I'm still standing (c)
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ, НОМЕР ДВА***
В сарае было солнечно и тихо. Пахло сеном и засохшей краской.
- Вы храните их здесь, а не в спальне, чтобы Каспар не увидел?
- К сожалению, он давно уже не спит в моей спальне. Но да, там это было бы не безопасно. А сад – моя вотчина, никто больше сюда не ходит.
Она разобрала угол сарая, переставила старые банки с краской. Под ними оказался потемневший плетеный ящик из толстой соломы, в какие обычно складывают постельное белье. И когда она открыла его, Элиот почувствовал себя как пират, нашедший сокровище.
Втроем, в солнечном сарае, где муха с мягким жужжащим звуком билась о потолок, они стояли над ящиком трофеев. Внизу была аккуратно сложена оранжевая и белая форма команды колледжа Прованского университета, рядом синяя и голубая, из Кембриджа. Сверху лежали несколько кубков, медали, в углу – фотографии, прямо в рамках, - видимо, так они и стояли в комнате. Элиот протянул руку и взял одну. Жером на каком-то осеннем поле, с командой, с самодовольной улыбкой на лице, стоит, поставив ногу на мяч. Постановочный кадр, трогательный и глупый.
- У него это было серьезно, да? – негромко спросил Элиот.
- Очень.
Мелисса глубже вдохнула и посмотрела ему в глаза, будто решает, говорить или нет, но потом все же прибавила, так, будто делится большим секретом.
- Но после Кембриджа он должен был вернуться в Университет Прованса. Продолжить изучать искусствоведение.
- Этого Каспар хотел?
«Папа пристроил его на факультет искусствоведения», - сказал вчера Поль.
Мелисса кивнула, не отрывая взгляд от своего сокровища.
- А почему, собственно? – тихо спросил Элиот. Только бы не спугнуть ее.
- Каспар всегда мечтал заниматься антиквариатом. Он любил вещи. У него, наверное, есть вкус. Хотел, чтобы Валери унаследовала его бизнес с недвижимостью, а Жером занялся бы антиквариатом. Ему казалось, что лучшего занятия он и придумать для него не мог.
- Поэтому ее он отправил учиться на экономиста, а его – на искусствоведа, - задумчиво произнес Элиот.
- Да. Жером хотел быть как отец. Они друг друга любили. Просто Жером был другим. Он провел год в колледже университета Прованса и год в Кембридже, и за это время лучшим студентом так и не стал, да и не особо пытался, - она усмехнулась, коротко, без всякого веселья. - Зато там он наконец понял, чем хотел заниматься.
- Играть.
- Да.
- И ради этого он был готов на все, так?
Молчание.
Оставалось задать традиционный вопрос.
- Он ведь приходил к вам в тот вечер, да?
Она молчала.
- Я слышал, многие браки рушатся после смерти ребенка, - доверительно сказал Элиот. - Потому что люди не могут поговорить, понимаете. Обсудить это все. Мне кажется, у вас та же проблема.
- Почему вы так думаете? – отсутствующим голосом спросила она.
- Каждый раз, когда я кого-то спрашиваю, все начинают рассказывать про смерть Жерома так, что… В общем, мне кажется, вы так и не поговорили.
На эту мысль вчера навел его Поль. Элиот даже не думал, что достаточно будет вручить ему рыдающую Валери, чтобы заставить его говорить – но по лицу Поля вчера на набережной было видно, как же его достало молчать. Поль рассказывал про смерть Жерома так, будто никто его никогда раньше об этом не спрашивал.
Элиот собирался было продолжить, но у него в кармане зазвонил телефон.
Он вышел из сарая, оставив Дадли разглядывать трофеи – тот смотрел на них, как на экспонаты в музее.
- Я узнал, - сказал в трубку Бертран. – Последние два месяца у этого парня были в команде отличные результаты. Стал лучшим забивающим. Вполне мог бы с такими показателями рассчитывать на профессиональную кембриджскую команду. А потом последнюю игру сезона почему-то пропустил, и сразу уехал домой.
- Последние два месяца было резкое улучшение?
- Ну да. Он и так играл неплохо, но тут просто отжигал. Странно, правда, что пропустил последнюю игру. Это все, что мне удалось узнать.
Он убрал телефон и несколько минут стоял на месте. Границу моря и неба сегодня было не видно – только серая, слегка колеблющаяся дымка на горизонте. Птицы летали над водой по странным траекториям – как будто кто-то подбрасывал их вверх.
Элиот вернулся в сарай.
- На чем он сидел? – спокойно спросил он.
- Простите? – возмутилась Мелисса, но по глазам он понял: она знает.
- Что это было? Бромантан? Анаболики, эфедрин, что?
- Откуда вы знаете? – тихо спросила она.
Элиот наморщил лоб, ему отчего-то было противно, не от нее, просто от всей этой истории. Какая ужасная, ужасающая глупость.
- Я тоже читаю спортивные журналы. И статьи про допинг в том числе. Последнее время его результаты резко взлетели. Все говорят, и я сам тоже видел – Жером хотел только гонять мяч. Попасть в профессиональную команду. А для этого ему нужны были исключительные результаты. Последние месяцы он вообще едва читал про Эль Греко – только тренировался как безумный и жрал эту дрянь, так? Видимо, кто-то там это заметил. В Кембридже тоже не дураки. Что он вам рассказал?
Она поискала взглядом, куда сесть, но не нашла, и просто прислонилась спиной к стене. Вид у нее был уставший.
- Я не помню, как это называлось. То ли он не сказал, то ли я не запомнила. Но я отказывалась дать деньги, пока он не скажет, на что. И он признался, что стал что-то принимать, и после этого все как будто осветилось, он стал бегать быстрее, соображать на поле лучше. А теперь у него из-за этого неприятности.
- Вы дали деньги?
- Я сказала, чтобы он пошел попросить их у отца. Что ему все равно придется рассказать Каспару. Что он должен быть сильным и пройти через это. Отец всегда терпеть не мог его футбол – он отвлекал от учебы – но наверняка бы помог. И Жером ушел.
Она потерла глаза ладонью. В отличие от Валери, она не плакала, и от этого Элиоту казалось, что ее горе – во много раз хуже.
- Это все, - без голоса прибавила она.
- Он попросил денег у отца?
- Каспар сказал мне – нет. Жером не пришел к нему – просто пошел к себе и там… видимо, настолько не хотел признаваться отцу, что предпочел, но это решение…
- Решение слабака?
- Простите?
- Слабака. Вы все считаете его слабаком. Но вы не знаете точно. Вы до сих пор точно не знаете, ходил он к отцу или нет. И вы с Каспаром так и не выяснили это. И все эти годы вы оба с ума сходите – вы любите друг друга, но вы не знаете, вы не уверены, - Элиот говорил все быстрее, не давая ей вставить ни слова. - И кстати – у вас есть еще дочь, если вы не забыли. И она расположена наказывать себя еще много, много лет. Как и все вы. Вы знали, что у нее роман с Полем Мерсье?
- Что?
- Они хотят сбежать вместе. Я узнал это случайно. И знаете, почему я вам раскрываю их секрет? Чтобы вы их отпустили. Не искали. И не допрашивали. С них обоих хватит. Дайте им уйти отсюда. А теперь скажите мне – на каком этаже комната Люка?
- Люка? – Мелисса как будто не сразу сообразила, о чем он спрашивает – и все же ответила. - На первом, налево от лестницы, последняя по коридору, но он…
- Можете поверить, со мной он поговорит.
Элиот развернулся и пошел. Он уже почти все знал.
Оставался только один разговор.
***
Люк сидел в кресле у окна, в теплом сером халате, несмотря на жаркий день. Окно выходило в сад. Отсюда узор цветов, - все эти переплетающиеся, переходящие друг в друга клумбы - казался сложным, как на коврах.
Элиот подошел и встал прямо перед Люком, опираясь спиной на подоконник. Дадли остановился поодаль.
- Я все сделал, - негромко, без улыбки сказал Элиот. – Я все узнал. Я дошел до вас. А теперь расскажите мне, что вы слышали в тот вечер. Или видели. Его разговор с отцом, верно?
От Люка пахло старостью. У него были густые седые брови, кое-где длинные волоски выбивались и торчали вверх, кожа была вся в коричневых пятнах, одно, особенно большое, расплывалось под глазом – и все же, за всей этой ветхой оболочкой, Элиот разглядел, как похоже его лицо на лица Каспара и Жерома – тот же прямой тонкий нос, та же линия челюсти.
Люк сцепил руки на животе и поднял глаза. Далось это ему явно с трудом, и Элиот сел на пол, чтобы деду было удобнее смотреть на него, не задирая голову.
- В первый день, за обедом, когда я вас увидел, я подумал, что вам можно рассказать, - не торопясь сказал он. Голос у него как будто заржавел от долгого простоя. - Вы его друг. Вам он, кажется, нравился.
- Почему же вы столько лет молчали?
- А что мне было рассказывать? И кому? Полиции это было бы неинтересно. Никакие его друзья к нам не приезжали. А своим… да что уж теперь говорить. Кому от этого будет лучше? Но вам он был небезразличен, и я решил – почему нет? Пусть хоть кто-то узнает, что случилось. Как вы поняли, что это я подложил записку?
Элиот вдруг вспомнил, что Бертран сказал ему: работа Каспара – семейный бизнес по продаже недвижимости. Получается, все свои капиталы и умения Каспар получил от отца. Глядя сейчас на этого дряхлого старика, он подумал - не так уж трудно поверить, что когда-то он ворочал миллионами.
- Методом исключения. И еще – если бы это был кто-то из младшего поколения, он скорее напечатал бы записку на компьютере, так невозможно опознать почерк, - Элиот вынул из кармана записку. – А у вас твердая рука.
- Я еще не в маразме. Написать две фразы печатными буквами я могу.
- И, кстати, такая старомодная формулировка. Как в детективах. Постепенно я догадался, - Элиот аккуратно сложил записку и снова убрал в карман. - Но я только не понимаю – мне сказали, что вы, простите меня, уже ничего не соображаете.
- Мне не о чем говорить с этими людьми. Так они хотя бы ко мне не пристают.
Элиот поверх его головы взглянул на Дадли – тот хмурился, явно пытаясь разобрать смысл в шепелявых французских словах Люка.
- Это вы подслушивали вчера в коридоре, когда я говорил с Полем? – спросил Элиот. - В комнате Жерома?
- Ходить я еще могу. Хотел проверить, о чем вы говорите. Моя комната как раз под комнатой Жерома, я всегда слышу, когда туда кто-то приходит.
- И что вы слышали в тот вечер?
Люк вздохнул, костлявая грудь в халате приподнялась и опала. Кожа под глазами у него отвисла, и это придавало ему удивительное сходство с черепахой.
- Было поздно. Я шел в туалет. Услышал голоса из кабинета Каспара, он неподалеку, - Люк издал какой-то сухой, дробный звук – видимо, он так смеялся. - В таком возрасте с вами обычно не говорят ни о чем интересном – остается только подслушивать. Жером пришел к Каспару. Дверь он не закрыл до конца, я подошел ближе, остановился в углу лестницы. Они ссорились. И я слышал…
- Что? Что вы слышали?
И Люк рассказал ему.
***
Обедали здесь в час дня.
Элиот ждал, сидя в комнате Жерома. От напряжения у него ныли все нервы. Дадли сидел рядом, на подоконнике, и смотрел, как в окне, под прозрачно-серым небом, лениво колышутся пальмовые листья на берегу. Песок казался бесцветным и мятым, вода набегала на него и уходила обратно. Про что думал Дадли, было непонятно, но, судя по мрачному выражению лица, вряд ли про блондинок в красных купальниках спасателей Малибу.
Ровно в час дня они пошли в столовую.
Мелисса уже разливала суп по белым тарелкам из королевского фарфора.
- Садитесь, все готово, - улыбнулась она. Улыбка ее была ровной и безмятежной.
- Я постою. Мне нужно с вами поговорить, - громко сказал Элиот, останавливаясь посреди комнаты.
Лица всех сидевших здесь повернулись к нему. Поль и Валери переглянулись, и по одному этому взгляду Элиот с облегчением понял, что они, кажется, все вчера выяснили. Валери сегодня была не в черном. Ее джемпер был темно-синим – невероятный прогресс. Поль снова глядел подозрительно, но как будто его несимметричная задранная бровь чуть опустилась, и от этого даже это выражение лица стало не таким отталкивающим. Его ладонь чуть дернулась по столу и сразу вернулась на место. Видимо, он хотел взять Валери за руку. Какое счастье.
Мелисса так и застыла с половником в руке. Люк взял из плетеной корзины в центре стола кусок багета и надкусил. Каспар поднял на них глаза, сжимая в руках нож и вилку.
Элиоту показалось даже странным, что он знает их всего два дня.
Он обернулся к Дадли и указал ему на стул, чтоб не мешался. Тот послушно сел, но, к чести его, есть не начал, положил руки на колени и приготовился слушать.
- Я хотел поговорить с вами про то, что здесь произошло четыре года назад, - сказал Элиот, чувствуя себя Эркюлем Пуаро – тот в конце книжек тоже вот так всех собирал. - Когда я приехал сюда, кто-то подложил в мою комнату записку. В записке говорилось, что Жерома убили, и все это время я пытался понять – кто мог это сделать? Никаких причин. Он ведь был хорошим парнем, хоть и придурком.
Он вдохнул поглубже, так, чтобы хватило воздуха на долгую речь.
- А потом я подумал – может быть, автор записки имел в виду, что его убили в переносном смысле, а не в прямом. Я расскажу вам, что случилось. Жером хотел быть профессиональным спортсменом. У него была большая счастливая семья и куча денег. Но только никто в этой семье его даже не слушал.
Элиот повернулся к Каспару.
- Он хотел быть похож на вас. Жером ведь сам выбирал отделку для своей комнаты, да? Такую же, как в вашем кабинете. Вы, как я понял, собирались заняться торговлей антиквариатом и ждали, чтобы он вам в этом помог. Он поступил, куда вы хотели - а потом у него случился бунт. Потому что на самом деле он хотел быть футболистом - так сильно, что в Кембридже подсел на какую-то дрянь, чтобы улучшить свои результаты. Что это было? – он подошел к Каспару. – Вам он наверняка сказал, правда?
Элиот ждал, что Каспар, судя по его лицу, сейчас встанет и велит им убираться из дома. Вместо этого он посмотрел на жену, хотел что-то сказать, - но лицо ее было жестким, будто из камня.
И наконец он ответил.
- Эфедрин, - бесцветным голосом произнес Каспар.
Элиот кивнул.
- А потом тренер поймал его, - продолжил он, шагая вдоль стола в другую сторону, к Валери. - Не знаю уж, то ли они провели допинг-контроль – в любительских командах колледжа такого обычно не делают – то ли Жером еще как-то прокололся. Тренер сказал ему – на кембриджскую профессиональную команду ему точно нечего рассчитывать. Но было еще кое-что – тренер мог дать ход этому делу, и тогда Жерома уже никогда ни в какую команду бы больше не взяли. Но за значительную сумму он обещал замять дело. Он знал, что Жером из богатой семьи. Всего лишь маленькая услуга – и он мог сделать вид, что его результаты теста чисты. Если нет – для Жерома это было бы позором и крушением всего, чего он хотел от этой жизни. К тому времени Жером уже задолжал за таблетки и ему давно было не до Эль Греко. Он вернулся домой. Он понятия не имел, что делать. Ему было семнадцать. И тогда, в тот вечер, он решился наконец просить помощи у своей семьи.
Элиот остановился рядом с Валери и положил ладонь на спинку ее стула.
- Он попросил свою сестру. Но она всегда была такой серьезной. Такой правильной. Так много и хорошо училась. Она считала, что его футбольная страсть – просто блажь не слишком умного младшего брата с плохим характером. И все же он попросил у нее денег. Она видела, как он напуган, но отказала ему, потому что ей казалось, что именно так должны поступать правильные старшие сестры.
Рука Элиота скользнула на спинку соседнего стула.
- Тогда он пошел к своему врагу Полю. Жерому казалось, что человек примерно его возраста, к тому же парень, возможно, поймет его. Но Поль Мерсье не любил его, ведь Жером всегда доставал его своими шутками. К тому же он торопился на дискотеку и даже слушать его не стал – и Жером понял, что отсюда тоже помощи ждать нечего.
Еще три шага вдоль стола.
- Потом он пошел к своей матери. Сказал ей, что у него проблема. Но она отправила его к отцу, потому что, - в голосе Элиота прорезалась ярость, которой он не собирался показывать, - он ведь должен быть сильным. Она могла дать деньги, как и все остальные здесь – но переложила решение на отца. И тогда Жерому пошел к нему.
Тишина в комнате была такая, что слышно было, как за открытым окном, где-то далеко внизу, море бьется о песок и с шуршанием уползает обратно. Каспар смотрел прямо на Элиота, и на секунду ему показалось, что тот сейчас его ударит. Но он все равно продолжал говорить.
- Жером рассказал ему всю историю. Отца вывело из себя то, что Жером сделал ради футбола. Ради тупой, идиотской, по его мнению, игры – такие проблемы. Еще одна проблема была в том, что теперь Жером не мог перестать. Он подсел на эти таблетки. Видимо, в своем желании стать надеждой Кембриджа он с самого начала перестарался с дозой. Отец был его последней надеждой. Жером сказал, что он в гробу видел это искусство. Что он не вернется в университет. Отец был в ярости. До этого он почти убедил себя в том, что его сын идеален, он гордился абстрактным Жеромом Дюпоном, которого сам себе придумал – а тот не оправдал его надежд.
Он закашлялся – слишком много говорить ему явно пока рано, но перестать он уже не мог. Вдохнул пару раз и продолжил.
- Тогда отец сказал, что никаким футболистом его сын не будет. Что из-за этого футбола его сын стал наркоманом и теперь еще требует денег на откуп от шантажа. Жером был потрясен. Отец всегда потакал ему, а в единственный момент в его жизни, когда ему это было нужно, отказался. Он сказал – папа, если ты мне не поможешь, я умру. Мне нечего здесь больше делать. Подростковый максимализм и все такое.
Элиот перевел дыхание. Ему было очень жарко, горло болело так, что он едва мог говорить.
- А тот сказал ему – только истеричные девицы разбрасываются такими словами, будь мужчиной. Он был очень зол и занят. Жером хлопнул дверью и ушел.
- Откуда вы все это знаете? – едва шевеля губами, спросил Каспар, и Элиот охотно пояснил:
- Люк слышал вас. Именно поэтому с тех пор он не хотел говорить про Жерома. А знаете, почему? – Элиот остановился перед последним стулом, рядом с Люком, и наклонился к нему, чтобы тот все хорошо разобрал. - Потому что вы тоже виновны. Вы видели, как ваш внук ушел к себе на грани истерики, но не пошли за ним.
Он распрямился.
- Люк написал в записке, что Жерома убили и его убийца здесь. Он думал про вас, Каспар. Про своего сына. Все эти годы он винил вас, но поговорить так и не решился – у вас тут это явно не принято. Но он не знал, что вы были не первым, к кому обратился Жером. Если бы хоть один из вас сказал ему хоть одно нормальное слово – он бы выжил. А так - он был в последней стадии отчаяния. Последние слова отца он, видимо, понял так, что, раз уж он обещал себя убить, должен теперь хоть этим доказать отцу, что он настоящий мужчина. Пошел, достал из сейфа револьвер – код он, видимо, подсмотрел раньше. Поднялся к себе и выстрелил. Его не убивали. Его убили вы все. Признайтесь вы уже себе и живите дальше.
Он глубоко вдохнул и повернулся к Каспару.
- Если что – мы будем в его комнате. Надо закончить с материалами. Хоть что-то ценное, как вы выразились во время нашего разговора, ваш сын в жизни сделать успел.
Элиот вышел, хлопнув дверью. Он чувствовал, что у него горят щеки от того, как ему было приятно вбить эти слова им всем в глотки.
Потом он понял, что забыл в столовой Дадли - но тот явно способен и сам найти дорогу.
Зайдя в комнату Жерома, Элиот упал на кровать лицом вниз и подумал: ведь не все тинэйджеры такие бешеные? Не все режут вены, стреляются и прыгают из окна при первой неудаче? И все же… И все же надо проверить.
Пока не прошел кураж, он вытащил из кармана телефон и быстро набрал номер.
Он помнил его наизусть. В животе все противно сжалось, ему казалось, что пульс сейчас выбьет ему барабанные перепонки. А если там то же самое? А если там…
- Майк Фостер, - сказал рассеянный голос. – Говорите.
Элиот сбросил вызов.
Дверь открылась и тихо зашел Дадли.
- С чего ты так на них бросился? – вдруг спросил он. - Ты же вчера еще говорил, что тебя это не волнует.
Элиот помолчал, прижимаясь лбом к подушке. Телефон со сброшенным вызовом, который он явно никогда больше не решится повторить, грел ладонь, и он убрал его в карман. Дадли стоял над ним, но никакой опасности и раздражения от этого факта Элиот больше не чувствовал – не то действовала сила волшебного удушения, не то просто устал. И наконец он произнес, прямо в подушку, пахнущую пылью:
- Знакомая история. Мой отец был зол как черт, что я так его разочаровал, и сказал, чтоб я убирался из дома, - сказал он подушке. - Я и убрался.
- Ясно, - ответил Дадли, и по голосу его совершенно невозможно было определить, что именно ему ясно. Но потом его мысли приняли традиционный, давно знакомый оборот. – Статуя.
Видимо, утром он настолько превысил свою дневную норму слов, что теперь предпочитал изъясняться крайне односложно.
- Сейчас, - Элиот перевернулся на спину. – Шерлок минуточку отдохнет и все сделает.
- Минута прошла, - помолчав, сказал Дадли.
- Ты считал?
- Да.
- Ладно.
Элиот оторвал себя от кровати и пошел искать комнату Поля.
Это будет его последний ход.
В сарае было солнечно и тихо. Пахло сеном и засохшей краской.
- Вы храните их здесь, а не в спальне, чтобы Каспар не увидел?
- К сожалению, он давно уже не спит в моей спальне. Но да, там это было бы не безопасно. А сад – моя вотчина, никто больше сюда не ходит.
Она разобрала угол сарая, переставила старые банки с краской. Под ними оказался потемневший плетеный ящик из толстой соломы, в какие обычно складывают постельное белье. И когда она открыла его, Элиот почувствовал себя как пират, нашедший сокровище.
Втроем, в солнечном сарае, где муха с мягким жужжащим звуком билась о потолок, они стояли над ящиком трофеев. Внизу была аккуратно сложена оранжевая и белая форма команды колледжа Прованского университета, рядом синяя и голубая, из Кембриджа. Сверху лежали несколько кубков, медали, в углу – фотографии, прямо в рамках, - видимо, так они и стояли в комнате. Элиот протянул руку и взял одну. Жером на каком-то осеннем поле, с командой, с самодовольной улыбкой на лице, стоит, поставив ногу на мяч. Постановочный кадр, трогательный и глупый.
- У него это было серьезно, да? – негромко спросил Элиот.
- Очень.
Мелисса глубже вдохнула и посмотрела ему в глаза, будто решает, говорить или нет, но потом все же прибавила, так, будто делится большим секретом.
- Но после Кембриджа он должен был вернуться в Университет Прованса. Продолжить изучать искусствоведение.
- Этого Каспар хотел?
«Папа пристроил его на факультет искусствоведения», - сказал вчера Поль.
Мелисса кивнула, не отрывая взгляд от своего сокровища.
- А почему, собственно? – тихо спросил Элиот. Только бы не спугнуть ее.
- Каспар всегда мечтал заниматься антиквариатом. Он любил вещи. У него, наверное, есть вкус. Хотел, чтобы Валери унаследовала его бизнес с недвижимостью, а Жером занялся бы антиквариатом. Ему казалось, что лучшего занятия он и придумать для него не мог.
- Поэтому ее он отправил учиться на экономиста, а его – на искусствоведа, - задумчиво произнес Элиот.
- Да. Жером хотел быть как отец. Они друг друга любили. Просто Жером был другим. Он провел год в колледже университета Прованса и год в Кембридже, и за это время лучшим студентом так и не стал, да и не особо пытался, - она усмехнулась, коротко, без всякого веселья. - Зато там он наконец понял, чем хотел заниматься.
- Играть.
- Да.
- И ради этого он был готов на все, так?
Молчание.
Оставалось задать традиционный вопрос.
- Он ведь приходил к вам в тот вечер, да?
Она молчала.
- Я слышал, многие браки рушатся после смерти ребенка, - доверительно сказал Элиот. - Потому что люди не могут поговорить, понимаете. Обсудить это все. Мне кажется, у вас та же проблема.
- Почему вы так думаете? – отсутствующим голосом спросила она.
- Каждый раз, когда я кого-то спрашиваю, все начинают рассказывать про смерть Жерома так, что… В общем, мне кажется, вы так и не поговорили.
На эту мысль вчера навел его Поль. Элиот даже не думал, что достаточно будет вручить ему рыдающую Валери, чтобы заставить его говорить – но по лицу Поля вчера на набережной было видно, как же его достало молчать. Поль рассказывал про смерть Жерома так, будто никто его никогда раньше об этом не спрашивал.
Элиот собирался было продолжить, но у него в кармане зазвонил телефон.
Он вышел из сарая, оставив Дадли разглядывать трофеи – тот смотрел на них, как на экспонаты в музее.
- Я узнал, - сказал в трубку Бертран. – Последние два месяца у этого парня были в команде отличные результаты. Стал лучшим забивающим. Вполне мог бы с такими показателями рассчитывать на профессиональную кембриджскую команду. А потом последнюю игру сезона почему-то пропустил, и сразу уехал домой.
- Последние два месяца было резкое улучшение?
- Ну да. Он и так играл неплохо, но тут просто отжигал. Странно, правда, что пропустил последнюю игру. Это все, что мне удалось узнать.
Он убрал телефон и несколько минут стоял на месте. Границу моря и неба сегодня было не видно – только серая, слегка колеблющаяся дымка на горизонте. Птицы летали над водой по странным траекториям – как будто кто-то подбрасывал их вверх.
Элиот вернулся в сарай.
- На чем он сидел? – спокойно спросил он.
- Простите? – возмутилась Мелисса, но по глазам он понял: она знает.
- Что это было? Бромантан? Анаболики, эфедрин, что?
- Откуда вы знаете? – тихо спросила она.
Элиот наморщил лоб, ему отчего-то было противно, не от нее, просто от всей этой истории. Какая ужасная, ужасающая глупость.
- Я тоже читаю спортивные журналы. И статьи про допинг в том числе. Последнее время его результаты резко взлетели. Все говорят, и я сам тоже видел – Жером хотел только гонять мяч. Попасть в профессиональную команду. А для этого ему нужны были исключительные результаты. Последние месяцы он вообще едва читал про Эль Греко – только тренировался как безумный и жрал эту дрянь, так? Видимо, кто-то там это заметил. В Кембридже тоже не дураки. Что он вам рассказал?
Она поискала взглядом, куда сесть, но не нашла, и просто прислонилась спиной к стене. Вид у нее был уставший.
- Я не помню, как это называлось. То ли он не сказал, то ли я не запомнила. Но я отказывалась дать деньги, пока он не скажет, на что. И он признался, что стал что-то принимать, и после этого все как будто осветилось, он стал бегать быстрее, соображать на поле лучше. А теперь у него из-за этого неприятности.
- Вы дали деньги?
- Я сказала, чтобы он пошел попросить их у отца. Что ему все равно придется рассказать Каспару. Что он должен быть сильным и пройти через это. Отец всегда терпеть не мог его футбол – он отвлекал от учебы – но наверняка бы помог. И Жером ушел.
Она потерла глаза ладонью. В отличие от Валери, она не плакала, и от этого Элиоту казалось, что ее горе – во много раз хуже.
- Это все, - без голоса прибавила она.
- Он попросил денег у отца?
- Каспар сказал мне – нет. Жером не пришел к нему – просто пошел к себе и там… видимо, настолько не хотел признаваться отцу, что предпочел, но это решение…
- Решение слабака?
- Простите?
- Слабака. Вы все считаете его слабаком. Но вы не знаете точно. Вы до сих пор точно не знаете, ходил он к отцу или нет. И вы с Каспаром так и не выяснили это. И все эти годы вы оба с ума сходите – вы любите друг друга, но вы не знаете, вы не уверены, - Элиот говорил все быстрее, не давая ей вставить ни слова. - И кстати – у вас есть еще дочь, если вы не забыли. И она расположена наказывать себя еще много, много лет. Как и все вы. Вы знали, что у нее роман с Полем Мерсье?
- Что?
- Они хотят сбежать вместе. Я узнал это случайно. И знаете, почему я вам раскрываю их секрет? Чтобы вы их отпустили. Не искали. И не допрашивали. С них обоих хватит. Дайте им уйти отсюда. А теперь скажите мне – на каком этаже комната Люка?
- Люка? – Мелисса как будто не сразу сообразила, о чем он спрашивает – и все же ответила. - На первом, налево от лестницы, последняя по коридору, но он…
- Можете поверить, со мной он поговорит.
Элиот развернулся и пошел. Он уже почти все знал.
Оставался только один разговор.
***
Люк сидел в кресле у окна, в теплом сером халате, несмотря на жаркий день. Окно выходило в сад. Отсюда узор цветов, - все эти переплетающиеся, переходящие друг в друга клумбы - казался сложным, как на коврах.
Элиот подошел и встал прямо перед Люком, опираясь спиной на подоконник. Дадли остановился поодаль.
- Я все сделал, - негромко, без улыбки сказал Элиот. – Я все узнал. Я дошел до вас. А теперь расскажите мне, что вы слышали в тот вечер. Или видели. Его разговор с отцом, верно?
От Люка пахло старостью. У него были густые седые брови, кое-где длинные волоски выбивались и торчали вверх, кожа была вся в коричневых пятнах, одно, особенно большое, расплывалось под глазом – и все же, за всей этой ветхой оболочкой, Элиот разглядел, как похоже его лицо на лица Каспара и Жерома – тот же прямой тонкий нос, та же линия челюсти.
Люк сцепил руки на животе и поднял глаза. Далось это ему явно с трудом, и Элиот сел на пол, чтобы деду было удобнее смотреть на него, не задирая голову.
- В первый день, за обедом, когда я вас увидел, я подумал, что вам можно рассказать, - не торопясь сказал он. Голос у него как будто заржавел от долгого простоя. - Вы его друг. Вам он, кажется, нравился.
- Почему же вы столько лет молчали?
- А что мне было рассказывать? И кому? Полиции это было бы неинтересно. Никакие его друзья к нам не приезжали. А своим… да что уж теперь говорить. Кому от этого будет лучше? Но вам он был небезразличен, и я решил – почему нет? Пусть хоть кто-то узнает, что случилось. Как вы поняли, что это я подложил записку?
Элиот вдруг вспомнил, что Бертран сказал ему: работа Каспара – семейный бизнес по продаже недвижимости. Получается, все свои капиталы и умения Каспар получил от отца. Глядя сейчас на этого дряхлого старика, он подумал - не так уж трудно поверить, что когда-то он ворочал миллионами.
- Методом исключения. И еще – если бы это был кто-то из младшего поколения, он скорее напечатал бы записку на компьютере, так невозможно опознать почерк, - Элиот вынул из кармана записку. – А у вас твердая рука.
- Я еще не в маразме. Написать две фразы печатными буквами я могу.
- И, кстати, такая старомодная формулировка. Как в детективах. Постепенно я догадался, - Элиот аккуратно сложил записку и снова убрал в карман. - Но я только не понимаю – мне сказали, что вы, простите меня, уже ничего не соображаете.
- Мне не о чем говорить с этими людьми. Так они хотя бы ко мне не пристают.
Элиот поверх его головы взглянул на Дадли – тот хмурился, явно пытаясь разобрать смысл в шепелявых французских словах Люка.
- Это вы подслушивали вчера в коридоре, когда я говорил с Полем? – спросил Элиот. - В комнате Жерома?
- Ходить я еще могу. Хотел проверить, о чем вы говорите. Моя комната как раз под комнатой Жерома, я всегда слышу, когда туда кто-то приходит.
- И что вы слышали в тот вечер?
Люк вздохнул, костлявая грудь в халате приподнялась и опала. Кожа под глазами у него отвисла, и это придавало ему удивительное сходство с черепахой.
- Было поздно. Я шел в туалет. Услышал голоса из кабинета Каспара, он неподалеку, - Люк издал какой-то сухой, дробный звук – видимо, он так смеялся. - В таком возрасте с вами обычно не говорят ни о чем интересном – остается только подслушивать. Жером пришел к Каспару. Дверь он не закрыл до конца, я подошел ближе, остановился в углу лестницы. Они ссорились. И я слышал…
- Что? Что вы слышали?
И Люк рассказал ему.
***
Обедали здесь в час дня.
Элиот ждал, сидя в комнате Жерома. От напряжения у него ныли все нервы. Дадли сидел рядом, на подоконнике, и смотрел, как в окне, под прозрачно-серым небом, лениво колышутся пальмовые листья на берегу. Песок казался бесцветным и мятым, вода набегала на него и уходила обратно. Про что думал Дадли, было непонятно, но, судя по мрачному выражению лица, вряд ли про блондинок в красных купальниках спасателей Малибу.
Ровно в час дня они пошли в столовую.
Мелисса уже разливала суп по белым тарелкам из королевского фарфора.
- Садитесь, все готово, - улыбнулась она. Улыбка ее была ровной и безмятежной.
- Я постою. Мне нужно с вами поговорить, - громко сказал Элиот, останавливаясь посреди комнаты.
Лица всех сидевших здесь повернулись к нему. Поль и Валери переглянулись, и по одному этому взгляду Элиот с облегчением понял, что они, кажется, все вчера выяснили. Валери сегодня была не в черном. Ее джемпер был темно-синим – невероятный прогресс. Поль снова глядел подозрительно, но как будто его несимметричная задранная бровь чуть опустилась, и от этого даже это выражение лица стало не таким отталкивающим. Его ладонь чуть дернулась по столу и сразу вернулась на место. Видимо, он хотел взять Валери за руку. Какое счастье.
Мелисса так и застыла с половником в руке. Люк взял из плетеной корзины в центре стола кусок багета и надкусил. Каспар поднял на них глаза, сжимая в руках нож и вилку.
Элиоту показалось даже странным, что он знает их всего два дня.
Он обернулся к Дадли и указал ему на стул, чтоб не мешался. Тот послушно сел, но, к чести его, есть не начал, положил руки на колени и приготовился слушать.
- Я хотел поговорить с вами про то, что здесь произошло четыре года назад, - сказал Элиот, чувствуя себя Эркюлем Пуаро – тот в конце книжек тоже вот так всех собирал. - Когда я приехал сюда, кто-то подложил в мою комнату записку. В записке говорилось, что Жерома убили, и все это время я пытался понять – кто мог это сделать? Никаких причин. Он ведь был хорошим парнем, хоть и придурком.
Он вдохнул поглубже, так, чтобы хватило воздуха на долгую речь.
- А потом я подумал – может быть, автор записки имел в виду, что его убили в переносном смысле, а не в прямом. Я расскажу вам, что случилось. Жером хотел быть профессиональным спортсменом. У него была большая счастливая семья и куча денег. Но только никто в этой семье его даже не слушал.
Элиот повернулся к Каспару.
- Он хотел быть похож на вас. Жером ведь сам выбирал отделку для своей комнаты, да? Такую же, как в вашем кабинете. Вы, как я понял, собирались заняться торговлей антиквариатом и ждали, чтобы он вам в этом помог. Он поступил, куда вы хотели - а потом у него случился бунт. Потому что на самом деле он хотел быть футболистом - так сильно, что в Кембридже подсел на какую-то дрянь, чтобы улучшить свои результаты. Что это было? – он подошел к Каспару. – Вам он наверняка сказал, правда?
Элиот ждал, что Каспар, судя по его лицу, сейчас встанет и велит им убираться из дома. Вместо этого он посмотрел на жену, хотел что-то сказать, - но лицо ее было жестким, будто из камня.
И наконец он ответил.
- Эфедрин, - бесцветным голосом произнес Каспар.
Элиот кивнул.
- А потом тренер поймал его, - продолжил он, шагая вдоль стола в другую сторону, к Валери. - Не знаю уж, то ли они провели допинг-контроль – в любительских командах колледжа такого обычно не делают – то ли Жером еще как-то прокололся. Тренер сказал ему – на кембриджскую профессиональную команду ему точно нечего рассчитывать. Но было еще кое-что – тренер мог дать ход этому делу, и тогда Жерома уже никогда ни в какую команду бы больше не взяли. Но за значительную сумму он обещал замять дело. Он знал, что Жером из богатой семьи. Всего лишь маленькая услуга – и он мог сделать вид, что его результаты теста чисты. Если нет – для Жерома это было бы позором и крушением всего, чего он хотел от этой жизни. К тому времени Жером уже задолжал за таблетки и ему давно было не до Эль Греко. Он вернулся домой. Он понятия не имел, что делать. Ему было семнадцать. И тогда, в тот вечер, он решился наконец просить помощи у своей семьи.
Элиот остановился рядом с Валери и положил ладонь на спинку ее стула.
- Он попросил свою сестру. Но она всегда была такой серьезной. Такой правильной. Так много и хорошо училась. Она считала, что его футбольная страсть – просто блажь не слишком умного младшего брата с плохим характером. И все же он попросил у нее денег. Она видела, как он напуган, но отказала ему, потому что ей казалось, что именно так должны поступать правильные старшие сестры.
Рука Элиота скользнула на спинку соседнего стула.
- Тогда он пошел к своему врагу Полю. Жерому казалось, что человек примерно его возраста, к тому же парень, возможно, поймет его. Но Поль Мерсье не любил его, ведь Жером всегда доставал его своими шутками. К тому же он торопился на дискотеку и даже слушать его не стал – и Жером понял, что отсюда тоже помощи ждать нечего.
Еще три шага вдоль стола.
- Потом он пошел к своей матери. Сказал ей, что у него проблема. Но она отправила его к отцу, потому что, - в голосе Элиота прорезалась ярость, которой он не собирался показывать, - он ведь должен быть сильным. Она могла дать деньги, как и все остальные здесь – но переложила решение на отца. И тогда Жерому пошел к нему.
Тишина в комнате была такая, что слышно было, как за открытым окном, где-то далеко внизу, море бьется о песок и с шуршанием уползает обратно. Каспар смотрел прямо на Элиота, и на секунду ему показалось, что тот сейчас его ударит. Но он все равно продолжал говорить.
- Жером рассказал ему всю историю. Отца вывело из себя то, что Жером сделал ради футбола. Ради тупой, идиотской, по его мнению, игры – такие проблемы. Еще одна проблема была в том, что теперь Жером не мог перестать. Он подсел на эти таблетки. Видимо, в своем желании стать надеждой Кембриджа он с самого начала перестарался с дозой. Отец был его последней надеждой. Жером сказал, что он в гробу видел это искусство. Что он не вернется в университет. Отец был в ярости. До этого он почти убедил себя в том, что его сын идеален, он гордился абстрактным Жеромом Дюпоном, которого сам себе придумал – а тот не оправдал его надежд.
Он закашлялся – слишком много говорить ему явно пока рано, но перестать он уже не мог. Вдохнул пару раз и продолжил.
- Тогда отец сказал, что никаким футболистом его сын не будет. Что из-за этого футбола его сын стал наркоманом и теперь еще требует денег на откуп от шантажа. Жером был потрясен. Отец всегда потакал ему, а в единственный момент в его жизни, когда ему это было нужно, отказался. Он сказал – папа, если ты мне не поможешь, я умру. Мне нечего здесь больше делать. Подростковый максимализм и все такое.
Элиот перевел дыхание. Ему было очень жарко, горло болело так, что он едва мог говорить.
- А тот сказал ему – только истеричные девицы разбрасываются такими словами, будь мужчиной. Он был очень зол и занят. Жером хлопнул дверью и ушел.
- Откуда вы все это знаете? – едва шевеля губами, спросил Каспар, и Элиот охотно пояснил:
- Люк слышал вас. Именно поэтому с тех пор он не хотел говорить про Жерома. А знаете, почему? – Элиот остановился перед последним стулом, рядом с Люком, и наклонился к нему, чтобы тот все хорошо разобрал. - Потому что вы тоже виновны. Вы видели, как ваш внук ушел к себе на грани истерики, но не пошли за ним.
Он распрямился.
- Люк написал в записке, что Жерома убили и его убийца здесь. Он думал про вас, Каспар. Про своего сына. Все эти годы он винил вас, но поговорить так и не решился – у вас тут это явно не принято. Но он не знал, что вы были не первым, к кому обратился Жером. Если бы хоть один из вас сказал ему хоть одно нормальное слово – он бы выжил. А так - он был в последней стадии отчаяния. Последние слова отца он, видимо, понял так, что, раз уж он обещал себя убить, должен теперь хоть этим доказать отцу, что он настоящий мужчина. Пошел, достал из сейфа револьвер – код он, видимо, подсмотрел раньше. Поднялся к себе и выстрелил. Его не убивали. Его убили вы все. Признайтесь вы уже себе и живите дальше.
Он глубоко вдохнул и повернулся к Каспару.
- Если что – мы будем в его комнате. Надо закончить с материалами. Хоть что-то ценное, как вы выразились во время нашего разговора, ваш сын в жизни сделать успел.
Элиот вышел, хлопнув дверью. Он чувствовал, что у него горят щеки от того, как ему было приятно вбить эти слова им всем в глотки.
Потом он понял, что забыл в столовой Дадли - но тот явно способен и сам найти дорогу.
Зайдя в комнату Жерома, Элиот упал на кровать лицом вниз и подумал: ведь не все тинэйджеры такие бешеные? Не все режут вены, стреляются и прыгают из окна при первой неудаче? И все же… И все же надо проверить.
Пока не прошел кураж, он вытащил из кармана телефон и быстро набрал номер.
Он помнил его наизусть. В животе все противно сжалось, ему казалось, что пульс сейчас выбьет ему барабанные перепонки. А если там то же самое? А если там…
- Майк Фостер, - сказал рассеянный голос. – Говорите.
Элиот сбросил вызов.
Дверь открылась и тихо зашел Дадли.
- С чего ты так на них бросился? – вдруг спросил он. - Ты же вчера еще говорил, что тебя это не волнует.
Элиот помолчал, прижимаясь лбом к подушке. Телефон со сброшенным вызовом, который он явно никогда больше не решится повторить, грел ладонь, и он убрал его в карман. Дадли стоял над ним, но никакой опасности и раздражения от этого факта Элиот больше не чувствовал – не то действовала сила волшебного удушения, не то просто устал. И наконец он произнес, прямо в подушку, пахнущую пылью:
- Знакомая история. Мой отец был зол как черт, что я так его разочаровал, и сказал, чтоб я убирался из дома, - сказал он подушке. - Я и убрался.
- Ясно, - ответил Дадли, и по голосу его совершенно невозможно было определить, что именно ему ясно. Но потом его мысли приняли традиционный, давно знакомый оборот. – Статуя.
Видимо, утром он настолько превысил свою дневную норму слов, что теперь предпочитал изъясняться крайне односложно.
- Сейчас, - Элиот перевернулся на спину. – Шерлок минуточку отдохнет и все сделает.
- Минута прошла, - помолчав, сказал Дадли.
- Ты считал?
- Да.
- Ладно.
Элиот оторвал себя от кровати и пошел искать комнату Поля.
Это будет его последний ход.
-
-
20.08.2012 в 13:02-
-
20.08.2012 в 13:03-
-
20.08.2012 в 16:25-
-
13.05.2013 в 12:03интриганы!
Потом он понял, что забыл в столовой Дадли.
О, как это
-
-
13.05.2013 в 14:46-
-
11.09.2015 в 21:46-
-
11.09.2015 в 23:28