I'm still standing (c)
Каждый раз в середине декабря меня посещает странное чувство - вроде как уже хочется праздновать, отдохнуть от всего, как-то, знаете, засесть с какао в теплом кресле, или елку нарядить, а потом понимаю - РАНО 
А все вокруг такие измученные, закрывают какие-то квартальные отчеты и думают о том же
Поэтому я решила, что пора уже устраивать новогоднее настроение, и начну выкладывать потихоньку рождественские сказки
Я их написала штук восемь Because you can't stop LOVE LOVE LOVE 
С наступающими вас, так сказать, праздничками, друзья 
Ворнинг: Аня, вам все это строго противопоказано Инсулиновая кома, снежинки, хлопья любви и вообще не ваш жанр, не насилуйте себя, я серьезно говорю! Но вот первая прямо для вас, вы ее тут же узнаете
Со сказкой номер раз связана, понимаете, история
ИСТОРИЯ)))В прошлом году после НГ мы с Аней и Машей были в Копенгагене и, гуляя по набережной и в очередной раз тараторя про Тома Хиддлстона, пытались найти музей Андерсена, но на волнах любви уже все перепутали и, когда я задумчиво сказала:
- Где-то здесь жил Ганс Христиан...
Аня тут же прибавила:
- Хиддлстон.
После чего весь оставшийся вечер я придумывала плотбанни про сказочника Ганса Христиана Хиддлстона и моряка Криса Хемсвортсона Этот вечер мы все помним с трудом - мы мотались по заснеженному Копенгагену и косплеили "Спокойной ночи малыши" - я была тетей Таней, а девочки Каркушей и Филей
В общем, тогда я подумала, что надо это все записать, но только имена, как обычно, заменить и как-то развить сюжет - и в результате первую половину я записала ровно как рассказывала просто вот НА ХОДУ Ане и Маше, а вторую придумала потом
Итак
читать дальше
***
Однажды вечером, в городе, занесенном снегом, встретились два человека.
***
Город стоял на морском берегу, и в гавани всегда было тесно от рыбацких лодок и тяжелых, груженых лесом парусников.
В том месте, где канал, протекавший через весь город, впадал в море, находилась Медная улица. Вдоль высоких гранитных берегов канала выстроились разноцветные дома. Дома были желтые и красные, оранжевые, зеленые, они стояли, тесно прижавшись боками друг к другу, будто грелись.
Сейчас, перед Рождеством, улица выглядела сказочной и яркой, как елочная игрушка. Над дверьми и в окнах висели шишки, гирлянды и связки позолоченных орехов. Даже мост через канал, соединявший две набережные между собой, однажды ночью кто-то украсил – жители проснулись и увидели, что мост увешан лентами и еловыми ветками.
Каждый год в Рождество жители Медной улицы соревновались между собой в искусстве подготовки к празднику. Все хозяйки хотели перещеголять друг друга в приготовлении пирога, замешивали пудинг и настаивали напитки, доставали из кладовок желе из брусники и варенье из морошки, варили густой черносмородиновый кисель и торговались на базаре за самую свежую рыбу.
А по вечерам вместе с детьми женщины вязали венки из соломы и украшали их сушеными ягодами, вешали над дверью, и каждый старался, чтобы его дом был самым красивым на всей улице. И если сюда попадали приезжие, или моряки с дальних рейсов, они никак не могли решить, какой же дом все-таки красивее – так все они были хороши.
Все, кроме Семнадцатого.
***
Дом номер семнадцать был позором всей улицы. Среди своих роскошных соседей он выглядел сплющенным, стиснутым, как худой бедняк между двух богачей в пышных шубах. Оранжевая краска кое-где облупилась, ставни на окнах покосились или совсем оторвались, и даже перед Рождеством дом не украсили: только пристроили над дверью сиротливый венок - тот же, что вывешивали в прошлом году.
Жители улицы посматривали на Семнадцатый неодобрительно и старались побыстрее мимо него пройти, пытаясь этим пристыдить нерадивых квартирантов. Семнадцатый принадлежал купцу, который жил где-то в центре города, а дом, несмотря на протесты соседей, сдавал самым разным людям. Сдавал за бесценок, и люди были совсем не шикарные - купец был чудаком, и этим он хотел насолить своим приличным и слишком скучным соседям. Это отлично у него получилось: соседи вели с Семнадцатым бесконечную войну, жаловались, что туда вечно приходят какие-то грязные люди - но купец был богат, сдавал свой дом кому хотел, и не желал никого слушать.
***
Сейчас на первом этаже жил опустившийся старый солдат, сбежавший когда-то из армии, на третьем — фрау Торвальдсон, вдова, женщина боевая и предприимчивая, которая промышляла тем, что ссужала деньги в долг; напротив нее жила перепуганная семья каких-то приезжих, бедных, как мыши - отец семейства все время искал работу и отовсюду его выгоняли.
На втором этаже жил Сказочник.
Он писал только грустные сказки, потому что жизнь у него была грустная. Никто не хотел покупать его сказки, и он был очень беден. Чтобы прокормиться, он брался за любую мелкую работу – но сейчас, зимой, даже ее отыскать было трудно, и он совсем отчаялся.
***
В тот день, когда Сказочник решил отнести издателю свои новые истории, снег валил с самого утра, падал большими легкими хлопьями, и они взвивались и покачивались в воздухе, будто никак не могли выбрать место, где приземлиться.
Издатель, человек лысоватый и унылый, как ночной сторож, был в плохом настроении. Над его столом висело написанное на картоне огромными буквами поздравление с Рождеством, но никакой радости по поводу праздника он не чувствовал – издатель считал, что нечего радоваться таким глупостям.
Сказочник положил на стол свои сказки, осторожно, как ребенка, и, пока издатель читал - с таким каменным лицом, будто перечитывает конторские книги - Сказочник смирно сидел перед ним, сложив на коленях руки. В конторе издательства было жарко натоплено, и он едва не задремал – дома было очень холодно, и в тепле его разморило.
Издатель прочел последний листок и молча подвинул всю стопку обратно через стол, с таким видом, будто ничего более утомительного ему никогда не приходилось делать.
- Может быть, подойдет? Если не все, то хоть несколько? – неуверенно спросил сказочник.
Издатель тоскливо посмотрел за окно. Ему хотелось поскорее уйти домой.
- Нет, - отрезал он. – Людям такое не нравится. Им нравятся истории про шоколадных эльфов, или про добрых волшебников, или там про веселых пирующих гномов. А это что такое – девочку злая мачеха послала в лес, она заблудилась, а спас ее никому не нужный бродяга?
- Они больше никогда не встретятся. Но хотя бы в тот вечер им было не так одиноко, - тихо сказал Сказочник.
- Ерунда, - отрезал издатель. – Или вот, про падение королевства. Это же совсем не весело.
- Но послушайте…
- Нет. Сейчас Рождество, - скучающим тоном ответил он. – Если выдумаешь что повеселее – приходи. Что-нибудь про розовощеких фей, которые помогают хорошим ребятишкам. Можешь?
Одна мысль о том, чтобы писать такую глупость, заставила Сказочника скривиться – добрых фей не бывает, да и хорошим детям совсем не всегда сопутствует удача, зачем всех обманывать?
И он покачал головой. Он не мог этого сделать – даже ради денег.
- Ну, нет – так нет, - пожал плечами издатель. – Иди.
И, когда Сказочник уже добрел до двери, сухо прибавил:
- С наступающим Рождеством.
***
Снег сыпал и сыпал, и под вечер из красивых мягких хлопьев превратился в мелкую острую крупу, которая летела в лицо, колола щеки, пробиралась под крепко замотанные шарфы. Где-то звонили колокола, но из-за снега колокольни было не видно, и казалось, что звон несется откуда-то из воздуха - будто это звенит снег.
Сюртук у Сказочника был совсем тонкий, он кутался в него и подтягивал шарф, чтобы тот закрывал нос, но это не помогало - вьюга разыгралась не на шутку.
Купить дров и еды было не на что, и Сказочник тоскливо подумал о том, что теперь остается только смириться и замерзнуть.
На секунду ему захотелось и правда сесть в снег на обочине и там заснуть – все равно в такую метель его никто не заметит и соседи не будут говорить, что он портит вид улицы. Он поднял голову.
Разноцветные дома мелькали сквозь снег, блестели и подмигивали. Сказочник остановился. Улица выглядела действительно волшебной, и он вдруг подумал – а что, если он не прав, что, если правда иногда с людьми случается что-то хорошее? Хотя бы в Рождество? Ему пришла в голову безумная мысль постучаться в один из этих красивых домов и попросить еды или старое пальто – наверняка у них есть что-то ненужное, что они могли бы отдать ему.
Чтобы не передумать, он быстро направился к первой попавшейся двери. А что, если правда получится?
Над дверью висел вышитый шарф с поздравлениями, в окнах стояли цветы и глиняные гномы, за окном виден был камин. Настоящий сказочный дом.
Сказочник похлопал по двери. Пальцы не слушались, задеревенели от холода, у него никак не получалось сжать их в кулак, и он стучал и стучал ладонью по двери, пока не послышались шаги.
Дверь открылась. На пороге стояла красивая женщина в длинном черном платье. Волосы у нее были бледно-золотые, как мед, и Сказочник замер, глядя на то, как в них переливается свет от лампы.
- Что вам надо? – спросила она, глядя на него настороженно, почти испуганно – как будто всерьез боялась, что этот худой промерзший бедняк, замотанный в шарф, сейчас ворвется к ней в дом и все там разобьет.
- Простите, фрау, - еле шевеля губами, проговорил Сказочник. – Я хотел спросить… Может быть, у вас сейчас, перед праздниками, есть что-нибудь ненужное, - пробормотал он, сам ужасаясь тому, что делает.
Где-то в глубине дома громко, весело завопили дети.
- Вы из семнадцатого, так? – подняв свои точеные темные брови, спросила она, и он кивнул, думая о том, как это странно и красиво – что брови у нее гораздо темнее волос.
Она на секунду прикрыла глаза и сложила руки на груди.
- Дожили. Уже до того дошло, что вы теперь по соседям побираетесь. Я напишу жалобу, и, может быть, наконец вашу богадельню расселят.
Сказочник молчал.
Ему было двадцать лет, на всем свете у него никого не было, и он внезапно понял, очень ясно, что его самого расселять из Семнадцатого уже не придется – потому что он не протянет до весны, как ни старайся. Надо просто с этим смириться. И все.
Она продолжала смотреть на него осуждающим, неприязненным взглядом, и он даже не чувствовал злости – она ведь не виновата, что они такие разные.
- Простите, - пробормотал он и отступил обратно в сторону вьюги.
- Таким оборванцам, как вы, не место на этой улице, - сказала она ему, продолжая стоять на пороге – как будто правда хотела, чтобы он понял. - Я не против, чтобы вы жили в этом городе. Но наша улица – не для вас.
Сказочник еще пару секунд смотрел на нее, стараясь запомнить, как свет из комнаты окутывает ее фигуру мягким золотистым облаком – пригодится для какой-нибудь истории про принцессу и дракона – а потом натянул повыше шарф и пошел прочь.
От холода болели руки, Сказочник шел, не разбирая дороги, и ему казалось, что лицо у него заледенело и никогда больше не оттает. Ему не о чем было писать веселые сказки – но он знал, что и грустные истории бывают хорошими, и не переставал о них думать даже ночами. Обычно сон его был неспокойным и обрывочным, он просыпался от холода или от того, что дуло из окна, или от того, что наверху что-то грохотало, и ему казалось, что в волшебной стране гремит гром или дракон когтистой лапой трогает его лицо.
Он постыдился бы хоть кому-то сказать, что даже сейчас, когда ему нечего есть, мысли его по-прежнему были о старом драконе с чешуйчатой шкурой, такой твердой, что об нее можно было бы разбить чашку. Днем и ночью он думал о драконе, который летит над маленькими городками, о волшебнике, который пытается спасти короля, но ничего не выходит, о королевском замке, который рушится в огне, о прекрасной принцессе, которую изгоняют из города – такой настоящей, что иногда ему начинало казаться, будто он может потрогать складки на ее платье, легкие шелковые складки, холодные, как вода в осенней реке.
«Это неправда, что все сказки должны быть счастливыми», - упрямо думал он, стуча зубами. - «Неправда и лицемерие. В жизни редко что кончается хорошо. Люди чувствуют себя одинокими, мерзнут, их обижают, одни умирают, другие страдают от ужасных болезней, а третьи совсем теряют надежду. Это несправедливо, но это так и есть».
***
Семнадцатый стоял в конце улицы, темный, неприветливый, и Сказочник не сразу отыскал его среди вьюги, а оказавшись наконец на пороге, он долго не мог замерзшими руками открыть дверь.
Когда у него наконец получилось, он ввалился в промерзший подъезд и натолкнулся на какого-то крепкого молодого человека, который, озираясь в поисках табличек на дверях – их не было – топтался посреди коридора, загораживая собой весь проход.
Увидев Сказочника, здоровяк повернулся к нему.
- Эй, - угрюмо спросил он. - Фрау Торвальдсон где живет?
***
Нильс Сведберг был моряком. Он плавал на паруснике под названием «Северная звезда» через пролив, и парусник возил в одну сторону древесину и соль, в другую – зерно.
Однажды в портовой таверне он услышал разговор, который не смог забыть.
- Говорят, открыли какую-то новую страну, - говорил старый моряк, заросший и грязный. – У них там золото прямо на земле валяется. Как песок. Земля мягкая, любые семена в нее бросишь – и сразу все прорастает. Но главное – золото. Я слышал это от парня, который там разбогател. Ездит теперь в карете.
- Вот врет-то, а, - фыркнул кто-то еще.
- Я вру? – взвился старик. – Да ты кто вообще, щенок, чтобы мне такое говорить, я уже тридцать лет по морям плаваю и наверное знаю, что правда, что нет, да я…
Дальше, конечно же, завязалась драка, но Нильс больше туда даже не смотрел – он представил себе волшебную землю, которая полна золота, место, названия которого он даже не знал.
Вскоре он понял, что слышал про это не только он. Многие капитаны набирали экипаж и отправлялись в никуда, надеясь в одночасье разбогатеть. Нильс попытался отыскать кого-нибудь, кто и правда бывал в том волшебном месте – но почему-то никого из них не встретил, хоть некоторые моряки и утверждали, что были лично знакомы с такими счастливчиками.
А потом Нильс нашел корабль – парусник со странным названием «Магнолия» - который согласился взять в плавание и его.
В тот день он вернулся в город из последнего плавания на «Северной звезде», и теперь – в отличном настроении от предстоящего ему путешествия - шел в контору, где ему должны были выдать деньги за несколько рейсов.
Но ему не повезло.
В конторе толпились моряки, переругивались и шумели.
Нильс, локтями расталкивая всех, пробился к столу конторщика, но тот посмотрел на него и сказал то же, что, видимо, говорил и остальным.
- Денег нет, простите, милейший. Управление еще не передало нам деньги на выплаты. Видимо, из-за скорого Рождества вышла задержка, - от того, что над ним нависала целая толпа рослых разозленных моряков, конторщику явно было не по себе. - Мне не заплатили, а значит, я вам тоже не могу заплатить. Деньги будут завтра. Или послезавтра.
- Как завтра? - не понял Нильс - Я вечером уплываю. Они мне сегодня нужны.
- Ничего не могу сделать, - конторщик развел руками. – Увы, - и, оглядев хмурые, мрачные лица вокруг, быстро прибавил: - Я не виноват.
- Да вы... - Нильс оперся своими кулачищами на стол, но конторщик повторил:
- Я тут ни при чем. Получите свои деньги, когда вернетесь из следующего рейса. У меня все записано. Или пришлите кого-нибудь за ними, я не знаю. Сегодня денег не будет точно.
Нильс вышел. Он-то как-нибудь обойдется – вечером в рейс, там его накормят – но в деревне, на севере, откуда он был родом, у него остались младшие братья и сестры, которых нужно было кормить. Родители умерли давно, и, как только Нильсу исполнилось семнадцать, он уехал из дома и решил попытать счастья. Доехал он тогда как раз до этого портового города, здесь и остался, и уже четвертый год ходил на паруснике через пролив, отправляя домашним большую часть всего, что получал. А теперь он уплывал неизвестно куда, и они оставались ни с чем, а старшей после Нильса сестре – всего шестнадцать.
Без его выручки они долго не протянут.
Это была катастрофа, и если бы там был Сказочник, он бы сказал – вот, я же говорил, что печальных историй на свете куда больше, чем веселых. Даже под Рождество. Но его там не было – он в это время еще сидел у издателя.
А Нильс пошел с приятелями в таверну. Он отложил немного денег, чтобы погулять последний вечер на суше — но теперь ему больше ничего не хотелось, и он мрачно тянул одну кружку пива.
- Что делать? - в который раз спрашивал он, угрюмо глядя в стол. – Я не могу уехать, не отправив им деньги.
- А знаешь что, - стукнув кружкой по столу, сказал один моряк. – Живет тут неподалеку одна вдова. Фрау Торвальдсон. Ссужает деньги. Если у тебя есть что-нибудь, что можно заложить, отнеси ей, получи деньги, сколько даст, и отправь своим.
У Нильса не было ничего, кроме счастливой монеты – старинной, тяжелой монеты, которую когда-то подарил ему его дядя, моряк. Наверное, это была ценная вещь, но она приносила удачу, и он не мог отправиться в путь без нее.
И все же больше заложить было нечего. Нильс представил, как мерзнут в деревне пять его братьев и сестер, и вышел из таверны.
Мрачнее тучи добрел Нильс до дома номер семнадцать по Медной улице.
На лестнице он натолкнулся на какого-то встрепанного оборванца.
- Где фрау Торвальдсон? – спросил Нильс.
- Ее нет дома. Окна темные, - глухо пробормотал бедняк.
«Ну нет» - обескуражено подумал Нильс. - «Не может все быть настолько плохо».
- А когда будет? – настойчиво переспросил он.
Оборванец смотрел на него остановившимся, смирным, как у овцы, взглядом. Он был худой, как жердь, и выглядел очень больным.
- Не знаю.
- Когда она будет? – теряя терпение, рявкнул Нильс.
***
Все это время Сказочник пытался пробраться по темной лестнице к себе на второй этаж, протиснуться мимо этого угрюмого здоровяка, пахнущего селедкой и пивом, к себе, а тот пытался перегородить ему дорогу, и для этого ему приходилось подниматься по лестнице вслед.
Когда они дошли до второго этажа, Сказочник попытался скрыться у себя, но моряк продолжал держать его за рукав – видимо, фрау Торвальдсон правда была ему очень нужна. Чтобы отделаться от него, Сказочник рывком открыл дверь – и случайно попал моряку по носу.
Тот взвыл и схватился за лицо, глядя на него бешеным взглядом, и Сказочник подумал, что на этом все, его жизнь кончается даже раньше, чем он рассчитывал. Он вцепился в косяк и отчаянно попытался просочиться в комнату.
Но тут внизу хлопнула дверь, и раздался громкий голос фрау Торвальдсон.
- Ну и метель-то, Господи. О, милый мой, вижу, ты уже вернулся.
Не обращая внимания на моряка, она, колыхая пышными шерстяными юбками, грузно пошла наверх. От нее пахло чем-то приторно-сладким, как в бакалейной лавке. Из-под чепца торчали встрепанные ярко-рыжие волосы.
- Как твои книжки? Купили?
Сказочник покачал головой и втянулся наконец в свою комнату, как улитка в раковину. И фрау Торвальдсон обратила внимание на Нильса.
- А, вы ко мне? Ну, пойдемте, - медовым голосом сказала она.
Взгляд у нее был хитрый, как у сороки, ненадежный, и Нильсу вдруг стало противно, от всего, от этой грузной женщины, стылого грязного подъезда, темной лестницы, - и он только заморгал, наклонил голову и молча пошел вниз, чувствуя себя подлецом и трусом, потому что понял:
Он не сможет оставить здесь, в этом доме, этой женщине, свою счастливую монету.
***
Ветер рванул дверь у Нильса из рук, бросил снег в лицо. Впереди темной полосой виднелся канал и пробивались сквозь мглу и непогоду, как маяки в бурном море, огни домов на другой стороне.
Нильс постоял, глядя на побелевшую от вьюги набережную. Потом аккуратно закрыл дверь, снова отгораживаясь от снега, и пошел назад.
Он не передумал – но ему пришло в голову, что ему уже не нужны три монеты, которые он оставил себе, чтобы кутить в последний вечер, и он решил отдать их тому бедняку со второго этажа – видно было, что тот скоро загнется.
Пусть хоть кому-то в этот вечер повезет.
Рыжая женщина уже ушла и теперь гремела чем-то наверху. Нильс беспрепятственно поднялся обратно и открыл дверь, которой его только что ударил бедняк.
***
Тот сидел за столом, запустив руки в волосы. Вид у него был жалкий, острые лопатки торчали под сюртуком. В комнате дуло во все щели, камин явно давно не топили.
Хозяин комнаты обернулся. Казалось, он весь застыл от холода – и, судя по лицу, ничего хорошего от Нильса не ждал.
На столе перед ним лежала куча исписанных бумаг. Другая пачка, пухлая, туго перемотанная бечевкой, стояла на полу, еще одна – в углу комнаты. Столько бумаги сразу – и то, кажется, меньше – Нильс видел только у их корабельного писаря.
- Ты писарь? – спросил он.
Никакого ответа.
Чтобы не стоять посреди комнаты и потянуть время – он все не мог придумать, как дать деньги так, чтоб не обидеть - Нильс подошел к столу и взял один из листков.
Он не умел читать, и просто хотел показать интерес – но у бедняка что-то изменилось в лице, челюсти сжались, щеки пошли красными пятнами, будто его смертельно оскорбили – и он вдруг вырвал листок у Нильса из рук. Бумага разорвалась, но бедняк упрямо вытянул у Нильса из ладони и вторую часть.
Нильс опустил руки, глядя на остальные листы. Все они были исписаны мелким почерком, и то, что человек способен столько написать, невольно вызывало у него уважение – за свою жизнь он встречал немного тех, кто знал грамоту.
И он подумал – а этот бедолага мог бы ему пригодиться.
***
Снег в окне теперь летел вбок, строго вдоль земли, его сносило ветром, ветер хрипло выл, и Сказочник подумал, что это самый несчастливый день в его жизни.
Моряк, который так бесцеремонно ворвался к нему, тем временем сел на кровать и закурил трубку, даже не спрашивая разрешения.
- Меня зовут Нильс, - сказал он, сжимая трубку зубами. – Слушай. Помоги мне, а? У меня в деревне братья и сестры, а сегодня днем…
Сказочник слушал невнимательно - этот путаный рассказ про плавание и какие-то не полученные деньги вытащил его из мира драконов и принцессы. В реальной жизни с ним так давно ничего не происходило, так давно ничего не вторгалось к нему извне, что он уже забыл, как это бывает. К тому же от тяжелого древесного запах табака у него заболела голова.
- … Я напишу бумагу, что доверяю тебе получить в конторе деньги. Точнее, ты напишешь, а я подпишу, - серьезно сказал моряк и вынул изо рта трубку. - Ты же грамотный, так? Это же ты написал все эти бумажки на столе? Ты отправишь им деньги. Я должен уезжать. Ты отправишь им деньги вместо меня.
Сказочник продолжал молча смотреть на него. Он никак не мог сообразить, с чего этот человек вообще решил обратиться к нему с такой странной просьбой. Явно неспроста. Тут какой-то подвох.
***
Нильс посмотрел на это голодное острое лицо с ввалившимися щеками и подумал: доверить такому деньги для семьи глупо и жестоко. Он голоден. Истратит их. Нельзя ему доверять. И все же – делать больше нечего.
- Вот, - он положил на стол три монеты, которые у него были. – Это тебе за помощь. Я все равно собирался их тебе отдать, и… В общем, бери.
- Не надо, - сказал оборванец, отводя глаза, словно ему было физически больно видеть деньги.
«Дурак» - подумал Нильс. Сгреб монеты со стола обратно в карман и вышел из комнаты.
***
Когда он зашел обратно, бедняк посмотрел на него так, будто не верил, что он вернется. Нильс молча свалил у очага дрова, потом выложил из сумки солонину, кусок сыра, черный хлеб и репу.
- Купил в лавке, - пояснил он, разжигая огонь. – Раз уж ты не хотел брать деньгами. Теперь ты должен выполнить мою просьбу. Я же прощу о сущей безделице, - и зачем-то прибавил: - Метель так и не кончилась.
Оборванец продолжал молчать.
- Что это за бумаги? – спросил Нильс, тыкая кочергой в очаг. Огонь наконец разгорелся, и в комнате стало хоть немного теплее. – У тебя на столе.
- Сказки.
- В каком смысле?
- В прямом. Я их сочиняю. Я сказочник, - терпеливо пояснил странный человек в обтрепанном сюртуке.
- Ну и ремесло, - разочарованно пробормотал Нильс.
- Такое же, как любое другое.
- И про что они?
- Про всякое. Вот эта, - он приподнял верхний лист. – Про мага, который хотел спасти короля.
- И как, спас?
Сказочник вдруг слабо улыбнулся.
- Если я сразу скажу тебе – в чем тогда смысл истории?
- Я не умею читать, - хмуро сказал Нильс, продолжая ворошить дрова и думая: как же получилось, что в свой последний вечер на суше он оказался в такой странной компании?
- Я умею, - сказал Сказочник. – Хочешь, прочту тебе?
***
И Сказочник прочитал ему про падение королевства.
В комнате было тепло, снег за окном казался теперь уютным, а не страшным. Моряк слушал, как большой ребенок, подперев голову кулаком, так внимательно, что Сказочник смешался. Он решил, что это не его сказка так хороша – просто в полной тяжелой работы и опасностей жизни моряка, видимо, не часто выпадали такие мирные вечера.
Когда Сказочник закончил, моряк – Нильс, вспомнил он, - долго молчал, а потом спросил:
- Откуда ты все это знаешь?
- Я это придумал.
- Врешь.
- Нет.
Моряк внимательно посмотрел на него, будто и правда хотел уличить во лжи, и сказал:
- Я сегодня уезжаю. В путешествие. Я не знаю, куда мы едем. Куда-то далеко. Через море. Может, там тоже есть драконы.
Он шутил, но Сказочник посмотрел на него очень внимательно.
- Это будет опасное путешествие?
- Думаю, да.
- Когда вернешься, приходи ко мне, хорошо? – попросил Сказочник. - Расскажешь мне, что ты видел. Как живут люди в других землях. И есть ли там драконы. А я напишу про это сказку. Это же отличная идея.
- Я не знаю, когда вернусь, - пробормотал моряк. - Это будет не скоро.
- Хорошо, - Сказочник подошел к столу и лихорадочно зашарил там среди бумаг. – Тогда я напишу ее сам. Ты согласен быть моим героем?
Нильс засмеялся. Он, кажется, решил, что это шутка.
- Если хочешь. Но только пусть это будет хорошая сказка. Со счастливым концом. Договорились?
Сказочник хотел было сказать ему, что не пишет сказок со счастливым концом, но тогда моряк бы, наверное, не согласился, и он ответил:
- Постараюсь.
- Тогда по рукам.
Смех у него был богатырский, добродушный. Моряк встал с кровати и протянул ладонь – будто они скрепляли какой-то неведомый договор.
И Сказочник пожал ему руку.
***
День кончился очень быстро. Они услышали, как на ратуше бьют часы – восемь раз. В половине девятого Нильсу надо было явиться на пристань, и он, заторопившись, наконец продиктовал Сказочнику письмо о том, что тот может получить деньги за него.
А потом Сказочник протянул ему половину разорванного листа со сказкой – той, что в начале он вырвал у Нильса из рук.
- Вот, возьми. На память. Мне нечего больше тебе дать. А этот лист все равно испорчен. Может, пригодится, чтобы где-нибудь разжечь костер.
Нильс бережно сложил половину листа и спрятал в карман, где у него уже лежали его сокровища – счастливая монета и локон Элен, девушки из их деревни.
Он вышел на улицу.
Вьюга улеглась, вокруг было очень тихо. Улица сияла разноцветными огнями, как елочная игрушка.
- Сказка, - повторил Нильс. – Про меня. Вот чудак.
На секунду ему показалось, что он и правда заключил какую-то сделку, что это не шутка, но он быстро отогнал от себя эту мысль – в такое только старухи в деревне верят.
Он беззаботно фыркнул, поднял воротник своей моряцкой куртки и быстро зашагал к пристани.
В тот вечер Сказочник уснул почти счастливым.
Он приступил к делу на следующее утро после того, как Нильс отплыл на «Магнолии».
Сказочник придумал ему столько приключений, что хватило бы и на десять моряков.
.
***
«…Они плыли на юг, и море было пустым. Нильс даже не думал, что это будет такое долгое плавание.
Каждую ночь ему снилось, что он глотает соленую воду, падает и падает в нее, и падение было как полет.
На закате небо горело алым и желтым, солнце уходило прямо в воду, подергивалось рябью. Нильс никогда и нигде не видел такого огромного моря, ему казалось, что даже горизонт отодвинулся дальше.
Ночью, чтобы не сесть на мель в незнакомых водах, их корабль стоял на якоре, и все они вечерами молча сидели на палубе, а потом расходились по своим гамакам. Они очень уставали - и все же смотрели, каждый день, до конца, как садится солнце, как будто это представление в театре, которое они обязаны досмотреть, потому что все равно уже заплатили за билет.
Днем они шли на всех парусах куда-то в пустоту – ветер был попутный, рулевое колесо поскрипывало, и скрипели мачты, и тросы, скрипел весь корабль.
Нильс часто вспоминал странного человека, которого встретил в городе – бледного, голодного юношу в прохудившемся сюртуке и шарфе на шее – и Нильс думал, почему же он выбрал себе такое странное ремесло?
Еще он часто думал об Элен.
Танцевала она не лучше всех в деревне, глаза у нее были не самые зеленые, но когда-то давно, когда они были почти детьми, она защитила его от мальчишек, которые смеялись над его драными башмаками, и он полюбил ее.
Она не обещала выйти за него замуж, а он не спрашивал, но на прощание она дала ему свой локон. В последний раз, когда он видел ее, она развешивала белье во дворе своего дома, и обернулась ему вслед, когда он уходил. Простыни раздувались на ветру, и тот же ветер бросал в лицо Элен длинные пряди русых волос, и среди этих взлетающих прядей он видел ее глаза – улыбающиеся и печальные.
Он должен был вернуться.
***
На корабле у Нильса появился приятель - некрасивый длинноносый парень по имени Свен, который с первого дня почему-то держался поближе к нему. Свен был самым маленьким и хилым среди всей команды – но ума ему было не занимать, он смыслил в навигации и числился помощником лоцмана.
Свен часто садился рядом с Нильсом и разговаривал с ним. Он был хорошим парнем, но, на вкус Нильса, слишком уж любил говорить о золоте, и от этого они так и не стали настоящими друзьями.
- Когда мы найдем сокровище, - начал Свен в первый же день, штопая парус, - Что ты будешь с ним делать?
Нильс не любил таких разговоров. Нечего говорить о том, чего еще, может, и не случится.
- Куплю дом, - пробормотал он.
«И женюсь на Элен», - прибавил он про себя, но почему-то ему не хотелось никому о ней рассказывать, эти мысли были для него одного.
- Ясно, - фыркнул Свен почти презрительно, и перекусил нитку. Видимо, такая мечта показалась ему слишком мелкой.
- А ты знаешь, что будешь делать? – спросил Нильс, просто из вежливости.
- Конечно. Куплю себе костюм, черный, из хорошей ткани, такой, знаешь, какие носят большие господа. А потом пойду учиться и стану инженером. Знаешь, кто это?
- Нет.
- Тот, кто придумывает, как строить корабли. Представляешь? Как их строить так, чтобы они плыли. Разве не здорово?
Нильс не ответил. Он никогда не задумывался, кто заставляет плавать корабли. Для него они были как рыбы, которые просто плывут – какая разница, как они это делают?
А их собственный корабль между тем шел все дальше. Потом начался шторм, а за ним еще один, и еще, и теперь никто уже не понимал, куда именно они направляются, они сбились с курса, и земля, которую они увидели однажды на рассвете, была, по словам капитана, точно не та, что они искали – и все же это была земля.
Вода разбивалась об утесы, взметалась белым фонтаном, и причалить к этому острову было невозможно. Они направили корабль вдоль берега и все же нашли место для высадки – нужно было пополнить запасы воды и, если получится, найти каких-нибудь фруктов.
Берег оказался скалистым и пустынным, без единого деревца - какие уж там фрукты. Моряки были измучены плаванием и голодны, но капитан велел им не отчаиваться – может, и на этой земле они найдут богатства, какие никому не снились, - но моряки уже не верили ему: пока что здесь не видно было даже людей, не то что сокровищ.
Нильс шел вдоль берега, пытаясь найти съедобные ракушки, когда увидел огромную ящерицу, уродливую и пугающую, как демон – будто вся она была сделана из обожженной древесной коры. Но глаза, которые она лениво приоткрыла, были осмысленными, умными, как у лошади, собаки или какой-то еще полезной и близкой человеку твари.
- Боже мой, - сказал Нильс. Даже сейчас, когда он был так голоден, ему и в голову не пришло поймать и съесть такую невидаль.
Они разбили лагерь на берегу и постановили остаться здесь на пару дней – поискать, чем можно поживиться.
На рассвете море было гладким, как зеркало, а ночью светилось изнутри – не от лунного света, а будто бы само по себе, и Нильс все гадал – что же сияет там, внутри.
Он никогда не видел таких существ, каких увидел здесь всего за один день, ему казалась, даже в воображении он не смог бы создать таких зверей.
Гладкое животное с короткими плоскими лапами однажды выползло на берег прямо из моря и заревело, как бык. Птицы взлетали над берегом и камнем падали вниз, прямо в воду. А огромные ящерицы с умными глазами перед закатом сидели на утесах и смотрели на море – правда смотрели, будто не были бессмысленными тварями, будто видели там что-то.
Еще были там странные существа с твердой спиной – капитан сказал, что уже видел их раньше и что они называются черепахи. И правда – голова у них была как обтянутый старой обвислой кожей череп. Они ели колючки с сухих прибрежных кустов, далеко вытягивая свои морщинистые шеи из-под панцирей - огромных, как праздничные золотые блюда в богатых семьях. А за каждым их шагом наблюдали птицы с круглыми лимонно-желтыми глазами.
На второй день моряки наконец устали дивиться на чудо-зверей и ловить рыбу, и решились отправиться в поход по острову. Половина моряков с капитаном остались на берегу, а Нильс, Свен и еще трое пошли искать воду.
Они шли по утесам, серым долинам, будто покрытым пеплом, сквозь заросли низких скрюченных кустов без единого листка. Они шли целый день – и не встретили ни единого ручья.
А на закате они увидели деревню.
Небольшие глинобитные хижины, из которых выходили низенькие черноволосые жители. У них была темная кожа, покрытая сложным узором из белой краски, и Нильсу они показались как будто не людьми, существами из другого мира. Он не понимал, как они живут на этой бесплодной земле.
Жители смотрели на моряков во все глаза. Все, кроме Свена, были высокими, широкоплечими и светловолосыми, и жителям они, наверное, тоже показались существами из другого мира.
Ближе всех к Нильсу стояла молодая женщина с белым крестом, нарисованным на лбу, и почему-то ему почудилось, что она похожа на Элен – а может быть, просто все женщины на свете теперь напоминали ему ее.
А потом Нильс почувствовал, что Свен подобрался ближе к нему и зашептал на ухо:
- Смотри, - лихорадочно пробормотал Свен, не отрывая взгляда от стоящих перед ними людей. – Смотри на их шеи. Смотри. Бусы. Это же изумруды, - он вдруг нервно, коротко рассмеялся, будто глазам своим не мог поверить. Остальные моряки прислушивались к разговору.
- А вдруг это и есть та самая земля? – жарко шептал Свен. - Ребята, да мы же станем богатыми. Надо просто выманить у них эти штуки.
- Как? – уронил Нильс.
- Предоставьте это мне, - улыбнулся Свен, и улыбка его вдруг показалась Нильсу почти жестокой, а потом…
***
… А потом в дверь постучали.
Сказочник заморгал и положил перо. Едва волоча ноги, он подошел к двери и открыл.
- Милый, как ты?- спросила фрау Торвальдсон, и на ее широком лице он увидел то, чего там не бывало почти никогда - беспокойство. – Я уже столько дней тебя не видела. Сидишь в своей комнате. Ты хотя бы ел?
Он нахмурился и не ответил.
- Тут одному клиенту моему надо красивым почерком переписать эти бумаги, - она приподняла толстую пачку, которую держала в руках. – Я сказала, ты можешь. Обещает две серебряные монеты. Сделаешь?
- Да. Да, конечно, спасибо.
Сказочник взял бумаги, и пачка показалась ему невыносимо тяжелой, он едва ее не выронил.
- Вот, возьми, - фрау Торвальдсон вдруг протянула ему бумажный пакет с сухарями. – У тебя небось не осталось ничего.
Через его плечо она заглянула в комнату, посмотрела на заваленный бумагой стол.
- Почему в последний раз твои сказки не взяли? Помнишь, ты ходил к издателю? – спросила она. – Это ведь были хорошие истории. Я помню, как ты мне читал однажды.
- Они недостаточно волшебные, - тихо сказал он, глядя на ее ярко-рыжие волосы.
Она подошла к окну, и Сказочник вдруг понял, что Рождество прошло – со всех соседних домов уже сняли украшения. А он даже не заметил.
- Напиши об этих домах. Они такие сказочные, - каким-то странным голосом сказала она, глядя из окна проклинаемого всей улицей Семнадцатого дома на выстроившиеся с другой стороны набережной красивые особняки.
Он вспомнил, как женщина с темными бровями отказала ему, и помотал головой, сжимая в замерзшей руке сухари.
- Ни за что.
Фрау Торвальдсон обернулась к нему всей своей необъятной фигурой и вдруг сказала:
- Их всех забудут. Всех этих богатеньких. С этой улицы помнить будут только тебя.
***
- Глядите, что у меня есть, - протянул Свен, и снял с шеи дешевую оловянную подвеску с каким-то святым. Жители деревни не понимали его языка, но Свена это не останавливало. – Давайте меняться.
Он жестами показал, чего хочет, а потом медленно пошел к ним. Вид у него был напряженный и приглашающий. Он тыкал пальцем в ожерелье на шее у одного из мужчин, а второй рукой протягивал ему свою грошовую подвеску. Нильсу стало не по себе.
Мужчина заколебался, глядя на остальных – есть ли у них тут главный, Нильс так и не понял – а потом несмело протянул руку и взял цепочку. Роста он был маленького, даже ниже Свена, и лицо у него было темное, как запеченная в золе картошка.
Он повертел цепочку в руках, а потом снял с себя изумрудное ожерелье и надел на шею Свену.
После этого остальные моряки тоже вытащили все, что у них было с собой – у кого нож, у кого спички. У Нильса же были только два его сокровища – локон и счастливая монета, и он не готов был расстаться с ними даже за изумруды. Был еще обрывок сказки, но он-то точно никому был не нужен.
«Удача лучше камней», - думал Нильс, глядя на девушку, которая показалась ему похожей на Элен, и постарался улыбнуться ей, чтобы она их не боялась. Она не улыбалась в ответ, просто смотрела на Нильса – серьезно, в упор. – «Мы доплывем дальше, в другие места, и там найдем свое. И потом – одно дело, когда сокровища валяются на земле и они ничьи. А другое – обманывать этих людей. Они ведь не знают, что наши вещи стоят гроши. Это нечестно. А когда нечестно, удачи никогда не бывает».
Довольные обменом моряки жестами попросили пить – вдруг дадут? Мужчины принесли им чашки с каким-то соком, густым и приторным. Когда Нильсу подавали его чашку, он снова посмотрел на девушку. Та всё глядела на него не отрываясь, будто хотела что-то сказать ему – но он ее не понимал.
- А теперь пора быстро сматываться, - сказал Свен, вытирая рот. – Пока они не передумали.
Он поклонился в знак благодарности и, прижимая к себе изумрудное ожерелье, начал отступать назад. Жители все так же молча смотрели им вслед.
Если у них и был свой язык, Нильс так его и не услышал.
***
Что-то было не так. Солнце казалось Нильсу ослепительно жарким, хотя днем он об этом совсем не думал. Горло пересохло и как будто сжалось, воздух едва проходил, и, поглядев на остальных, он понял – это чувствует не только он. Свен рядом с ним вытер пот со лба и попытался вдохнуть глубже – но, видимо, ничего не получилось, он все пытался вдохнуть, раскрыв рот, будто рыба, но это не помогало.
И Нильс понял.
Люди из деревни отравили их. Может быть, чтобы они не дошли до своих и не успели сказать им, что на острове есть люди. А может быть, они просто хотели забрать назад свои сокровища.
На песок было так мягко падать, что Нильс даже не сразу понял, что упал, просто мир вдруг перевернулся и прямо над ним оказалось раскаленное синее небо.
Сказочник бросил перо.
Это будет правильный конец. Не надо соваться на чужую землю. Он устал. Ему нужно было приниматься за переписывание тех бумаг, которые ему принесла фрау Торвальдсон.
«Не может тут все хорошо закончиться, - думал он, прижав холодные руки к лицу. – Они ввязались в опасное путешествие и погибнут, я же не пишу сказок со счастливым концом, это глупо, и сейчас поздно начинать». Но он видел глаза моряка, они были ярко-серые, как у всех в их стране, видел его лицо, бледное, в синеву, даже несмотря на загар. Сейчас сказку можно было бы закончить за несколько фраз – но…
Но Нильс просил.
Он лежал, раскинув руки, и что-то детское было в его лице, он умирал на этой выжженной земле, и это был бы правильный конец, но Сказочник не мог его написать. Позже. Пусть все случится позже.
Не сейчас.
Нильс открыл глаза. Ему отчего-то показалось, что рядом с ним сидит Элен, он видел, как песок липнет к ее платью, тому же самому, как в тот день, когда они расстались. Ветер нес песок вдоль земли, сыпал Нильсу в глаза, и ему почудилось, что неподалеку от Элен он видит нахмуренное бескровное лицо Сказочника.
- Помоги мне. Помоги мне. Пожалуйста, помоги мне, - бормотал он. Слезы текли по вискам и тут же высыхали от этого нестерпимого жара. – Ты обещал, помоги мне, ты обещал.
Сказочник молчал. Его лицо исчезло, Нильс заморгал, со стоном повернул голову и увидел, что на песке, там, где только что была Элен, сидит та девушка, похожая на нее. Она спокойно сидела рядом и смотрела, как он умирает.
А потом, будто решилась на что-то, неожиданным резким движением разжала Нильсу челюсти и сунула ему в рот что-то горькое и твердое, похожее на древесную кору.
Когда в следующий раз он пришел в себя, она все еще сидела рядом.
Нильс поморщился и сел.
Вокруг лежали тела его друзей. Рядом скрючился Свен, сжимая на шее ладонь и неподвижно глядя в песок перед собой.
- Ты меня спасла, – прохрипел Нильс. - Почему?
Она, конечно, не ответила – только посмотрела на него долгим темным взглядом и протянула ему сжатый кулак. Когда она разжала его, на ее полудетской маленькой ладони были зеленые камни. Изумруды.
Девушка без улыбки протянула их ему. Птица с желтыми глазами смотрела на них, сидя рядом, на песке.
- Нет, - сказал Нильс.
Но она продолжала протягивать.
Он взял три. Три – хорошее число.
Девушка показала ему, что можно взять еще, но он покачал головой.
Тогда она поднялась и пошла назад, не оборачиваясь. У нее были очень маленькие ноги, казалось, будто они едва приминают песок.
- Подожди! – крикнул он, но получилось совсем тихо - и она не подождала. Глядя ей вслед, Нильс увидел, что с собой она уносит ожерелья, которые сняла с тел моряков.
- Спасибо! – крикнул он ей вслед.
Она даже не обернулась.
Нильс с трудом нашел дорогу назад. Больше всего он боялся, что остаток экипажа убили, пока его не было.
Но они ждали на берегу.
- Мы должны убираться, - тихо, хрипло произнес Нильс. – Как можно скорее.
- Что такое? Где остальные? – хмуро спросил капитан.
- Мы встретили местных. Они всех убили. Мне одному удалось спастись.
Они отплыли тем же вечером.
Об изумрудах Нильс ничего не сказал.
***
Удача отвернулась от них. Шторм шел за штормом, и многих бросило за борт. Нильс думал – может, камни прокляты?
- Ты же сказал, это будет счастливая сказка, - бормотал Нильс как в лихорадке - одежда не успевала просохнуть, его все время окатывало водой из-за борта. – А мы почти все умерли.
- Вы потревожили остров. Вернувшись, вы бы рассказали всем про эту землю с изумрудами. Разграбили бы ее.
Моряку показалось, что он увидел его. Того странного человека из приморского города. Сказочника. Он попытался схватить его за шиворот, но схватил только воздух.
- А ты взял сокровище и не сказал никому, - продолжал Сказочник. - Они однажды найдут. Поймут, что ты обманул их. Знаешь, как я закончил бы эту сказку? Они найдут изумруды и убьют тебя, и мораль будет в том, что, когда ты что-то скрываешь, это никогда не заканчивается добром.
- Я хочу вернуться.
- Я не могу это придумать.
- Можешь.
- Не могу! В жизни так не бывает. За все надо платить. Это бурное море. Прости меня. Вы все погибнете.
Лицо у него было одичавшее, упрямое.
- Сделай это, - в отчаянии повторял Нильс. - Сделай так, чтобы я вернулся.
- Я не могу.
- Чертов лгун. Не собираюсь умирать только потому, что тебе так хочется. Я не хочу. Не хочу.
- Нильс, с кем ты разговариваешь? – прокричал ему на ухо капитан. – Ты совсем с ума сошел от этого шторма?
Нильс огляделся, как безумный. Рядом никого не было.
Мысль, которая пришла в этот миг ему в голову, была ужасной.
Нет никакого Сказочника. Он просто напился в тот вечер, вот и привиделось. Нильс сам его выдумал. Он говорил все это время с плодом собственной фантазии. А если так, значит, некому было отправить деньги ему домой. И некому было вернуть домой его самого.
Никакого Сказочника не существует.
Конец тут: livniggle.diary.ru/p183375101.htm
А все вокруг такие измученные, закрывают какие-то квартальные отчеты и думают о том же Поэтому я решила, что пора уже устраивать новогоднее настроение, и начну выкладывать потихоньку рождественские сказки
Я их написала штук восемь
Because you can't stop LOVE LOVE LOVE С наступающими вас, так сказать, праздничками, друзья Ворнинг: Аня, вам все это строго противопоказано
Инсулиновая кома, снежинки, хлопья любви и вообще не ваш жанр, не насилуйте себя, я серьезно говорю! Но вот первая прямо для вас, вы ее тут же узнаете Со сказкой номер раз связана, понимаете, история
ИСТОРИЯ)))В прошлом году после НГ мы с Аней и Машей были в Копенгагене и, гуляя по набережной и в очередной раз тараторя про Тома Хиддлстона, пытались найти музей Андерсена, но на волнах любви уже все перепутали и, когда я задумчиво сказала:
- Где-то здесь жил Ганс Христиан...
Аня тут же прибавила:
- Хиддлстон.
После чего весь оставшийся вечер я придумывала плотбанни про сказочника Ганса Христиана Хиддлстона и моряка Криса Хемсвортсона
Этот вечер мы все помним с трудом - мы мотались по заснеженному Копенгагену и косплеили "Спокойной ночи малыши" - я была тетей Таней, а девочки Каркушей и Филей В общем, тогда я подумала, что надо это все записать, но только имена, как обычно, заменить
и как-то развить сюжет - и в результате первую половину я записала ровно как рассказывала просто вот НА ХОДУ Ане и Маше, а вторую придумала потом Итак
СКАЗКА С ПЕЧАЛЬНЫМ КОНЦОМ
читать дальше
***
Однажды вечером, в городе, занесенном снегом, встретились два человека.
***
Город стоял на морском берегу, и в гавани всегда было тесно от рыбацких лодок и тяжелых, груженых лесом парусников.
В том месте, где канал, протекавший через весь город, впадал в море, находилась Медная улица. Вдоль высоких гранитных берегов канала выстроились разноцветные дома. Дома были желтые и красные, оранжевые, зеленые, они стояли, тесно прижавшись боками друг к другу, будто грелись.
Сейчас, перед Рождеством, улица выглядела сказочной и яркой, как елочная игрушка. Над дверьми и в окнах висели шишки, гирлянды и связки позолоченных орехов. Даже мост через канал, соединявший две набережные между собой, однажды ночью кто-то украсил – жители проснулись и увидели, что мост увешан лентами и еловыми ветками.
Каждый год в Рождество жители Медной улицы соревновались между собой в искусстве подготовки к празднику. Все хозяйки хотели перещеголять друг друга в приготовлении пирога, замешивали пудинг и настаивали напитки, доставали из кладовок желе из брусники и варенье из морошки, варили густой черносмородиновый кисель и торговались на базаре за самую свежую рыбу.
А по вечерам вместе с детьми женщины вязали венки из соломы и украшали их сушеными ягодами, вешали над дверью, и каждый старался, чтобы его дом был самым красивым на всей улице. И если сюда попадали приезжие, или моряки с дальних рейсов, они никак не могли решить, какой же дом все-таки красивее – так все они были хороши.
Все, кроме Семнадцатого.
***
Дом номер семнадцать был позором всей улицы. Среди своих роскошных соседей он выглядел сплющенным, стиснутым, как худой бедняк между двух богачей в пышных шубах. Оранжевая краска кое-где облупилась, ставни на окнах покосились или совсем оторвались, и даже перед Рождеством дом не украсили: только пристроили над дверью сиротливый венок - тот же, что вывешивали в прошлом году.
Жители улицы посматривали на Семнадцатый неодобрительно и старались побыстрее мимо него пройти, пытаясь этим пристыдить нерадивых квартирантов. Семнадцатый принадлежал купцу, который жил где-то в центре города, а дом, несмотря на протесты соседей, сдавал самым разным людям. Сдавал за бесценок, и люди были совсем не шикарные - купец был чудаком, и этим он хотел насолить своим приличным и слишком скучным соседям. Это отлично у него получилось: соседи вели с Семнадцатым бесконечную войну, жаловались, что туда вечно приходят какие-то грязные люди - но купец был богат, сдавал свой дом кому хотел, и не желал никого слушать.
***
Сейчас на первом этаже жил опустившийся старый солдат, сбежавший когда-то из армии, на третьем — фрау Торвальдсон, вдова, женщина боевая и предприимчивая, которая промышляла тем, что ссужала деньги в долг; напротив нее жила перепуганная семья каких-то приезжих, бедных, как мыши - отец семейства все время искал работу и отовсюду его выгоняли.
На втором этаже жил Сказочник.
Он писал только грустные сказки, потому что жизнь у него была грустная. Никто не хотел покупать его сказки, и он был очень беден. Чтобы прокормиться, он брался за любую мелкую работу – но сейчас, зимой, даже ее отыскать было трудно, и он совсем отчаялся.
***
В тот день, когда Сказочник решил отнести издателю свои новые истории, снег валил с самого утра, падал большими легкими хлопьями, и они взвивались и покачивались в воздухе, будто никак не могли выбрать место, где приземлиться.
Издатель, человек лысоватый и унылый, как ночной сторож, был в плохом настроении. Над его столом висело написанное на картоне огромными буквами поздравление с Рождеством, но никакой радости по поводу праздника он не чувствовал – издатель считал, что нечего радоваться таким глупостям.
Сказочник положил на стол свои сказки, осторожно, как ребенка, и, пока издатель читал - с таким каменным лицом, будто перечитывает конторские книги - Сказочник смирно сидел перед ним, сложив на коленях руки. В конторе издательства было жарко натоплено, и он едва не задремал – дома было очень холодно, и в тепле его разморило.
Издатель прочел последний листок и молча подвинул всю стопку обратно через стол, с таким видом, будто ничего более утомительного ему никогда не приходилось делать.
- Может быть, подойдет? Если не все, то хоть несколько? – неуверенно спросил сказочник.
Издатель тоскливо посмотрел за окно. Ему хотелось поскорее уйти домой.
- Нет, - отрезал он. – Людям такое не нравится. Им нравятся истории про шоколадных эльфов, или про добрых волшебников, или там про веселых пирующих гномов. А это что такое – девочку злая мачеха послала в лес, она заблудилась, а спас ее никому не нужный бродяга?
- Они больше никогда не встретятся. Но хотя бы в тот вечер им было не так одиноко, - тихо сказал Сказочник.
- Ерунда, - отрезал издатель. – Или вот, про падение королевства. Это же совсем не весело.
- Но послушайте…
- Нет. Сейчас Рождество, - скучающим тоном ответил он. – Если выдумаешь что повеселее – приходи. Что-нибудь про розовощеких фей, которые помогают хорошим ребятишкам. Можешь?
Одна мысль о том, чтобы писать такую глупость, заставила Сказочника скривиться – добрых фей не бывает, да и хорошим детям совсем не всегда сопутствует удача, зачем всех обманывать?
И он покачал головой. Он не мог этого сделать – даже ради денег.
- Ну, нет – так нет, - пожал плечами издатель. – Иди.
И, когда Сказочник уже добрел до двери, сухо прибавил:
- С наступающим Рождеством.
***
Снег сыпал и сыпал, и под вечер из красивых мягких хлопьев превратился в мелкую острую крупу, которая летела в лицо, колола щеки, пробиралась под крепко замотанные шарфы. Где-то звонили колокола, но из-за снега колокольни было не видно, и казалось, что звон несется откуда-то из воздуха - будто это звенит снег.
Сюртук у Сказочника был совсем тонкий, он кутался в него и подтягивал шарф, чтобы тот закрывал нос, но это не помогало - вьюга разыгралась не на шутку.
Купить дров и еды было не на что, и Сказочник тоскливо подумал о том, что теперь остается только смириться и замерзнуть.
На секунду ему захотелось и правда сесть в снег на обочине и там заснуть – все равно в такую метель его никто не заметит и соседи не будут говорить, что он портит вид улицы. Он поднял голову.
Разноцветные дома мелькали сквозь снег, блестели и подмигивали. Сказочник остановился. Улица выглядела действительно волшебной, и он вдруг подумал – а что, если он не прав, что, если правда иногда с людьми случается что-то хорошее? Хотя бы в Рождество? Ему пришла в голову безумная мысль постучаться в один из этих красивых домов и попросить еды или старое пальто – наверняка у них есть что-то ненужное, что они могли бы отдать ему.
Чтобы не передумать, он быстро направился к первой попавшейся двери. А что, если правда получится?
Над дверью висел вышитый шарф с поздравлениями, в окнах стояли цветы и глиняные гномы, за окном виден был камин. Настоящий сказочный дом.
Сказочник похлопал по двери. Пальцы не слушались, задеревенели от холода, у него никак не получалось сжать их в кулак, и он стучал и стучал ладонью по двери, пока не послышались шаги.
Дверь открылась. На пороге стояла красивая женщина в длинном черном платье. Волосы у нее были бледно-золотые, как мед, и Сказочник замер, глядя на то, как в них переливается свет от лампы.
- Что вам надо? – спросила она, глядя на него настороженно, почти испуганно – как будто всерьез боялась, что этот худой промерзший бедняк, замотанный в шарф, сейчас ворвется к ней в дом и все там разобьет.
- Простите, фрау, - еле шевеля губами, проговорил Сказочник. – Я хотел спросить… Может быть, у вас сейчас, перед праздниками, есть что-нибудь ненужное, - пробормотал он, сам ужасаясь тому, что делает.
Где-то в глубине дома громко, весело завопили дети.
- Вы из семнадцатого, так? – подняв свои точеные темные брови, спросила она, и он кивнул, думая о том, как это странно и красиво – что брови у нее гораздо темнее волос.
Она на секунду прикрыла глаза и сложила руки на груди.
- Дожили. Уже до того дошло, что вы теперь по соседям побираетесь. Я напишу жалобу, и, может быть, наконец вашу богадельню расселят.
Сказочник молчал.
Ему было двадцать лет, на всем свете у него никого не было, и он внезапно понял, очень ясно, что его самого расселять из Семнадцатого уже не придется – потому что он не протянет до весны, как ни старайся. Надо просто с этим смириться. И все.
Она продолжала смотреть на него осуждающим, неприязненным взглядом, и он даже не чувствовал злости – она ведь не виновата, что они такие разные.
- Простите, - пробормотал он и отступил обратно в сторону вьюги.
- Таким оборванцам, как вы, не место на этой улице, - сказала она ему, продолжая стоять на пороге – как будто правда хотела, чтобы он понял. - Я не против, чтобы вы жили в этом городе. Но наша улица – не для вас.
Сказочник еще пару секунд смотрел на нее, стараясь запомнить, как свет из комнаты окутывает ее фигуру мягким золотистым облаком – пригодится для какой-нибудь истории про принцессу и дракона – а потом натянул повыше шарф и пошел прочь.
От холода болели руки, Сказочник шел, не разбирая дороги, и ему казалось, что лицо у него заледенело и никогда больше не оттает. Ему не о чем было писать веселые сказки – но он знал, что и грустные истории бывают хорошими, и не переставал о них думать даже ночами. Обычно сон его был неспокойным и обрывочным, он просыпался от холода или от того, что дуло из окна, или от того, что наверху что-то грохотало, и ему казалось, что в волшебной стране гремит гром или дракон когтистой лапой трогает его лицо.
Он постыдился бы хоть кому-то сказать, что даже сейчас, когда ему нечего есть, мысли его по-прежнему были о старом драконе с чешуйчатой шкурой, такой твердой, что об нее можно было бы разбить чашку. Днем и ночью он думал о драконе, который летит над маленькими городками, о волшебнике, который пытается спасти короля, но ничего не выходит, о королевском замке, который рушится в огне, о прекрасной принцессе, которую изгоняют из города – такой настоящей, что иногда ему начинало казаться, будто он может потрогать складки на ее платье, легкие шелковые складки, холодные, как вода в осенней реке.
«Это неправда, что все сказки должны быть счастливыми», - упрямо думал он, стуча зубами. - «Неправда и лицемерие. В жизни редко что кончается хорошо. Люди чувствуют себя одинокими, мерзнут, их обижают, одни умирают, другие страдают от ужасных болезней, а третьи совсем теряют надежду. Это несправедливо, но это так и есть».
***
Семнадцатый стоял в конце улицы, темный, неприветливый, и Сказочник не сразу отыскал его среди вьюги, а оказавшись наконец на пороге, он долго не мог замерзшими руками открыть дверь.
Когда у него наконец получилось, он ввалился в промерзший подъезд и натолкнулся на какого-то крепкого молодого человека, который, озираясь в поисках табличек на дверях – их не было – топтался посреди коридора, загораживая собой весь проход.
Увидев Сказочника, здоровяк повернулся к нему.
- Эй, - угрюмо спросил он. - Фрау Торвальдсон где живет?
***
Нильс Сведберг был моряком. Он плавал на паруснике под названием «Северная звезда» через пролив, и парусник возил в одну сторону древесину и соль, в другую – зерно.
Однажды в портовой таверне он услышал разговор, который не смог забыть.
- Говорят, открыли какую-то новую страну, - говорил старый моряк, заросший и грязный. – У них там золото прямо на земле валяется. Как песок. Земля мягкая, любые семена в нее бросишь – и сразу все прорастает. Но главное – золото. Я слышал это от парня, который там разбогател. Ездит теперь в карете.
- Вот врет-то, а, - фыркнул кто-то еще.
- Я вру? – взвился старик. – Да ты кто вообще, щенок, чтобы мне такое говорить, я уже тридцать лет по морям плаваю и наверное знаю, что правда, что нет, да я…
Дальше, конечно же, завязалась драка, но Нильс больше туда даже не смотрел – он представил себе волшебную землю, которая полна золота, место, названия которого он даже не знал.
Вскоре он понял, что слышал про это не только он. Многие капитаны набирали экипаж и отправлялись в никуда, надеясь в одночасье разбогатеть. Нильс попытался отыскать кого-нибудь, кто и правда бывал в том волшебном месте – но почему-то никого из них не встретил, хоть некоторые моряки и утверждали, что были лично знакомы с такими счастливчиками.
А потом Нильс нашел корабль – парусник со странным названием «Магнолия» - который согласился взять в плавание и его.
В тот день он вернулся в город из последнего плавания на «Северной звезде», и теперь – в отличном настроении от предстоящего ему путешествия - шел в контору, где ему должны были выдать деньги за несколько рейсов.
Но ему не повезло.
В конторе толпились моряки, переругивались и шумели.
Нильс, локтями расталкивая всех, пробился к столу конторщика, но тот посмотрел на него и сказал то же, что, видимо, говорил и остальным.
- Денег нет, простите, милейший. Управление еще не передало нам деньги на выплаты. Видимо, из-за скорого Рождества вышла задержка, - от того, что над ним нависала целая толпа рослых разозленных моряков, конторщику явно было не по себе. - Мне не заплатили, а значит, я вам тоже не могу заплатить. Деньги будут завтра. Или послезавтра.
- Как завтра? - не понял Нильс - Я вечером уплываю. Они мне сегодня нужны.
- Ничего не могу сделать, - конторщик развел руками. – Увы, - и, оглядев хмурые, мрачные лица вокруг, быстро прибавил: - Я не виноват.
- Да вы... - Нильс оперся своими кулачищами на стол, но конторщик повторил:
- Я тут ни при чем. Получите свои деньги, когда вернетесь из следующего рейса. У меня все записано. Или пришлите кого-нибудь за ними, я не знаю. Сегодня денег не будет точно.
Нильс вышел. Он-то как-нибудь обойдется – вечером в рейс, там его накормят – но в деревне, на севере, откуда он был родом, у него остались младшие братья и сестры, которых нужно было кормить. Родители умерли давно, и, как только Нильсу исполнилось семнадцать, он уехал из дома и решил попытать счастья. Доехал он тогда как раз до этого портового города, здесь и остался, и уже четвертый год ходил на паруснике через пролив, отправляя домашним большую часть всего, что получал. А теперь он уплывал неизвестно куда, и они оставались ни с чем, а старшей после Нильса сестре – всего шестнадцать.
Без его выручки они долго не протянут.
Это была катастрофа, и если бы там был Сказочник, он бы сказал – вот, я же говорил, что печальных историй на свете куда больше, чем веселых. Даже под Рождество. Но его там не было – он в это время еще сидел у издателя.
А Нильс пошел с приятелями в таверну. Он отложил немного денег, чтобы погулять последний вечер на суше — но теперь ему больше ничего не хотелось, и он мрачно тянул одну кружку пива.
- Что делать? - в который раз спрашивал он, угрюмо глядя в стол. – Я не могу уехать, не отправив им деньги.
- А знаешь что, - стукнув кружкой по столу, сказал один моряк. – Живет тут неподалеку одна вдова. Фрау Торвальдсон. Ссужает деньги. Если у тебя есть что-нибудь, что можно заложить, отнеси ей, получи деньги, сколько даст, и отправь своим.
У Нильса не было ничего, кроме счастливой монеты – старинной, тяжелой монеты, которую когда-то подарил ему его дядя, моряк. Наверное, это была ценная вещь, но она приносила удачу, и он не мог отправиться в путь без нее.
И все же больше заложить было нечего. Нильс представил, как мерзнут в деревне пять его братьев и сестер, и вышел из таверны.
Мрачнее тучи добрел Нильс до дома номер семнадцать по Медной улице.
На лестнице он натолкнулся на какого-то встрепанного оборванца.
- Где фрау Торвальдсон? – спросил Нильс.
- Ее нет дома. Окна темные, - глухо пробормотал бедняк.
«Ну нет» - обескуражено подумал Нильс. - «Не может все быть настолько плохо».
- А когда будет? – настойчиво переспросил он.
Оборванец смотрел на него остановившимся, смирным, как у овцы, взглядом. Он был худой, как жердь, и выглядел очень больным.
- Не знаю.
- Когда она будет? – теряя терпение, рявкнул Нильс.
***
Все это время Сказочник пытался пробраться по темной лестнице к себе на второй этаж, протиснуться мимо этого угрюмого здоровяка, пахнущего селедкой и пивом, к себе, а тот пытался перегородить ему дорогу, и для этого ему приходилось подниматься по лестнице вслед.
Когда они дошли до второго этажа, Сказочник попытался скрыться у себя, но моряк продолжал держать его за рукав – видимо, фрау Торвальдсон правда была ему очень нужна. Чтобы отделаться от него, Сказочник рывком открыл дверь – и случайно попал моряку по носу.
Тот взвыл и схватился за лицо, глядя на него бешеным взглядом, и Сказочник подумал, что на этом все, его жизнь кончается даже раньше, чем он рассчитывал. Он вцепился в косяк и отчаянно попытался просочиться в комнату.
Но тут внизу хлопнула дверь, и раздался громкий голос фрау Торвальдсон.
- Ну и метель-то, Господи. О, милый мой, вижу, ты уже вернулся.
Не обращая внимания на моряка, она, колыхая пышными шерстяными юбками, грузно пошла наверх. От нее пахло чем-то приторно-сладким, как в бакалейной лавке. Из-под чепца торчали встрепанные ярко-рыжие волосы.
- Как твои книжки? Купили?
Сказочник покачал головой и втянулся наконец в свою комнату, как улитка в раковину. И фрау Торвальдсон обратила внимание на Нильса.
- А, вы ко мне? Ну, пойдемте, - медовым голосом сказала она.
Взгляд у нее был хитрый, как у сороки, ненадежный, и Нильсу вдруг стало противно, от всего, от этой грузной женщины, стылого грязного подъезда, темной лестницы, - и он только заморгал, наклонил голову и молча пошел вниз, чувствуя себя подлецом и трусом, потому что понял:
Он не сможет оставить здесь, в этом доме, этой женщине, свою счастливую монету.
***
Ветер рванул дверь у Нильса из рук, бросил снег в лицо. Впереди темной полосой виднелся канал и пробивались сквозь мглу и непогоду, как маяки в бурном море, огни домов на другой стороне.
Нильс постоял, глядя на побелевшую от вьюги набережную. Потом аккуратно закрыл дверь, снова отгораживаясь от снега, и пошел назад.
Он не передумал – но ему пришло в голову, что ему уже не нужны три монеты, которые он оставил себе, чтобы кутить в последний вечер, и он решил отдать их тому бедняку со второго этажа – видно было, что тот скоро загнется.
Пусть хоть кому-то в этот вечер повезет.
Рыжая женщина уже ушла и теперь гремела чем-то наверху. Нильс беспрепятственно поднялся обратно и открыл дверь, которой его только что ударил бедняк.
***
Тот сидел за столом, запустив руки в волосы. Вид у него был жалкий, острые лопатки торчали под сюртуком. В комнате дуло во все щели, камин явно давно не топили.
Хозяин комнаты обернулся. Казалось, он весь застыл от холода – и, судя по лицу, ничего хорошего от Нильса не ждал.
На столе перед ним лежала куча исписанных бумаг. Другая пачка, пухлая, туго перемотанная бечевкой, стояла на полу, еще одна – в углу комнаты. Столько бумаги сразу – и то, кажется, меньше – Нильс видел только у их корабельного писаря.
- Ты писарь? – спросил он.
Никакого ответа.
Чтобы не стоять посреди комнаты и потянуть время – он все не мог придумать, как дать деньги так, чтоб не обидеть - Нильс подошел к столу и взял один из листков.
Он не умел читать, и просто хотел показать интерес – но у бедняка что-то изменилось в лице, челюсти сжались, щеки пошли красными пятнами, будто его смертельно оскорбили – и он вдруг вырвал листок у Нильса из рук. Бумага разорвалась, но бедняк упрямо вытянул у Нильса из ладони и вторую часть.
Нильс опустил руки, глядя на остальные листы. Все они были исписаны мелким почерком, и то, что человек способен столько написать, невольно вызывало у него уважение – за свою жизнь он встречал немного тех, кто знал грамоту.
И он подумал – а этот бедолага мог бы ему пригодиться.
***
Снег в окне теперь летел вбок, строго вдоль земли, его сносило ветром, ветер хрипло выл, и Сказочник подумал, что это самый несчастливый день в его жизни.
Моряк, который так бесцеремонно ворвался к нему, тем временем сел на кровать и закурил трубку, даже не спрашивая разрешения.
- Меня зовут Нильс, - сказал он, сжимая трубку зубами. – Слушай. Помоги мне, а? У меня в деревне братья и сестры, а сегодня днем…
Сказочник слушал невнимательно - этот путаный рассказ про плавание и какие-то не полученные деньги вытащил его из мира драконов и принцессы. В реальной жизни с ним так давно ничего не происходило, так давно ничего не вторгалось к нему извне, что он уже забыл, как это бывает. К тому же от тяжелого древесного запах табака у него заболела голова.
- … Я напишу бумагу, что доверяю тебе получить в конторе деньги. Точнее, ты напишешь, а я подпишу, - серьезно сказал моряк и вынул изо рта трубку. - Ты же грамотный, так? Это же ты написал все эти бумажки на столе? Ты отправишь им деньги. Я должен уезжать. Ты отправишь им деньги вместо меня.
Сказочник продолжал молча смотреть на него. Он никак не мог сообразить, с чего этот человек вообще решил обратиться к нему с такой странной просьбой. Явно неспроста. Тут какой-то подвох.
***
Нильс посмотрел на это голодное острое лицо с ввалившимися щеками и подумал: доверить такому деньги для семьи глупо и жестоко. Он голоден. Истратит их. Нельзя ему доверять. И все же – делать больше нечего.
- Вот, - он положил на стол три монеты, которые у него были. – Это тебе за помощь. Я все равно собирался их тебе отдать, и… В общем, бери.
- Не надо, - сказал оборванец, отводя глаза, словно ему было физически больно видеть деньги.
«Дурак» - подумал Нильс. Сгреб монеты со стола обратно в карман и вышел из комнаты.
***
Когда он зашел обратно, бедняк посмотрел на него так, будто не верил, что он вернется. Нильс молча свалил у очага дрова, потом выложил из сумки солонину, кусок сыра, черный хлеб и репу.
- Купил в лавке, - пояснил он, разжигая огонь. – Раз уж ты не хотел брать деньгами. Теперь ты должен выполнить мою просьбу. Я же прощу о сущей безделице, - и зачем-то прибавил: - Метель так и не кончилась.
Оборванец продолжал молчать.
- Что это за бумаги? – спросил Нильс, тыкая кочергой в очаг. Огонь наконец разгорелся, и в комнате стало хоть немного теплее. – У тебя на столе.
- Сказки.
- В каком смысле?
- В прямом. Я их сочиняю. Я сказочник, - терпеливо пояснил странный человек в обтрепанном сюртуке.
- Ну и ремесло, - разочарованно пробормотал Нильс.
- Такое же, как любое другое.
- И про что они?
- Про всякое. Вот эта, - он приподнял верхний лист. – Про мага, который хотел спасти короля.
- И как, спас?
Сказочник вдруг слабо улыбнулся.
- Если я сразу скажу тебе – в чем тогда смысл истории?
- Я не умею читать, - хмуро сказал Нильс, продолжая ворошить дрова и думая: как же получилось, что в свой последний вечер на суше он оказался в такой странной компании?
- Я умею, - сказал Сказочник. – Хочешь, прочту тебе?
***
И Сказочник прочитал ему про падение королевства.
В комнате было тепло, снег за окном казался теперь уютным, а не страшным. Моряк слушал, как большой ребенок, подперев голову кулаком, так внимательно, что Сказочник смешался. Он решил, что это не его сказка так хороша – просто в полной тяжелой работы и опасностей жизни моряка, видимо, не часто выпадали такие мирные вечера.
Когда Сказочник закончил, моряк – Нильс, вспомнил он, - долго молчал, а потом спросил:
- Откуда ты все это знаешь?
- Я это придумал.
- Врешь.
- Нет.
Моряк внимательно посмотрел на него, будто и правда хотел уличить во лжи, и сказал:
- Я сегодня уезжаю. В путешествие. Я не знаю, куда мы едем. Куда-то далеко. Через море. Может, там тоже есть драконы.
Он шутил, но Сказочник посмотрел на него очень внимательно.
- Это будет опасное путешествие?
- Думаю, да.
- Когда вернешься, приходи ко мне, хорошо? – попросил Сказочник. - Расскажешь мне, что ты видел. Как живут люди в других землях. И есть ли там драконы. А я напишу про это сказку. Это же отличная идея.
- Я не знаю, когда вернусь, - пробормотал моряк. - Это будет не скоро.
- Хорошо, - Сказочник подошел к столу и лихорадочно зашарил там среди бумаг. – Тогда я напишу ее сам. Ты согласен быть моим героем?
Нильс засмеялся. Он, кажется, решил, что это шутка.
- Если хочешь. Но только пусть это будет хорошая сказка. Со счастливым концом. Договорились?
Сказочник хотел было сказать ему, что не пишет сказок со счастливым концом, но тогда моряк бы, наверное, не согласился, и он ответил:
- Постараюсь.
- Тогда по рукам.
Смех у него был богатырский, добродушный. Моряк встал с кровати и протянул ладонь – будто они скрепляли какой-то неведомый договор.
И Сказочник пожал ему руку.
***
День кончился очень быстро. Они услышали, как на ратуше бьют часы – восемь раз. В половине девятого Нильсу надо было явиться на пристань, и он, заторопившись, наконец продиктовал Сказочнику письмо о том, что тот может получить деньги за него.
А потом Сказочник протянул ему половину разорванного листа со сказкой – той, что в начале он вырвал у Нильса из рук.
- Вот, возьми. На память. Мне нечего больше тебе дать. А этот лист все равно испорчен. Может, пригодится, чтобы где-нибудь разжечь костер.
Нильс бережно сложил половину листа и спрятал в карман, где у него уже лежали его сокровища – счастливая монета и локон Элен, девушки из их деревни.
Он вышел на улицу.
Вьюга улеглась, вокруг было очень тихо. Улица сияла разноцветными огнями, как елочная игрушка.
- Сказка, - повторил Нильс. – Про меня. Вот чудак.
На секунду ему показалось, что он и правда заключил какую-то сделку, что это не шутка, но он быстро отогнал от себя эту мысль – в такое только старухи в деревне верят.
Он беззаботно фыркнул, поднял воротник своей моряцкой куртки и быстро зашагал к пристани.
В тот вечер Сказочник уснул почти счастливым.
Он приступил к делу на следующее утро после того, как Нильс отплыл на «Магнолии».
Сказочник придумал ему столько приключений, что хватило бы и на десять моряков.
.
***
«…Они плыли на юг, и море было пустым. Нильс даже не думал, что это будет такое долгое плавание.
Каждую ночь ему снилось, что он глотает соленую воду, падает и падает в нее, и падение было как полет.
На закате небо горело алым и желтым, солнце уходило прямо в воду, подергивалось рябью. Нильс никогда и нигде не видел такого огромного моря, ему казалось, что даже горизонт отодвинулся дальше.
Ночью, чтобы не сесть на мель в незнакомых водах, их корабль стоял на якоре, и все они вечерами молча сидели на палубе, а потом расходились по своим гамакам. Они очень уставали - и все же смотрели, каждый день, до конца, как садится солнце, как будто это представление в театре, которое они обязаны досмотреть, потому что все равно уже заплатили за билет.
Днем они шли на всех парусах куда-то в пустоту – ветер был попутный, рулевое колесо поскрипывало, и скрипели мачты, и тросы, скрипел весь корабль.
Нильс часто вспоминал странного человека, которого встретил в городе – бледного, голодного юношу в прохудившемся сюртуке и шарфе на шее – и Нильс думал, почему же он выбрал себе такое странное ремесло?
Еще он часто думал об Элен.
Танцевала она не лучше всех в деревне, глаза у нее были не самые зеленые, но когда-то давно, когда они были почти детьми, она защитила его от мальчишек, которые смеялись над его драными башмаками, и он полюбил ее.
Она не обещала выйти за него замуж, а он не спрашивал, но на прощание она дала ему свой локон. В последний раз, когда он видел ее, она развешивала белье во дворе своего дома, и обернулась ему вслед, когда он уходил. Простыни раздувались на ветру, и тот же ветер бросал в лицо Элен длинные пряди русых волос, и среди этих взлетающих прядей он видел ее глаза – улыбающиеся и печальные.
Он должен был вернуться.
***
На корабле у Нильса появился приятель - некрасивый длинноносый парень по имени Свен, который с первого дня почему-то держался поближе к нему. Свен был самым маленьким и хилым среди всей команды – но ума ему было не занимать, он смыслил в навигации и числился помощником лоцмана.
Свен часто садился рядом с Нильсом и разговаривал с ним. Он был хорошим парнем, но, на вкус Нильса, слишком уж любил говорить о золоте, и от этого они так и не стали настоящими друзьями.
- Когда мы найдем сокровище, - начал Свен в первый же день, штопая парус, - Что ты будешь с ним делать?
Нильс не любил таких разговоров. Нечего говорить о том, чего еще, может, и не случится.
- Куплю дом, - пробормотал он.
«И женюсь на Элен», - прибавил он про себя, но почему-то ему не хотелось никому о ней рассказывать, эти мысли были для него одного.
- Ясно, - фыркнул Свен почти презрительно, и перекусил нитку. Видимо, такая мечта показалась ему слишком мелкой.
- А ты знаешь, что будешь делать? – спросил Нильс, просто из вежливости.
- Конечно. Куплю себе костюм, черный, из хорошей ткани, такой, знаешь, какие носят большие господа. А потом пойду учиться и стану инженером. Знаешь, кто это?
- Нет.
- Тот, кто придумывает, как строить корабли. Представляешь? Как их строить так, чтобы они плыли. Разве не здорово?
Нильс не ответил. Он никогда не задумывался, кто заставляет плавать корабли. Для него они были как рыбы, которые просто плывут – какая разница, как они это делают?
А их собственный корабль между тем шел все дальше. Потом начался шторм, а за ним еще один, и еще, и теперь никто уже не понимал, куда именно они направляются, они сбились с курса, и земля, которую они увидели однажды на рассвете, была, по словам капитана, точно не та, что они искали – и все же это была земля.
Вода разбивалась об утесы, взметалась белым фонтаном, и причалить к этому острову было невозможно. Они направили корабль вдоль берега и все же нашли место для высадки – нужно было пополнить запасы воды и, если получится, найти каких-нибудь фруктов.
Берег оказался скалистым и пустынным, без единого деревца - какие уж там фрукты. Моряки были измучены плаванием и голодны, но капитан велел им не отчаиваться – может, и на этой земле они найдут богатства, какие никому не снились, - но моряки уже не верили ему: пока что здесь не видно было даже людей, не то что сокровищ.
Нильс шел вдоль берега, пытаясь найти съедобные ракушки, когда увидел огромную ящерицу, уродливую и пугающую, как демон – будто вся она была сделана из обожженной древесной коры. Но глаза, которые она лениво приоткрыла, были осмысленными, умными, как у лошади, собаки или какой-то еще полезной и близкой человеку твари.
- Боже мой, - сказал Нильс. Даже сейчас, когда он был так голоден, ему и в голову не пришло поймать и съесть такую невидаль.
Они разбили лагерь на берегу и постановили остаться здесь на пару дней – поискать, чем можно поживиться.
На рассвете море было гладким, как зеркало, а ночью светилось изнутри – не от лунного света, а будто бы само по себе, и Нильс все гадал – что же сияет там, внутри.
Он никогда не видел таких существ, каких увидел здесь всего за один день, ему казалась, даже в воображении он не смог бы создать таких зверей.
Гладкое животное с короткими плоскими лапами однажды выползло на берег прямо из моря и заревело, как бык. Птицы взлетали над берегом и камнем падали вниз, прямо в воду. А огромные ящерицы с умными глазами перед закатом сидели на утесах и смотрели на море – правда смотрели, будто не были бессмысленными тварями, будто видели там что-то.
Еще были там странные существа с твердой спиной – капитан сказал, что уже видел их раньше и что они называются черепахи. И правда – голова у них была как обтянутый старой обвислой кожей череп. Они ели колючки с сухих прибрежных кустов, далеко вытягивая свои морщинистые шеи из-под панцирей - огромных, как праздничные золотые блюда в богатых семьях. А за каждым их шагом наблюдали птицы с круглыми лимонно-желтыми глазами.
На второй день моряки наконец устали дивиться на чудо-зверей и ловить рыбу, и решились отправиться в поход по острову. Половина моряков с капитаном остались на берегу, а Нильс, Свен и еще трое пошли искать воду.
Они шли по утесам, серым долинам, будто покрытым пеплом, сквозь заросли низких скрюченных кустов без единого листка. Они шли целый день – и не встретили ни единого ручья.
А на закате они увидели деревню.
Небольшие глинобитные хижины, из которых выходили низенькие черноволосые жители. У них была темная кожа, покрытая сложным узором из белой краски, и Нильсу они показались как будто не людьми, существами из другого мира. Он не понимал, как они живут на этой бесплодной земле.
Жители смотрели на моряков во все глаза. Все, кроме Свена, были высокими, широкоплечими и светловолосыми, и жителям они, наверное, тоже показались существами из другого мира.
Ближе всех к Нильсу стояла молодая женщина с белым крестом, нарисованным на лбу, и почему-то ему почудилось, что она похожа на Элен – а может быть, просто все женщины на свете теперь напоминали ему ее.
А потом Нильс почувствовал, что Свен подобрался ближе к нему и зашептал на ухо:
- Смотри, - лихорадочно пробормотал Свен, не отрывая взгляда от стоящих перед ними людей. – Смотри на их шеи. Смотри. Бусы. Это же изумруды, - он вдруг нервно, коротко рассмеялся, будто глазам своим не мог поверить. Остальные моряки прислушивались к разговору.
- А вдруг это и есть та самая земля? – жарко шептал Свен. - Ребята, да мы же станем богатыми. Надо просто выманить у них эти штуки.
- Как? – уронил Нильс.
- Предоставьте это мне, - улыбнулся Свен, и улыбка его вдруг показалась Нильсу почти жестокой, а потом…
***
… А потом в дверь постучали.
Сказочник заморгал и положил перо. Едва волоча ноги, он подошел к двери и открыл.
- Милый, как ты?- спросила фрау Торвальдсон, и на ее широком лице он увидел то, чего там не бывало почти никогда - беспокойство. – Я уже столько дней тебя не видела. Сидишь в своей комнате. Ты хотя бы ел?
Он нахмурился и не ответил.
- Тут одному клиенту моему надо красивым почерком переписать эти бумаги, - она приподняла толстую пачку, которую держала в руках. – Я сказала, ты можешь. Обещает две серебряные монеты. Сделаешь?
- Да. Да, конечно, спасибо.
Сказочник взял бумаги, и пачка показалась ему невыносимо тяжелой, он едва ее не выронил.
- Вот, возьми, - фрау Торвальдсон вдруг протянула ему бумажный пакет с сухарями. – У тебя небось не осталось ничего.
Через его плечо она заглянула в комнату, посмотрела на заваленный бумагой стол.
- Почему в последний раз твои сказки не взяли? Помнишь, ты ходил к издателю? – спросила она. – Это ведь были хорошие истории. Я помню, как ты мне читал однажды.
- Они недостаточно волшебные, - тихо сказал он, глядя на ее ярко-рыжие волосы.
Она подошла к окну, и Сказочник вдруг понял, что Рождество прошло – со всех соседних домов уже сняли украшения. А он даже не заметил.
- Напиши об этих домах. Они такие сказочные, - каким-то странным голосом сказала она, глядя из окна проклинаемого всей улицей Семнадцатого дома на выстроившиеся с другой стороны набережной красивые особняки.
Он вспомнил, как женщина с темными бровями отказала ему, и помотал головой, сжимая в замерзшей руке сухари.
- Ни за что.
Фрау Торвальдсон обернулась к нему всей своей необъятной фигурой и вдруг сказала:
- Их всех забудут. Всех этих богатеньких. С этой улицы помнить будут только тебя.
***
- Глядите, что у меня есть, - протянул Свен, и снял с шеи дешевую оловянную подвеску с каким-то святым. Жители деревни не понимали его языка, но Свена это не останавливало. – Давайте меняться.
Он жестами показал, чего хочет, а потом медленно пошел к ним. Вид у него был напряженный и приглашающий. Он тыкал пальцем в ожерелье на шее у одного из мужчин, а второй рукой протягивал ему свою грошовую подвеску. Нильсу стало не по себе.
Мужчина заколебался, глядя на остальных – есть ли у них тут главный, Нильс так и не понял – а потом несмело протянул руку и взял цепочку. Роста он был маленького, даже ниже Свена, и лицо у него было темное, как запеченная в золе картошка.
Он повертел цепочку в руках, а потом снял с себя изумрудное ожерелье и надел на шею Свену.
После этого остальные моряки тоже вытащили все, что у них было с собой – у кого нож, у кого спички. У Нильса же были только два его сокровища – локон и счастливая монета, и он не готов был расстаться с ними даже за изумруды. Был еще обрывок сказки, но он-то точно никому был не нужен.
«Удача лучше камней», - думал Нильс, глядя на девушку, которая показалась ему похожей на Элен, и постарался улыбнуться ей, чтобы она их не боялась. Она не улыбалась в ответ, просто смотрела на Нильса – серьезно, в упор. – «Мы доплывем дальше, в другие места, и там найдем свое. И потом – одно дело, когда сокровища валяются на земле и они ничьи. А другое – обманывать этих людей. Они ведь не знают, что наши вещи стоят гроши. Это нечестно. А когда нечестно, удачи никогда не бывает».
Довольные обменом моряки жестами попросили пить – вдруг дадут? Мужчины принесли им чашки с каким-то соком, густым и приторным. Когда Нильсу подавали его чашку, он снова посмотрел на девушку. Та всё глядела на него не отрываясь, будто хотела что-то сказать ему – но он ее не понимал.
- А теперь пора быстро сматываться, - сказал Свен, вытирая рот. – Пока они не передумали.
Он поклонился в знак благодарности и, прижимая к себе изумрудное ожерелье, начал отступать назад. Жители все так же молча смотрели им вслед.
Если у них и был свой язык, Нильс так его и не услышал.
***
Что-то было не так. Солнце казалось Нильсу ослепительно жарким, хотя днем он об этом совсем не думал. Горло пересохло и как будто сжалось, воздух едва проходил, и, поглядев на остальных, он понял – это чувствует не только он. Свен рядом с ним вытер пот со лба и попытался вдохнуть глубже – но, видимо, ничего не получилось, он все пытался вдохнуть, раскрыв рот, будто рыба, но это не помогало.
И Нильс понял.
Люди из деревни отравили их. Может быть, чтобы они не дошли до своих и не успели сказать им, что на острове есть люди. А может быть, они просто хотели забрать назад свои сокровища.
На песок было так мягко падать, что Нильс даже не сразу понял, что упал, просто мир вдруг перевернулся и прямо над ним оказалось раскаленное синее небо.
Сказочник бросил перо.
Это будет правильный конец. Не надо соваться на чужую землю. Он устал. Ему нужно было приниматься за переписывание тех бумаг, которые ему принесла фрау Торвальдсон.
«Не может тут все хорошо закончиться, - думал он, прижав холодные руки к лицу. – Они ввязались в опасное путешествие и погибнут, я же не пишу сказок со счастливым концом, это глупо, и сейчас поздно начинать». Но он видел глаза моряка, они были ярко-серые, как у всех в их стране, видел его лицо, бледное, в синеву, даже несмотря на загар. Сейчас сказку можно было бы закончить за несколько фраз – но…
Но Нильс просил.
Он лежал, раскинув руки, и что-то детское было в его лице, он умирал на этой выжженной земле, и это был бы правильный конец, но Сказочник не мог его написать. Позже. Пусть все случится позже.
Не сейчас.
Нильс открыл глаза. Ему отчего-то показалось, что рядом с ним сидит Элен, он видел, как песок липнет к ее платью, тому же самому, как в тот день, когда они расстались. Ветер нес песок вдоль земли, сыпал Нильсу в глаза, и ему почудилось, что неподалеку от Элен он видит нахмуренное бескровное лицо Сказочника.
- Помоги мне. Помоги мне. Пожалуйста, помоги мне, - бормотал он. Слезы текли по вискам и тут же высыхали от этого нестерпимого жара. – Ты обещал, помоги мне, ты обещал.
Сказочник молчал. Его лицо исчезло, Нильс заморгал, со стоном повернул голову и увидел, что на песке, там, где только что была Элен, сидит та девушка, похожая на нее. Она спокойно сидела рядом и смотрела, как он умирает.
А потом, будто решилась на что-то, неожиданным резким движением разжала Нильсу челюсти и сунула ему в рот что-то горькое и твердое, похожее на древесную кору.
Когда в следующий раз он пришел в себя, она все еще сидела рядом.
Нильс поморщился и сел.
Вокруг лежали тела его друзей. Рядом скрючился Свен, сжимая на шее ладонь и неподвижно глядя в песок перед собой.
- Ты меня спасла, – прохрипел Нильс. - Почему?
Она, конечно, не ответила – только посмотрела на него долгим темным взглядом и протянула ему сжатый кулак. Когда она разжала его, на ее полудетской маленькой ладони были зеленые камни. Изумруды.
Девушка без улыбки протянула их ему. Птица с желтыми глазами смотрела на них, сидя рядом, на песке.
- Нет, - сказал Нильс.
Но она продолжала протягивать.
Он взял три. Три – хорошее число.
Девушка показала ему, что можно взять еще, но он покачал головой.
Тогда она поднялась и пошла назад, не оборачиваясь. У нее были очень маленькие ноги, казалось, будто они едва приминают песок.
- Подожди! – крикнул он, но получилось совсем тихо - и она не подождала. Глядя ей вслед, Нильс увидел, что с собой она уносит ожерелья, которые сняла с тел моряков.
- Спасибо! – крикнул он ей вслед.
Она даже не обернулась.
Нильс с трудом нашел дорогу назад. Больше всего он боялся, что остаток экипажа убили, пока его не было.
Но они ждали на берегу.
- Мы должны убираться, - тихо, хрипло произнес Нильс. – Как можно скорее.
- Что такое? Где остальные? – хмуро спросил капитан.
- Мы встретили местных. Они всех убили. Мне одному удалось спастись.
Они отплыли тем же вечером.
Об изумрудах Нильс ничего не сказал.
***
Удача отвернулась от них. Шторм шел за штормом, и многих бросило за борт. Нильс думал – может, камни прокляты?
- Ты же сказал, это будет счастливая сказка, - бормотал Нильс как в лихорадке - одежда не успевала просохнуть, его все время окатывало водой из-за борта. – А мы почти все умерли.
- Вы потревожили остров. Вернувшись, вы бы рассказали всем про эту землю с изумрудами. Разграбили бы ее.
Моряку показалось, что он увидел его. Того странного человека из приморского города. Сказочника. Он попытался схватить его за шиворот, но схватил только воздух.
- А ты взял сокровище и не сказал никому, - продолжал Сказочник. - Они однажды найдут. Поймут, что ты обманул их. Знаешь, как я закончил бы эту сказку? Они найдут изумруды и убьют тебя, и мораль будет в том, что, когда ты что-то скрываешь, это никогда не заканчивается добром.
- Я хочу вернуться.
- Я не могу это придумать.
- Можешь.
- Не могу! В жизни так не бывает. За все надо платить. Это бурное море. Прости меня. Вы все погибнете.
Лицо у него было одичавшее, упрямое.
- Сделай это, - в отчаянии повторял Нильс. - Сделай так, чтобы я вернулся.
- Я не могу.
- Чертов лгун. Не собираюсь умирать только потому, что тебе так хочется. Я не хочу. Не хочу.
- Нильс, с кем ты разговариваешь? – прокричал ему на ухо капитан. – Ты совсем с ума сошел от этого шторма?
Нильс огляделся, как безумный. Рядом никого не было.
Мысль, которая пришла в этот миг ему в голову, была ужасной.
Нет никакого Сказочника. Он просто напился в тот вечер, вот и привиделось. Нильс сам его выдумал. Он говорил все это время с плодом собственной фантазии. А если так, значит, некому было отправить деньги ему домой. И некому было вернуть домой его самого.
Никакого Сказочника не существует.
Конец тут: livniggle.diary.ru/p183375101.htm
@темы: Сказки
-
-
10.12.2012 в 14:36*унеслась читать*
-
-
10.12.2012 в 14:37Прочла как "над дверьми и в окнах висели кишки"
-
-
10.12.2012 в 14:45-
-
10.12.2012 в 14:48Он постыдился бы хоть кому-то сказать, что даже сейчас, когда ему нечего есть, мысли его по-прежнему были о старом драконе с чешуйчатой шкурой, такой твердой, что об нее можно было бы разбить чашку.
это же прям про нас в копенгагене
-
-
10.12.2012 в 15:01Это потрясающе. Пробирает.
-
-
10.12.2012 в 15:04обоже.
читать дальше
-
-
10.12.2012 в 15:12ЭТА УЖАСНАЯ УЖАСНАЯ УЖАСНАЯ ДИЛЕММА!!!!!
КАТЯ!
я знаю, вы чувствуете ту же боль
-
-
10.12.2012 в 15:15Неправда! НЕПРАВДА!!!!
-
-
10.12.2012 в 16:47спасибо вам Liv Niggle,
можно перепостить к себе?
-
-
10.12.2012 в 20:32Liv Niggle, спасибо за ощущение настоящего чуда
-
-
10.12.2012 в 22:29SeverInnka, Спасибо огромное! Конечно, можно!)))))))
Red Sally, Ыыыыыы.... Благодарю!!!)))))))))))
-
-
11.12.2012 в 02:23-
-
11.12.2012 в 12:49Свен часто садился рядом с Нильсом и разговаривал с ним. Он был хорошим парнем, но, на вкус Нильса, слишком уж любил говорить о золоте, и от этого они так и не стали настоящими друзьями.
Элиот?
-
-
11.12.2012 в 12:53НЕТ
-
-
11.12.2012 в 12:59-
-
12.12.2012 в 18:29на этом месте какие-то красные штуки в глазах стали мешать мне читать!
и дальше всё пришлось сквозь них
*побежал читать окончание*
-
-
12.12.2012 в 18:34-
-
12.12.2012 в 18:46-
-
12.12.2012 в 18:48-
-
12.12.2012 в 18:51-
-
12.12.2012 в 18:56-
-
12.12.2012 в 19:10но я все равно еще подброшу сердец в печь любви!
-
-
12.12.2012 в 19:14-
-
12.12.2012 в 22:14Из десяти я бы поставила вам три балла. Моё мнение.
-
-
12.12.2012 в 22:17-
-
17.12.2012 в 07:19-
-
17.12.2012 в 09:18