бедняка что-то изменилось в лице, челюсти сжались, щеки пошли красными пятнами, будто его смертельно оскорбили – и он вдруг вырвал листок у Нильса из рук. Бумага разорвалась, но бедняк упрямо вытянул у Нильса из ладони и вторую часть.

Нильс опустил руки, глядя на остальные листы. Все они были исписаны мелким почерком, и то, что человек способен столько написать, невольно вызывало у него уважение – за свою жизнь он встречал немного тех, кто знал грамоту.
И он подумал – а этот бедолага мог бы ему пригодиться.

***
Снег в окне теперь летел вбок, строго вдоль земли, его сносило ветром, ветер хрипло выл, и Сказочник подумал, что это самый несчастливый день в его жизни.
Моряк, который так бесцеремонно ворвался к нему, тем временем сел на кровать и закурил трубку, даже не спрашивая разрешения.
- Меня зовут Нильс, - сказал он, сжимая трубку зубами. – Слушай. Помоги мне, а? У меня в деревне братья и сестры, а сегодня днем…
Сказочник слушал невнимательно - этот путаный рассказ про плавание и какие-то не полученные деньги вытащил его из мира драконов и принцессы. В реальной жизни с ним так давно ничего не происходило, так давно ничего не вторгалось к нему извне, что он уже забыл, как это бывает. К тому же от тяжелого древесного запах табака у него заболела голова.
- … Я напишу бумагу, что доверяю тебе получить в конторе деньги. Точнее, ты напишешь, а я подпишу, - серьезно сказал моряк и вынул изо рта трубку. - Ты же грамотный, так? Это же ты написал все эти бумажки на столе? Ты отправишь им деньги. Я должен уезжать. Ты отправишь им деньги вместо меня.
Сказочник продолжал молча смотреть на него. Он никак не мог сообразить, с чего этот человек вообще решил обратиться к нему с такой странной просьбой. Явно неспроста. Тут какой-то подвох.

***
Нильс посмотрел на это голодное острое лицо с ввалившимися щеками и подумал: доверить такому деньги для семьи глупо и жестоко. Он голоден. Истратит их. Нельзя ему доверять. И все же – делать больше нечего.
- Вот, - он положил на стол три монеты, которые у него были. – Это тебе за помощь. Я все равно собирался их тебе отдать, и… В общем, бери.
- Не надо, - сказал оборванец, отводя глаза, словно ему было физически больно видеть деньги.
«Дурак» - подумал Нильс. Сгреб монеты со стола обратно в карман и вышел из комнаты.

***
Когда он зашел обратно, бедняк посмотрел на него так, будто не верил, что он вернется. Нильс молча свалил у очага дрова, потом выложил из сумки солонину, кусок сыра, черный хлеб и репу.
- Купил в лавке, - пояснил он, разжигая огонь. – Раз уж ты не хотел брать деньгами. Теперь ты должен выполнить мою просьбу. Я же прощу о сущей безделице, - и зачем-то прибавил: - Метель так и не кончилась.
Оборванец продолжал молчать.
- Что это за бумаги? – спросил Нильс, тыкая кочергой в очаг. Огонь наконец разгорелся, и в комнате стало хоть немного теплее. – У тебя на столе.
- Сказки.
- В каком смысле?
- В прямом. Я их сочиняю. Я сказочник, - терпеливо пояснил странный человек в обтрепанном сюртуке.
- Ну и ремесло, - разочарованно пробормотал Нильс.
- Такое же, как любое другое.
- И про что они?
- Про всякое. Вот эта, - он приподнял верхний лист. – Про мага, который хотел спасти короля.
- И как, спас?
Сказочник вдруг слабо улыбнулся.
- Если я сразу скажу тебе – в чем тогда смысл истории?
- Я не умею читать, - хмуро сказал Нильс, продолжая ворошить дрова и думая: как же получилось, что в свой последний вечер на суше он оказался в такой странной компании?
- Я умею, - сказал Сказочник. – Хочешь, прочту тебе?

***
И Сказочник прочитал ему про падение королевства.
В комнате было тепло, снег за окном казался теперь уютным, а не страшным. Моряк слушал, как большой ребенок, подперев голову кулаком, так внимательно, что Сказочник смешался. Он решил, что это не его сказка так хороша – просто в полной тяжелой работы и опасностей жизни моряка, видимо, не часто выпадали такие мирные вечера.
Когда Сказочник закончил, моряк – Нильс, вспомнил он, - долго молчал, а потом спросил:
- Откуда ты все это знаешь?
- Я это придумал.
- Врешь.
- Нет.
Моряк внимательно посмотрел на него, будто и правда хотел уличить во лжи, и сказал:
- Я сегодня уезжаю. В путешествие. Я не знаю, куда мы едем. Куда-то далеко. Через море. Может, там тоже есть драконы.
Он шутил, но Сказочник посмотрел на него очень внимательно.
- Это будет опасное путешествие?
- Думаю, да.
- Когда вернешься, приходи ко мне, хорошо? – попросил Сказочник. - Расскажешь мне, что ты видел. Как живут люди в других землях. И есть ли там драконы. А я напишу про это сказку. Это же отличная идея.
- Я не знаю, когда вернусь, - пробормотал моряк. - Это будет не скоро.
- Хорошо, - Сказочник подошел к столу и лихорадочно зашарил там среди бумаг. – Тогда я напишу ее сам. Ты согласен быть моим героем?
Нильс засмеялся. Он, кажется, решил, что это шутка.
- Если хочешь. Но только пусть это будет хорошая сказка. Со счастливым концом. Договорились?
Сказочник хотел было сказать ему, что не пишет сказок со счастливым концом, но тогда моряк бы, наверное, не согласился, и он ответил:
- Постараюсь.
- Тогда по рукам.
Смех у него был богатырский, добродушный. Моряк встал с кровати и протянул ладонь – будто они скрепляли какой-то неведомый договор.
И Сказочник пожал ему руку.

***
День кончился очень быстро. Они услышали, как на ратуше бьют часы – восемь раз. В половине девятого Нильсу надо было явиться на пристань, и он, заторопившись, наконец продиктовал Сказочнику письмо о том, что тот может получить деньги за него.
А потом Сказочник протянул ему половину разорванного листа со сказкой – той, что в начале он вырвал у Нильса из рук.
- Вот, возьми. На память. Мне нечего больше тебе дать. А этот лист все равно испорчен. Может, пригодится, чтобы где-нибудь разжечь костер.
Нильс бережно сложил половину листа и спрятал в карман, где у него уже лежали его сокровища – счастливая монета и локон Элен, девушки из их деревни.

Он вышел на улицу.
Вьюга улеглась, вокруг было очень тихо. Улица сияла разноцветными огнями, как елочная игрушка.
- Сказка, - повторил Нильс. – Про меня. Вот чудак.
На секунду ему показалось, что он и правда заключил какую-то сделку, что это не шутка, но он быстро отогнал от себя эту мысль – в такое только старухи в деревне верят.
Он беззаботно фыркнул, поднял воротник своей моряцкой куртки и быстро зашагал к пристани.

В тот вечер Сказочник уснул почти счастливым.
Он приступил к делу на следующее утро после того, как Нильс отплыл на «Магнолии».
Сказочник придумал ему столько приключений, что хватило бы и на десять моряков.
.
***
«…Они плыли на юг, и море было пустым. Нильс даже не думал, что это будет такое долгое плавание.
Каждую ночь ему снилось, что он глотает соленую воду, падает и падает в нее, и падение было как полет.

На закате небо горело алым и желтым, солнце уходило прямо в воду, подергивалось рябью. Нильс никогда и нигде не видел такого огромного моря, ему казалось, что даже горизонт отодвинулся дальше.
Ночью, чтобы не сесть на мель в незнакомых водах, их корабль стоял на якоре, и все они вечерами молча сидели на палубе, а потом расходились по своим гамакам. Они очень уставали - и все же смотрели, каждый день, до конца, как садится солнце, как будто это представление в театре, которое они обязаны досмотреть, потому что все равно уже заплатили за билет.
Днем они шли на всех парусах куда-то в пустоту – ветер был попутный, рулевое колесо поскрипывало, и скрипели мачты, и тросы, скрипел весь корабль.

Нильс часто вспоминал странного человека, которого встретил в городе – бледного, голодного юношу в прохудившемся сюртуке и шарфе на шее – и Нильс думал, почему же он выбрал себе такое странное ремесло?
Еще он часто думал об Элен.
Танцевала она не лучше всех в деревне, глаза у нее были не самые зеленые, но когда-то давно, когда они были почти детьми, она защитила его от мальчишек, которые смеялись над его драными башмаками, и он полюбил ее.
Она не обещала выйти за него замуж, а он не спрашивал, но на прощание она дала ему свой локон. В последний раз, когда он видел ее, она развешивала белье во дворе своего дома, и обернулась ему вслед, когда он уходил. Простыни раздувались на ветру, и тот же ветер бросал в лицо Элен длинные пряди русых волос, и среди этих взлетающих прядей он видел ее глаза – улыбающиеся и печальные.
Он должен был вернуться.

***
На корабле у Нильса появился приятель - некрасивый длинноносый парень по имени Свен, который с первого дня почему-то держался поближе к нему. Свен был самым маленьким и хилым среди всей команды – но ума ему было не занимать, он смыслил в навигации и числился помощником лоцмана.
Свен часто садился рядом с Нильсом и разговаривал с ним. Он был хорошим парнем, но, на вкус Нильса, слишком уж любил говорить о золоте, и от этого они так и не стали настоящими друзьями.
- Когда мы найдем сокровище, - начал Свен в первый же день, штопая парус, - Что ты будешь с ним делать?
Нильс не любил таких разговоров. Нечего говорить о том, чего еще, может, и не случится.
- Куплю дом, - пробормотал он.
«И женюсь на Элен», - прибавил он про себя, но почему-то ему не хотелось никому о ней рассказывать, эти мысли были для него одного.
- Ясно, - фыркнул Свен почти презрительно, и перекусил нитку. Видимо, такая мечта показалась ему слишком мелкой.
- А ты знаешь, что будешь делать? – спросил Нильс, просто из вежливости.
- Конечно. Куплю себе костюм, черный, из хорошей ткани, такой, знаешь, какие носят большие господа. А потом пойду учиться и стану инженером. Знаешь, кто это?
- Нет.
- Тот, кто придумывает, как строить корабли. Представляешь? Как их строить так, чтобы они плыли. Разве не здорово?
Нильс не ответил. Он никогда не задумывался, кто заставляет плавать корабли. Для него они были как рыбы, которые просто плывут – какая разница, как они это делают?

А их собственный корабль между тем шел все дальше. Потом начался шторм, а за ним еще один, и еще, и теперь никто уже не понимал, куда именно они направляются, они сбились с курса, и земля, которую они увидели однажды на рассвете, была, по словам капитана, точно не та, что они искали – и все же это была земля.
Вода разбивалась об утесы, взметалась белым фонтаном, и причалить к этому острову было невозможно. Они направили корабль вдоль берега и все же нашли место для высадки – нужно было пополнить запасы воды и, если получится, найти каких-нибудь фруктов.

Берег оказался скалистым и пустынным, без единого деревца - какие уж там фрукты. Моряки были измучены плаванием и голодны, но капитан велел им не отчаиваться – может, и на этой земле они найдут богатства, какие никому не снились, - но моряки уже не верили ему: пока что здесь не видно было даже людей, не то что сокровищ.

Нильс шел вдоль берега, пытаясь найти съедобные ракушки, когда увидел огромную ящерицу, уродливую и пугающую, как демон – будто вся она была сделана из обожженной древесной коры. Но глаза, которые она лениво приоткрыла, были осмысленными, умными, как у лошади, собаки или какой-то еще полезной и близкой человеку твари.
- Боже мой, - сказал Нильс. Даже сейчас, когда он был так голоден, ему и в голову не пришло поймать и съесть такую невидаль.

Они разбили лагерь на берегу и постановили остаться здесь на пару дней – поискать, чем можно поживиться.
На рассвете море было гладким, как зеркало, а ночью светилось изнутри – не от лунного света, а будто бы само по себе, и Нильс все гадал – что же сияет там, внутри.
Он никогда не видел таких существ, каких увидел здесь всего за один день, ему казалась, даже в воображении он не смог бы создать таких зверей.
Гладкое животное с короткими плоскими лапами однажды выползло на берег прямо из моря и заревело, как бык. Птицы взлетали над берегом и камнем падали вниз, прямо в воду. А огромные ящерицы с умными глазами перед закатом сидели на утесах и смотрели на море – правда смотрели, будто не были бессмысленными тварями, будто видели там что-то.
Еще были там странные существа с твердой спиной – капитан сказал, что уже видел их раньше и что они называются черепахи. И правда – голова у них была как обтянутый старой обвислой кожей череп. Они ели колючки с сухих прибрежных кустов, далеко вытягивая свои морщинистые шеи из-под панцирей - огромных, как праздничные золотые блюда в богатых семьях. А за каждым их шагом наблюдали птицы с круглыми лимонно-желтыми глазами.
На второй день моряки наконец устали дивиться на чудо-зверей и ловить рыбу, и решились отправиться в поход по острову. Половина моряков с капитаном остались на берегу, а Нильс, Свен и еще трое пошли искать воду.

Они шли по утесам, серым долинам, будто покрытым пеплом, сквозь заросли низких скрюченных кустов без единого листка. Они шли целый день – и не встретили ни единого ручья.
А на закате они увидели деревню.
Небольшие глинобитные хижины, из которых выходили низенькие черноволосые жители. У них была темная кожа, покрытая сложным узором из белой краски, и Нильсу они показались как будто не людьми, существами из другого мира. Он не понимал, как они живут на этой бесплодной земле.
Жители смотрели на моряков во все глаза. Все, кроме Свена, были высокими, широкоплечими и светловолосыми, и жителям они, наверное, тоже показались существами из другого мира.

Ближе всех к Нильсу стояла молодая женщина с белым крестом, нарисованным на лбу, и почему-то ему почудилось, что она похожа на Элен – а может быть, просто все женщины на свете теперь напоминали ему ее.
А потом Нильс почувствовал, что Свен подобрался ближе к нему и зашептал на ухо:
- Смотри, - лихорадочно пробормотал Свен, не отрывая взгляда от стоящих перед ними людей. – Смотри на их шеи. Смотри. Бусы. Это же изумруды, - он вдруг нервно, коротко рассмеялся, будто глазам своим не мог поверить. Остальные моряки прислушивались к разговору.
- А вдруг это и есть та самая земля? – жарко шептал Свен. - Ребята, да мы же станем богатыми. Надо просто выманить у них эти штуки.
- Как? – уронил Нильс.
- Предоставьте это мне, - улыбнулся Свен, и улыбка его вдруг показалась Нильсу почти жестокой, а потом…

***
… А потом в дверь постучали.
Сказочник заморгал и положил перо. Едва волоча ноги, он подошел к двери и открыл.
- Милый, как ты?- спросила фрау Торвальдсон, и на ее широком лице он увидел то, чего там не бывало почти никогда - беспокойство. – Я уже столько дней тебя не видела. Сидишь в своей комнате. Ты хотя бы ел?
Он нахмурился и не ответил.
- Тут одному клиенту моему надо красивым почерком переписать эти бумаги, - она приподняла толстую пачку, которую держала в руках. – Я сказала, ты можешь. Обещает две серебряные монеты. Сделаешь?
- Да. Да, конечно, спасибо.
Сказочник взял бумаги, и пачка показалась ему невыносимо тяжелой, он едва ее не выронил.
- Вот, возьми, - фрау Торвальдсон вдруг протянула ему бумажный пакет с сухарями. – У тебя небось не осталось ничего.
Через его плечо она заглянула в комнату, посмотрела на заваленный бумагой стол.
- Почему в последний раз твои сказки не взяли? Помнишь, ты ходил к издателю? – спросила она. – Это ведь были хорошие истории. Я помню, как ты мне читал однажды.
- Они недостаточно волшебные, - тихо сказал он, глядя на ее ярко-рыжие волосы.
Она подошла к окну, и Сказочник вдруг понял, что Рождество прошло – со всех соседних домов уже сняли украшения. А он даже не заметил.
- Напиши об этих домах. Они такие сказочные, - каким-то странным голосом сказала она, глядя из окна проклинаемого всей улицей Семнадцатого дома на выстроившиеся с другой стороны набережной красивые особняки.
Он вспомнил, как женщина с темными бровями отказала ему, и помотал головой, сжимая в замерзшей руке сухари.
- Ни за что.
Фрау Торвальдсон обернулась к нему всей своей необъятной фигурой и вдруг сказала:
- Их всех забудут. Всех этих богатеньких. С этой улицы помнить будут только тебя.

***
- Глядите, что у меня есть, - протянул Свен, и снял с шеи дешевую оловянную подвеску с каким-то святым. Жители деревни не понимали его языка, но Свена это не останавливало. – Давайте меняться.
Он жестами показал, чего хочет, а потом медленно пошел к ним. Вид у него был напряженный и приглашающий. Он тыкал пальцем в ожерелье на шее у одного из мужчин, а второй рукой протягивал ему свою грошовую подвеску. Нильсу стало не по себе.
Мужчина заколебался, глядя на остальных – есть ли у них тут главный, Нильс так и не понял – а потом несмело протянул руку и взял цепочку. Роста он был маленького, даже ниже Свена, и лицо у него было темное, как запеченная в золе картошка.
Он повертел цепочку в руках, а потом снял с себя изумрудное ожерелье и надел на шею Свену.
После этого остальные моряки тоже вытащили все, что у них было с собой – у кого нож, у кого спички. У Нильса же были только два его сокровища – локон и счастливая монета, и он не готов был расстаться с ними даже за изумруды. Был еще обрывок сказки, но он-то точно никому был не нужен.
«Удача лучше камней», - думал Нильс, глядя на девушку, которая показалась ему похожей на Элен, и постарался улыбнуться ей, чтобы она их не боялась. Она не улыбалась в ответ, просто смотрела на Нильса – серьезно, в упор. – «Мы доплывем дальше, в другие места, и там найдем свое. И потом – одно дело, когда сокровища валяются на земле и они ничьи. А другое – обманывать этих людей. Они ведь не знают, что наши вещи стоят гроши. Это нечестно. А когда нечестно, удачи никогда не бывает».
Довольные обменом моряки жестами попросили пить – вдруг дадут? Мужчины принесли им чашки с каким-то соком, густым и приторным. Когда Нильсу подавали его чашку, он снова посмотрел на девушку. Та всё глядела на него не отрываясь, будто хотела что-то сказать ему – но он ее не понимал.
- А теперь пора быстро сматываться, - сказал Свен, вытирая рот. – Пока они не передумали.
Он поклонился в знак благодарности и, прижимая к себе изумрудное ожерелье, начал отступать назад. Жители все так же молча смотрели им вслед.
Если у них и был свой язык, Нильс так его и не услышал.

***
Что-то было не так. Солнце казалось Нильсу ослепительно жарким, хотя днем он об этом совсем не думал. Горло пересохло и как будто сжалось, воздух едва проходил, и, поглядев на остальных, он понял – это чувствует не только он. Свен рядом с ним вытер пот со лба и попытался вдохнуть глубже – но, видимо, ничего не получилось, он все пытался вдохнуть, раскрыв рот, будто рыба, но это не помогало.
И Нильс понял.
Люди из деревни отравили их. Может быть, чтобы они не дошли до своих и не успели сказать им, что на острове есть люди. А может быть, они просто хотели забрать назад свои сокровища.
На песок было так мягко падать, что Нильс даже не сразу понял, что упал, просто мир вдруг перевернулся и прямо над ним оказалось раскаленное синее небо.

Сказочник бросил перо.
Это будет правильный конец. Не надо соваться на чужую землю. Он устал. Ему нужно было приниматься за переписывание тех бумаг, которые ему принесла фрау Торвальдсон.
«Не может тут все хорошо закончиться, - думал он, прижав холодные руки к лицу. – Они ввязались в опасное путешествие и погибнут, я же не пишу сказок со счастливым концом, это глупо, и сейчас поздно начинать». Но он видел глаза моряка, они были ярко-серые, как у всех в их стране, видел его лицо, бледное, в синеву, даже несмотря на загар. Сейчас сказку можно было бы закончить за несколько фраз – но…
Но Нильс просил.
Он лежал, раскинув руки, и что-то детское было в его лице, он умирал на этой выжженной земле, и это был бы правильный конец, но Сказочник не мог его написать. Позже. Пусть все случится позже.
Не сейчас.

Нильс открыл глаза. Ему отчего-то показалось, что рядом с ним сидит Элен, он видел, как песок липнет к ее платью, тому же самому, как в тот день, когда они расстались. Ветер нес песок вдоль земли, сыпал Нильсу в глаза, и ему почудилось, что неподалеку от Элен он видит нахмуренное бескровное лицо Сказочника.
- Помоги мне. Помоги мне. Пожалуйста, помоги мне, - бормотал он. Слезы текли по вискам и тут же высыхали от этого нестерпимого жара. – Ты обещал, помоги мне, ты обещал.
Сказочник молчал. Его лицо исчезло, Нильс заморгал, со стоном повернул голову и увидел, что на песке, там, где только что была Элен, сидит та девушка, похожая на нее. Она спокойно сидела рядом и смотрела, как он умирает.
А потом, будто решилась на что-то, неожиданным резким движением разжала Нильсу челюсти и сунула ему в рот что-то горькое и твердое, похожее на древесную кору.

Когда в следующий раз он пришел в себя, она все еще сидела рядом.
Нильс поморщился и сел.
Вокруг лежали тела его друзей. Рядом скрючился Свен, сжимая на шее ладонь и неподвижно глядя в песок перед собой.
- Ты меня спасла, – прохрипел Нильс. - Почему?
Она, конечно, не ответила – только посмотрела на него долгим темным взглядом и протянула ему сжатый кулак. Когда она разжала его, на ее полудетской маленькой ладони были зеленые камни. Изумруды.
Девушка без улыбки протянула их ему. Птица с желтыми глазами смотрела на них, сидя рядом, на песке.
- Нет, - сказал Нильс.
Но она продолжала протягивать.
Он взял три. Три – хорошее число.
Девушка показала ему, что можно взять еще, но он покачал головой.
Тогда она поднялась и пошла назад, не оборачиваясь. У нее были очень маленькие ноги, казалось, будто они едва приминают песок.
- Подожди! – крикнул он, но получилось совсем тихо - и она не подождала. Глядя ей вслед, Нильс увидел, что с собой она уносит ожерелья, которые сняла с тел моряков.
- Спасибо! – крикнул он ей вслед.
Она даже не обернулась.

Нильс с трудом нашел дорогу назад. Больше всего он боялся, что остаток экипажа убили, пока его не было.
Но они ждали на берегу.
- Мы должны убираться, - тихо, хрипло произнес Нильс. – Как можно скорее.
- Что такое? Где остальные? – хмуро спросил капитан.
- Мы встретили местных. Они всех убили. Мне одному удалось спастись.
Они отплыли тем же вечером.
Об изумрудах Нильс ничего не сказал.

***
Удача отвернулась от них. Шторм шел за штормом, и многих бросило за борт. Нильс думал – может, камни прокляты?
- Ты же сказал, это будет счастливая сказка, - бормотал Нильс как в лихорадке - одежда не успевала просохнуть, его все время окатывало водой из-за борта. – А мы почти все умерли.
- Вы потревожили остров. Вернувшись, вы бы рассказали всем про эту землю с изумрудами. Разграбили бы ее.
Моряку показалось, что он увидел его. Того странного человека из приморского города. Сказочника. Он попытался схватить его за шиворот, но схватил только воздух.
- А ты взял сокровище и не сказал никому, - продолжал Сказочник. - Они однажды найдут. Поймут, что ты обманул их. Знаешь, как я закончил бы эту сказку? Они найдут изумруды и убьют тебя, и мораль будет в том, что, когда ты что-то скрываешь, это никогда не заканчивается добром.
- Я хочу вернуться.
- Я не могу это придумать.
- Можешь.
- Не могу! В жизни так не бывает. За все надо платить. Это бурное море. Прости меня. Вы все погибнете.
Лицо у него было одичавшее, упрямое.
- Сделай это, - в отчаянии повторял Нильс. - Сделай так, чтобы я вернулся.
- Я не могу.
- Чертов лгун. Не собираюсь умирать только потому, что тебе так хочется. Я не хочу. Не хочу.
- Нильс, с кем ты разговариваешь? – прокричал ему на ухо капитан. – Ты совсем с ума сошел от этого шторма?
Нильс огляделся, как безумный. Рядом никого не было.

Мысль, которая пришла в этот миг ему в голову, была ужасной.
Нет никакого Сказочника. Он просто напился в тот вечер, вот и привиделось. Нильс сам его выдумал. Он говорил все это время с плодом собственной фантазии. А если так, значит, некому было отправить деньги ему домой. И некому было вернуть домой его самого.

Никакого Сказочника не существует.

Конец тут: livniggle.diary.ru/p183375101.htm

@темы: Сказки

---

[Cinnamon-Roll]

Досмотрела вчера посредственный во всех отношениях фильм "Любовь во время чумы" с Бардемом - но вот что там было прекрасно, так это две песни Шакиры
Вообще не фанат испанской музыки, но эти какие-то прямо такие...


Скачать Shakira - Despedida.


Скачать Shakira - Pienso En Ti.

@темы: Cinema, Пожалуйста, сыграйте нам, мистер Музыкант!

---

[Cinnamon-Roll]

Друзья, кому вчера на "Шерлоке" обещала запостить эту шедевральную видяшечку ВОТ ОНА

@темы: Cinema, Пожалуйста, сыграйте нам, мистер Музыкант!, Видео

---

[Cinnamon-Roll]

Все не могу успокоиться насчет Шерлока
Вот в кои веки видео по нему, которое мне прямо понравилось.
История про взросление Шерлока - о том, что превращение его в не мальчика, но мужа происходит благодаря трем людям - Джону, Ирен и Джиму Мне прям очень

@темы: Cinema, Видео

---

[Cinnamon-Roll]

Какая же это прекрасная серия))) Я уже и забыла))))

А поскольку урок у нас будет частично связан с Past Simple, я назвала его: "YESTERDAY (all John's troubles seemed so far away)"

@темы: Life stuff

---

[Cinnamon-Roll]

СЛУШАЙТЕ, РЕБЯТА
Я сейчас сижу смотрю первую серию Шерлока, готовлюсь к завтрашнему уроку, и во-первых я хочу сказать, что это самая прекрасная любовная история , и Шерлок там ТАКОЙ молодой, ТАКОЙ красивый, и они так сильно любят друг друга
А во-вторых, у меня появилась просто чумовая теория, завтра устроим дискуссию
В-третьих, кто-то спрашивал, какая будет грамматическая тема - PAST SIMPLE

В общем, напоминаю - завтра в 16.20 в центре зала на станции Новокосино

@темы: Life stuff, Cinema

---

[Cinnamon-Roll]

Сколько все-таки приходится пересмотреть всякого треша ради любимых актеров
Особенно последний год приходится смотреть много британского трэша
Это я к тому, что вдруг поняла, что у Эйдана Гиллена, понимаете, есть ФИЛЬМОГРАФИЯ
ЗАЧЕМ Я ЭТО УЗНАЛА

Всё, господа, прощайте

@темы: Cinema, Oh it's brilliant!

---

[Cinnamon-Roll]

НУ НАКОНЕЦ-ТО СЧАСТЬЕ. НАКОНЕЦ-ТО КВИРЫ
Я знаю, вроде были еще любители - пацаны, в комментах к предыдущему посту Лекскорп выложила кучу ссылок на фики и клипы, а также ОБАЛДЕННУЮ подборку фоток, которую можно просто показывать цивилам с тем, чтобы показать, что такое британское кино - потому что так весело зажигать с лицами полнейших дебилов могут только британцы

Все, ночь пройдет хорошо, я чувствую

@темы: Cinema

---

[Cinnamon-Roll]

У меня прямо боль, что нет никакого фандома британских квиров Готова уже сесть пересматривать Клипов нет, фиков нет, никого вокруг нет, только сериал Уже борюсь с желанием сделать на СК трейлер фандома, состоящего из одного человека
Но я вообще не к тому
Один из трех существующих клипов по ним назывался Lisztomania - так вот, я сегодня полезла в википедию узнать, что же это такое, и она сказала мне, что это факт того, что фанатки сходили с ума на концертах Листа, визжали, срывали с себя чепцы и бились в экстазе
То есть, девушки, хочу сказать вам, что, кажется, первые в истории официально зарегистрированные в реестре психических заболеваний больные на всю голову фангёрлз были у Ференца Листа
Вот статья
en.wikipedia.org/wiki/Lisztomania_%28phenomenon...

@темы: Life stuff, Cinema

---

[Cinnamon-Roll]

АВТОПОРТРЕТ В ИНТЕРЬЕРЕ

ААААААААААААААААА СЛУШАЙТЕ АНЯ ДА ЭТО Ж МЫ С ВАМИ ВОТ ТАКОЕ У ВАС ЛИЦО БЫЛО В МЕТРО В ПРОШЛОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ, КОГДА Я ХВАТАЛА ВСЕХ ПО ОЧЕРЕДИ ЗА ЛАЦКАНЫ И ПЫТАЛАСЬ РАССКАЗАТЬ ИМ ПРО РАЙ ЖЕЛЕЙНЫХ МЕДВЕЖАТ





И добавление от Галча

07.12.2012 в 20:23

Пишет  Галч:

Ну раз уж речь об этом зашла.
Я вот тоже целую неделю, может, крепился!
АНЯ!!!
Надеюсь, вы узнали себя!

Я, подумав, считаю, что Аня на этом фото - Джосс Уэдон

@темы: Битва экстрасенсов на канале "Культура", Oh it's brilliant!

---

[Cinnamon-Roll]

И НАТКНУЛАСЬ НА ПРЕКРАСНОЕ ВДОГОНКУ К ПРЕДЫДУЩЕМУ ПОСТУ

Полезла послушать "Одинокого пастуха" - я когда-то его очень любила, а потом устала - и Яндекс.картинки тут же показали мне обложку диска, видимо, с разными версиями этой мелодии
Обложка явно из девяностых Лезьте под кат осторожно



НИЧТО НЕ РЕКЛАМИРУЕТ КЛАССИЧЕСКУЮ МУЗЫКУ ЛУЧШЕ, ЧЕМ... А ВПРОЧЕМ, ВЫ И САМИ ВИДИТЕ

@темы: Oh it's brilliant!, Пожалуйста, сыграйте нам, мистер Музыкант!

---

That. Was. Amazing (c)

[Cinnamon-Roll]

Слушайте, пользуясь вчерашним объяснением разницы между complete и finished - I AM COMPLETELY COMPLETE.
Вчера провела просто ПОТРЯСАЮЩИЙ вечер. Я была реально на лучшем концерте за всю свою жизнь. Я так сладостно урыдалась, что до сих пор похожа на китайца
Просто I don't know what my feelings are doing.
Под катом ПРОСТЫНЯ, реально

А предыстория такая
В прошлом году я услышала песню.
А надо сказать, мои отношения с музыкой обычно строятся так - я слушаю кучу всего с целью перекопать всё и найти какие-то жемчужины, которые уже заслушаю до дыр То, что мне нравится на сто процентов, я сохраняю в спецпапку, содержание которой отличается тем, что песни из нее мне нравятся всегда, я могу их слушать любое количество миллионов раз, реально ГОДАМИ, могу придумать под них любой фик, делать любую работу, слушать в любом месте, и вообще с музыкой у меня все по принципу "один раз персил - всегда персил" - я влюбляюсь в какую-нибудь песню и потом уже люблю ее всегда
Но для того, чтобы найти их, надо переслушать кучу всего, это самая неприятная часть

Так вот, в прошлом году я услышала песню. Случайно. Зашла в какой-то итальянский чарт и увидела ее. И ВСЕ. Песню наверняка все слышали уже десять раз и для многих я думаю она уже давно вышла в тираж, это я тормоз
Певца звали Алессандро Саффина, песня называлась Luna.
И все. Любовь. Безумно прекрасно. Я была просто после первых нот как сахарная вата.
Вот она

Скачать Alessandro Saffina - Luna.

И вот, осенью на concert.ru я увидела, что этот вот чувак приезжает к нам)))
Короче, я купила билеты, не успев даже узнать, спел ли он, собственно, в своей жизни еще что-нибудь, думала только о том, что если я услышу это вживую, то буду уже совершенно complete и остальное неважно
Вчера мы с мамой на этот концерт и сходили)))

А до этого, позавчера, мама увидела этого певца в "Вечернем Урганте", и так он ей чем-то не понравился, что весь следующий день она меня донимала: кто это вообще такой? почему мы идем на его концерт? напомни мне, почему мы идем на его концерт? кто это? Потом выяснилось, чем же он так ее разочаровал: он "неприятно облизывал губы перед микрофоном"(с)
Короче, на концерт мы чуть не опоздали, мама не торопилась

И потом, мы пытались найти, ГДЕ КОНЦЕРТ
Есть в Москве - москвичи сейчас закивают - спорткомплекс Олимпийский, огромное здание раз в двадцать больше Колизея, в котором находятся какие-то спортивные арены и гигантский концертный зал, серьезно, такой гигантский, какого я никогда не видела нигде, ОГРОМНЫЙ, я когда первый раз туда попала, прямо обалдела Чем занимаются на территории всего остального здания - огромного - мне неизвестно: может, разводят кентавров, говорящие деревья или клонов: судя по виду здания, что-то в этом роде
И вот вчера идем мы туда, а у нас на билетах написано "Олимпийский, зал Север" - и вот среди постапокалиптических лабиринтов вокруг здания мы с трудом нашли какую-то маленькую дверь под названием "Зал Север", встали в очередь и нас как обычно долго морозили на морозе, я вот не понимаю - что, трудно этих звенелок побольше поставить? Почему каждый раз такой стыд со входом на все концерты?

В общем, к тому времени, как народ достоял, всем уже не хотелось ничего Мы долго блуждали по темным переходам гигантских размеров в поисках гардероба, а за нами одна женщина сказала другой - слушай, да может ну ее, эту музыку итальянскую? Тут есть где выпить?
Я тоже думала уже о чем-то таком
Но в конце концов мы нашли какой-то ОЧЕНЬ странный зал, это такие знаете как будто собранные на месте трибуны, с гардеробом-палаткой, а потолок, как обычно в Олимпийском - теряющиеся где-то в далекой высоте переплетенные стальные трубы Просто вот очень странное место. Настолько странное, что красные с мороза зрители, пришедшие с нами, тоже никак не могли понять, туда они пришли или нет, и дико озирались в поисках буфета

Ну в конце концов сели мы, и тут я понимаю, что на сцене сидит оркестр. Симфонический. Малый симфонический, но какая разница ОРКЕСТР
Потом свет выключают, оркестр играет, выходит какой-то чувак во фраке и начинает играть на окарине единственное известное произведение для окарины "Одинокого пастуха"
Тут мама начала нервно оглядываться, дергать меня за пиджак и голосом ослика из Шрека спрашивать, "туда ли мы пришли гыгыгыгы"

Потом вышел сам Саффина - красивейший пятидесятилетний итальянец, очень милый - и запел Что он запел, я не помню, какую-то итальянскую арию, но дальше суть происходящего была в том, что я заливалась слезами с первой ноты и до последней песни в концерте, с перерывом только на антракт, и заливалась я так, что слезы все время падали мне на грудь и скатывались в декольте

Хорошая музыка, также как хорошая книга, хороший фильм и любое хорошее произведение искусства для меня состоит в том, что оно не то чтобы даже хорошо само по себе, но затрагивает в тебе какие-то струны, заставляет вспомнить что-то в тебе самом, что ты забыл до этого. Такое бывает очень редко, потому что немного на свете произведений, которые у каждого конкретного человека могут достаточно сильно затронуть эти струны, чтобы сдвинуть что-то у него в голове.
И вот тональность его голоса затронула во мне просто ВСЕ, и весь концерт я плакала даже не из-за музыки, просто она почему-то заставила меня вспомнить все вещи, о которых я обычно не думаю - о которых никто из нас обычно не думает, потому что любые сильные воспоминания причиняют нам боль и мы стараемся не трогать их часто - и иногда, очень редко, бывают моменты, когда ты начинаешь вдруг думать обо всем, о тех, кого ты любил, но потерял, о тех, кого любил, но недостаточно, о тех, кого ты когда-то любил, но потом они так изменились, что тебе кажется, что ты любил кого-то другого, а не того, какой он есть сейчас, о тех, в кого ты был влюблен, а теперь даже не можешь вспомнить в лицо, о тех, кто был влюблен в тебя, но теперь, вполне возможно, не вспомнит в лицо тебя, о тех, кого ты любишь со временем сильнее - я только последнее время вдруг поняла, что любовь - это какое-то сложное понятие, это не просто черноэтические фанфары, а как большое здание, которое строится и со временем становится только больше, дополняется новыми кирпичами, думаешь о людях, которые умерли и поэтому ты никогда уже им ничего не скажешь, о тех моментах, когда что-то происходило в твоей жизни в последний раз, а ты этого даже не знал, понимаете, как это грустно? Что-то было в последний раз, и обычно люди к таким моментам готовятся, мы говорим себе - вот сейчас я пойду и поговорю с этим человеком последний раз/побываю в этом месте последний раз/сделаю это последний раз - но чаще всего ведь бывает так, что мы не знали, что это был последний раз, и узнаем об этом гораздо позже. Словом, я подумала обо всем этом и еще о сотнях других вещей, о сотнях людей, которых я знаю или знала раньше, о том, насколько каждый из нас полон удивительных воспоминаний, и это меня всегда завораживало КАПИТАН ОЧЕВИДНОСТЬ ГОВОРИТ СЕЙЧАС ЗА МЕНЯ - то, что каждый из нас с одной стороны полон бесконечности, мы одновременно всегда остаемся всем сразу - детьми, стариками, влюбленными, друзьями, родителями, работниками, бездельниками, учениками, учителями, жестокими, добрыми, безрассудными, трусливыми - и все это - в одно и то же время, каждый человек полон бесконечных противоречий, он сам - сразу все одновременно, вселенная, которую даже не можешь придумать, какими словами описать, и эта вселенная в каждой своей точке одновременно совершенно бессмертна и ускоряется по направлению к смерти, совершенно неизбежной, потому что каждая из этих вселенных однажды исчезнет, и от нее не останется ничего, миллиарды байтов информации, которые даже не успели осознать себя, погибают вместе с нами и это то, что происходит с каждым, всегда, и этот парадокс иногда просто разрывает меня на части.
Боже, мне потом будет так неловко за этот пост

И по ходу событий там было еще несколько отличных моментов

Во-первых, там была цветомузыка Действительно красивая, и мама меня дергала за рукав каждую секунду, чтобы показать мне в сторону этой несчастной цветомузыки, которая произвела на нее такое неизгладимое впечатление В этот момент я опять вспомнила Шрека Я уже не знала, куда деться - мне хотелось сидеть спокойно и чтоб меня не дергали, я ненавижу, когда меня дергают, когда я слушаю музыку, и тем более когда меня дергают когда я плачу

Во-вторых, на несколько песен подпевать Саффине вдруг вышла Тамара Гвердцители, и весь остальное концерт, между своими номерами - их было штуки три, рассеянных по всему концерту - она стояла в темноте около лесенки на сцену одна и просто слушала. Это было прямо рядом с нашими местами, так что от нас ее было хорошо видно, это было так трогательно - к ней все время прибегали какие-то менеджеры, предлагали, видимо, то отдохнуть в гримерке, то сесть в зале, а она их всех отправляла - просто стояла и слушала, это действительно была такая прекрасная музыка

Потом в какой-то момент Саффина вдруг вывел на сцену Винокура Который внезапно красивым баритоном спел с ним песню, а потом все что-то шутил по-русски, так что его прямо со сцены не могли увести, мне так было жалко этого бедного итальянца, у него было такое растерянное лицо - он, естественно, ни слова не понимает, все хохочут, он бедный стоял, как крепостное цирковое животное

А еще он очень смущался, когда ему приносили цветы - он явно не привык, чтобы их было так много, так что каждый букет, который ему приносили, он не оставлял на краю сцены, как обычно, а наклонялся, брал из рук у приносивших и ОТНОСИЛ ВГЛУБЬ СЦЕНЫ И СКЛАДЫВАЛ ПОД ДИРИЖЕРА Серьезно - складывал в ногах своего друга-дирижера, которого он привез с собой Я не знаю - там было столько охраны, может, он боялся, что если не спрячет, злые русские охранники тут же у него отберут цветы

И кстати! В очередной раз хочу произнести речь в защиту мужских костюмов Хороший костюм реально способен из любого мужчины сделать практически красавца, другое дело что многие не умеют их носить, даже когда надевают Это я в очередной раз вспомнила про это, потому что мама все возмущалась, какой он невзрачный мужичок(с), потому что к Урганту пришел в свитере и джинсах - а тут вышел в ОТЛИЧНО сшитом костюме, и даже она прямо сразу сказала - о, какой красавец.
При этом обычный аргумент мужчин против костюмов состоит в том, что вон девушки в вечернем платье тоже лучше смотрятся, но они же его не носят каждый день. Это, конечно, так, но просто на мой личный вкус большинство женщин на свете настолько прелестны, что их прелесть не зависит от костюма, естественно в платье и при макияже любая будет просто sex bomb, но даже и без него у женщин все нормально))) А вот мужчинам обычно есть что приукрасить, так что если бы я могла сказать одну вещь мужчинам всей планеты, это была бы она: носите хорошие костюмы!

Так, о чем это я А, ДА!!!!! САМЫЙ ПРЕЛЕСТНЫЙ МОМЕНТ!!!!!!!!!!
В первом ряду сидела Оксана Федорова. И мы как раз мимо нее проходили в антракте, когда я увидела прекрасный диалог.
Там же, по проходу между сценой и первым рядом, идет мальчик лет восьми, в костюмчике, в очках и с мамой.
Он видит Оксану Федорову.
Тянет маму в ее сторону и вдруг выпаливает, таким, знаете, замирающим голосом, явно замирая от собственной смелости:
- Здравствуйте, скажите, а как там Степашка поживает?
Оксана Федорова, бодрым таким голосом:
- Хорошо!
Мальчик кивнул и, удовлетворенный, пошел дальше

Еще там на разогрев во втором отделении вышла девушка из какой-то оперной школы, которая решила спеть песню "Je suis malade". Это уже вторая версия, какую я слышу за последние две недели, Лара Фабиан ее тоже пела - и это прямо удивительно, песня очень старая, а вот смотри-ка - хорошая вещь не ржавеет! - и Фабиан объективно пела ее очень хорошо, но как я уже говорила, меня она как-то не трогает.
Так вот, разрешите мне показать вам мою любимую версию этого хита)))))))
Пел ее изначально прекрасный французский певец из семидесятых Серж Лама, а потом ее же пела Далида.
И вот сейчас Лама уже старый, а Далида уже умерла, и он сделал концертный номер, где он поет эту песню как бы в дуэте с ней.
Меня прямо ужасно тронуло
Не встраивается, вот ссылка: www.youtube.com/watch?v=bKg7LCRgwoQ
Если не слышали - послушайте, одна из лучших французских песен двадцатого века.

И еще по поводу концерта! Мне страшно понравилось, что Саффина сделал в конце Понятно, что все бы с огромным удовольствием послушали бы еще раз его суперхит Lune, но как-то неловко просить еще раз, может он не настроился, да и кто их знает, итальянцев, может они на бис одно и то же не поют.
И тут он в конце расслабленно так говорит - ну, если хотите, я могу еще раз спеть Lune
И все такие: ДДДДЫЫЫЫАААААААААААА!!!!
Меня еще всегда умиляет, когда певцы поют то, что они тыщу раз уже пели, каждый раз с чувством, и тут он два раза совершенно по-разному спел, это было просто ААААААААААА!!!!!, и у него такой прекрасный оперный голос, и с оркестром, и с цветомузыкой, короче я еще пуще зарыдала

Вообще удивительное дело - все-таки разные люди плачут от разных причин. Некоторые от ярости, некоторые от грусти, некоторые чтобы привлечь внимание, некоторые от обиды, а я подавляющее большинство слез в своей жизни пролила от переизбытка чувств, мне кажется это очень тимное, особенно от произведений искусства - когда ты столько всего чувствуешь сразу, что не можешь это выразить, и остается только зарыдать

@темы: Life stuff, Oh it's brilliant!, Пожалуйста, сыграйте нам, мистер Музыкант!

---

В чем разница между словами COMPLETE and FINISHED

[Cinnamon-Roll]

И к вопросу английского языка!)))))))))))))
Один мой друг прислал мне ПРЕКРАСНУЮ новость, хз где он ее прочел

No English dictionary has been able to adequately explain the difference between COMPLETE and FINISHED.
However, in a recent linguistic conference held in London, England, and attended by some of the best linguists in the world: Samsundar Balgobin, a Guyanese, was the clear winner.
His final challenge was this:
Some say there is no difference between COMPLETE and FINISHED.
Please explain the difference between COMPLETE and FINISHED in a way that is easy to understand.
Here is his astute answer:
"When you marry the right woman, you are COMPLETE. But, when you marry the wrong woman, you are FINISHED.
And when the right one catches you with the wrong one, you are COMPLETELY FINISHED!"
His answer was received with a standing ovation lasting over 5 minutes

@темы: Life stuff, Oh it's brilliant!

---

каррент)))

[Cinnamon-Roll]

Во-первых, я вчера наконец дочитала "Любовь во время чумы" Маркеса, и хочу сказать, что я давно уже не получала от книг такого чистого, нежного, сияющего удовольствия. ПРЕКРАСНО.
Причем еще весной эта книга у меня вообще не пошла, а тут как-то черную этику спустили с поводка прямо легло
Просто вот ОГРОМНЫЕ сердца аффтару

Во-вторых, я вчера наконец сдала документы на шведскую визу, и хочу сказать, что шведское консульство, находящееся где-то на задворках какого-то супермаркета в двадцати минутах ходьбы от метро Марьина роща - самое милое консульство, какое мне случалось видеть Главное чтоб они мне визу после этого дали, а то придется брать свои слова обратно
Меня прямо потряс охранник, который на входе глубоким голосом Криса Хемсворта, глядя на меня ярко-синими глазами истинного ётуна Одинсона вежливейшим тоном попросил у меня документы, попросил не разговаривать по телефону, и все это, понимаете, ГЛЯДЯ НА МЕНЯ ВОТ ЭТИМИ ГЛАЗАМИ Я там просто проглотила язык и только кивала и улыбалась, как дурочка И это был первый раз в моей жизни, когда я провела в консульстве ПЯТЬ МИНУТ Без всякой очереди сдала документы, там у них в зале еще два ПРЕКРАСНЫХ блондина, которые помогали людям заполнить документы, я прямо пожалела, что у меня документы уже заполнены

А еще был вчера ОТЛИЧНЫЙ эпизод
Во-первых, мне надо было сделать ксерокопии с документов, и есть у нас в районе маленькая контора при ЖЭКе, которую держит Стивен Фрай Я его когда-то так назвала, и с тех пор мы с мамой только так его и называем: "После работы не забудь зайти к Стивенуфраю, отксерить паспорт" Высокий, крайне изысканных манер седоватый мужчина с кривоватым носом и таким, знаете, светом доброго сарказма в глазах Каждый раз, копируя документы или заправляя картриджи для принтера, ведет светские беседы, и разговаривает так, знаете, как питерских интеллигентов всегда показывают - очень правильно, с чувством юмора, и такой прямо АРРРРРР
Так вот, вчера Стивена Фрая не оказалось на месте (какой-то совершенно удивительный персонаж - вешает табличку "Не работает" в любое время дня, потому что ему захотелось пойти погулять или куда-нибудь еще, я за ним наблюдаю уже лет семь ), и я вспомнила, что ксерокопия есть еще около метро.
А в этом копировальном закутке за аптекой оказалось еще и "Фото на документы". А мне как раз нужно было фото на визу, и я собиралась ехать делать его отдельно, а тут вижу - в фотоателье прямо очередь, думаю - да ладно, сделаю здесь
Фотографиями заправляла милейшая круглая девушка-узбечка, которая сама фотографировала клиентов, а потом бодро в фотошопе их обрабатывала, печатала и отдавала им сразу. Клиенты, стоявшие в очереди передо мной, завороженно наблюдали, как она, ловко управляясь с фотошопом, придает их лицам лоск и красоту в два раза большую, чем было в реальности, и вручает им
И вот сфотографировала она меня, а дальше начался аттракцион По-русски она почти не говорит, но язык искусства подвластен всем - и вот, сначала она мне отретушировала лицо, чтоб цвет такой был, знаете, как у моделей на голливудских фотосессиях А снималось это все, повторяю, в подвальчике за аптекой, при белесом свете стрекочущей лампы НО ОНА ВСЕ ЭТО ИСПРАВИЛА После цвета лица она мне зарисовала синяки под глазами - я уже вторую неделю сплю совсем плохо, вид соответствующий - но и этого ей показалось мало
Тут она решила, что у меня недостаточно пышная прическа и ПРИРИСОВАЛА В ДВА РАЗА БОЛЬШЕ ВОЛОС ЧЕМ БЫЛО В результате у меня там причесон как у Эдиты Пьехи, такой знаете начес
Девушка к этому моменту уже увлеклась и напоминала какого-нибудь коллажиста с дайрей
Она решила, что у меня слишком худые плечики, и сделала их повыше Потом чуть-чуть сделала поярче губы
Но и тут я все еще не соответствовала узбекским стандартам красоты, и она сделала мне волосы на тон темнее Я получилась как Киса Воробьянинов после окрашивания - РАДИКАЛЬНО ЧЕРНЫЙ ЦВЕТ Особенно меня умилило, что она подсветлила несколько прядок за ушами, чтобы на них красивее играл свет
И все это, знаете, в молчании и с сосредоточенным лицом человека, который пытается прилепить голову профессора Снейпа к телу порноактера НАРОДНЫЕ УМЕЛЬЦЫ
В этот момент я, корчившаяся от радостного смеха у нее за спиной, готова уже была кричать "Девушка, хватит, на таможне меня не узнают!" - но тут результат собственного труда ее, кажется, удовлетворил и она торжественно вручила мне мои фото
Сохраню на память КРАСОТКА Реально - я там прямо такая знойная роскошная брюнетка
Надеюсь, на таможне меня пропустят

@темы: Life stuff, Oh it's brilliant!, Реки