Увидев этот баннер, я от неожиданности чуть язык себе не откусила Собери их всех Дана, спасибо тебе, друг Ты в очередной раз превзошла сама себя
Для тех, кто не смотрел Тинвульфа и не знает кто есть кто: в нашем юниверсе это, слева направо: Элиот, Дадли, Валери, Поль, Каспар, Жером. *захохотала себе в лицо и вышла в бассейн*
by danaRia
ЧАСТЬ ВТОРАЯ***
Элиот спрятал записку в карман, уселся в кресло и задумчиво посмотрел на Дадли.
- Давай мыслить логически. Есть два варианта. Первый – этого парня правда кто-то пришил. Но тогда вопрос – почему тот, кто это знал, молчал четыре года, а потом решил сообщить эту радостную новость именно нам? Особенно если он утверждает, что убийца здесь. Получается, они столько лет прожили под одной крышей и он молчал? Это важный вопрос, - он поднял палец. - И пока мы на него не ответим, никуда не сдвинемся. Но есть еще второй вариант, а именно: это какой-то блеф. Странно, что эта записка появилась одновременно с пропажей Беглянки. Если бы мы были полицией, я бы решил, что этим посланием нас хотят отвлечь от поисков статуи и переключить на старую, пыльную и уже не имеющую значения историю. Но никто здесь не знает, что мы ищем статую, вот в чем проблема, - он почесал голову и честно сказал: - Понятия не имею, что нам делать.
Дадли сел на кровать, уперся одной рукой в колено и потер рот, всем своим видом показывая, что с последней фразой полностью согласен.
- Если честно, меня не особо волнует, что там случилось с этим Жеромом, если это не поможет найти статую, - прибавил Элиот, перебирая бахрому на подлокотнике кресла – мягкого и, кажется, очень старого, обитого розовым плюшем.
Комната была отделана в милом, южном, кукольном стиле, и Дадли смотрелся здесь удивительно неуместно – как будто узенькая односпальная кроватка под лиловым покрывалом сейчас с треском проломится под ним.
Элиот опустил голову и сцепил пальцы на затылке. Было очень тихо, только где-то в саду, под окном, стрекотала цикада.
- Надо подумать, - глухо сказал он.– Мы – не полиция. Даже если бы мы хотели, ничего бы мы не нашли. У нас нет никаких протоколов, заключения о его смерти, показаний свидетелей, никаких улик тоже давно нет – ничего. И вот что странно. Записка и кража должны быть связаны. Невозможно, чтобы все случайно произошло в один день. Но я не вижу здесь никаких точек соприкосновения, - он откинул голову на спинку кресла и закрыл глаза. – Что-то тут не так. Что-то тут не сходится.
Приоткрыв один глаз, Элиот увидел, что Дадли слушает его внимательно и тихо. Он казался растерянным. Ага. Чурбан теперь не на своем поле. Сейчас надо было действовать мозгами, а это явно не его сильная сторона – и теперь он притих и готов слушаться.
- Ладно, - Элиот встал. Он был так занят мыслями о записке, что ему даже неохота было ни праздновать победу над Дадли, ни насмехаться над ним дальше. – Я пошел спать.
Он остановился в дверях, положив ладонь на стеклянную ручку.
- Я придумаю что-нибудь, - зачем-то сказал он.
- Надеюсь, - уронил Дадли и громко захлопнул за ним дверь.
***
Спалось ему плохо. Он думал о статуе. О наглой роже Жерома Дюпона. О его записях про Эль Греко. О полиции. Почему Каспар не вызвал полицию? Знал ли тот, кто украл Беглянку, что Каспар ее не вызовет? Что такого натворил Жером? Где во всем этом смысл?
Мозг у него разогнался так, что Элиот уже не мог его остановить, ворочался с боку на бок на узкой твердой кровати, цикады больше не пели, было очень тихо, приторно пахло лилиями из сада, и мысли его были будто фишки для домино. Огромный мешок фактов, догадок и перемешанных фраз, надо только расставить их в правильном порядке, чтобы соседние фишки подходили друг к другу, и когда в комнате воздух посерел, будто истончился перед рассветом, Элиоту показалось, что какие-то две фишки наконец подошли друг к другу, и от облегчения и усталости он заснул.
Впрочем, как следует поспать ему не удалось – шторы задернуть он с вечера не подумал, и первые же лучи солнца ударили ему прямо в лицо.
Пока он спал, фишки в голове снова рассыпались огромной бессмысленной кучей, Элиот совершенно не мог вспомнить, что всего лишь час назад пришло ему в голову – и, злой, как тысяча чертей, он вышел из комнаты.
Где тут кухня, он понятия не имел, на кофе рассчитывать в пять утра явно не приходилось, столовая была пуста, море в окне сияло, как ненормальное, и Элиот решил, что самым разумным решением будет пойти искупаться.
На секунду у него мелькнула мысль побродить по дому, вдруг на что-то наткнется, но он ее тут же отмел: вряд ли Беглянка стоит где-нибудь на каминной полке и ждет его, а вот если его застанут шныряющим по всем углам – ничего хорошего не будет.
Солнце сияло сегодня ослепительно, как прожектор, будто решило сделать последнее усилие перед тем, как начнется осень. Вода была холодной и очень чистой, сияла дробным мелким блеском, Элиот плыл, куда глаза глядят, ни о чем больше не думая. Под утро голова у него как будто затормозилась и разом устала, напрочь отказывалась повиноваться, и даже холодная вода тут не помогала. От недосыпа он казался сам себе неприятным, разбитым и хмурым, и думал совсем не о том, о чем следовало бы. Он вспомнил, как однажды видел в море, в Испании, мертвого дельфина. Вспомнил, что был в тот день не один, но дальше предпочел не вспоминать, нет больше никакой семьи, никакого дома, сейчас другой день, никаких мертвых дельфинов, никаких братьев, все это было в другой жизни.
Он лег на спину. Небо было такого же неестественно синего цвета, как Порше, одолженный им Бертраном, и он закрыл глаза.
«Ограбление и убийство», - медленно подумал Элиот, покачиваясь на воде. Его дело – ограбление. Найти пропажу, но так, чтобы их не обвинили. Украсть у вора ворованное. Все. Остальное – ни секунды не его дело. Не надо давать волю любопытству. Что бы ни произошло с Жеромом – это не его проблема, а проблема этой семьи. Скорее всего, записка просто отвлекает внимание. Почему-то ему все время казалось, что между ней и Беглянкой нет никакой связи - так что не стоит слишком много об этом думать.
Он зажмурился сильнее, и лежал бы так еще долго, если бы на грудь ему внезапно не упал кусок какого-то холодного скользкого желе.
Едва не заорав от неожиданности, он дернулся, перевернулся, холодная дрянь быстро соскользнула воду и оказалась крупной толстой медузой.
Рядом в воде висел Дадли и с каким-то мрачным удовлетворением смотрел на него.
- Какого хрена? – сказал Элиот. Ему даже шутить было неохота.
- Я думал, орать будешь громче.
И с этими словами Дадли, мощно загребая воду, поплыл куда-то в солнечный горизонт.
Вот ведь подонок.
Элиот выбрался на берег – даже плавать расхотелось – улегся на прохладный еще, непрогретый песок и попытался снова подумать про Беглянку.
В сейфах он разбирался плохо, но этот, если сравнивать с теми, которыми они пользовались в ювелирном магазине, показался ему очень простым. Открывается всего лишь комбинацией из четырех цифр. Ни одной камеры Элиот не заметил. Видимо, Каспара никогда еще не грабили – к вопросам безопасности он явно относился с поразительной халатностью.
Дадли тем временем вышел из воды и улегся на песок.
- И что ты тут забыл? Шпионил за мной? – лениво спросил Элиот, глядя вверх, на эмалево-синее небо.
Дадли фыркнул, как кит, и приподнялся на локте.
- Много чести. Ты хлопнул дверью, когда уходил. Я проснулся. Пришел купаться.
Элиот покосился на него и с завистью подумал, что сложен Дадли явно лучше него и без майки смотрится куда выгоднее. Интересно, где он успевает так качаться в перерывах между своими грязными работенками?
Он разглядывал его и раздумывал, стоит ли ему накачать себе такие же мускулы или в лом, и если да, то сможет ли он тогда уложить Дадли прямым в челюсть, - а потом его размышления прервали чьи-то волосы, повисшие перед его лицом.
Элиот посмотрел на перевернутое лицо Валери, нависшее над ним. Улыбаться в это дурацкое утро ему было неохота, но он взял себя в руки и постарался.
- Прихожу сюда плавать каждое утро, - пояснила Валери. - Увидела вас и решила спросить - нашли что-нибудь интересное?
- В записях Жерома?
Она кивнула и села рядом, бросив на песок влажное лиловое полотенце.
- Пока не совсем то, что хотели, - сказал Элиот, усаживаясь рядом, и без всякого перехода, в лучших традициях пляжных приставал, спросил: - А вы работаете или еще учитесь?
Она сухо, одним углом рта, улыбнулась.
- Сейчас - ни то, ни другое.
Он продолжал смотреть на нее, ожидая продолжения, и она нехотя договорила:
- Помогаю маме по дому, с садом. Она любит свой сад. Вам стоит на него посмотреть. Попросите, она вам покажет.
Элиот пару секунд смотрел ей в глаза. Она, пожалуй, казалась ему красивой, или хотя бы интересной, ему нравилось это белое лицо с непропорционально большим ртом – но была в этом лице какая-то напряженная, настороженная печаль, к которой он не хотел иметь отношения. Он всегда предпочитал девушек, которые не будут создавать ему лишних ментальных проблем.
- Расскажите мне про Жерома, - попросил он, сам не зная, зачем. Просто не думать об этом парне он не мог, точнее, не то чтобы думать – просто тот будто стоял в его голове, как огромный шкаф, который ни сдвинуть, ни обойти. - Прошло четыре года. И что вы сейчас чувствуете?
Она пожала одним плечом. Плечо было гладкое и мокрое. Валери постаралась было улыбнуться, но бросила эта занятие на полдороге.
- Я никак себя не чувствую, - без всякого выражения сказала она, а потом вдруг зубы у нее сжались так, что Элиот побоялся, что сейчас они хрустнут. – Никак.
Она обхватила свои бледные, блестящие от воды колени, и замолчала.
- Вы его любили? – спросил Элиот, чувствуя, как солнце нагревает спину, странно жаркое для такого раннего утра.
- Что за вопросы? – пробормотала она. – Конечно, да. Мы же семья.
Она вдруг заговорила быстрее, будто хочет перебить сама себя.
- Он часто доставал меня. Да и остальных тоже. Сказать по правде, он был самоуверенным придурком, и иногда его шутки были такими, - она поморщилась, - грубыми. Все, как вы рассказывали вчера. Грубыми, тупыми и не смешными. А у меня много было своих дел, я только что защитила диплом и искала работу. Мне было не до него.
Валери с вызовом посмотрела на Элиота, упрямо выпятив подбородок, будто ждала, что он ее перебьет – но он не перебивал, и она заговорила снова, как будто уже не может остановиться.
– Мы не были друзьями. Я хотела бы сказать так, но нет. Наверное, младшие братья должны нас любить. Советоваться. Считать авторитетом. Рассказывать про все,- она повысила голос с какой-то внезапной истерической нотой, так странно неподходящей к ее спокойному лицу. - И все равно мне его не хватает. Понимаете? Я еще в шестнадцать лет уехала в колледж, мы почти не виделись. Этот маленький паршивец почти ничего для меня не значил, пока был жив. Я не смогла ничего сделать, когда ему это было нужно. И вот сейчас я все еще здесь, и я бы все что угодно, на самом деле – что угодно отдала, чтобы сказать ему… не знаю, что, - она сжала зубы еще сильнее, а потом подняла на него глаза. Она не плакала, но они горели таким сухим, фанатичным огнем, что Элиоту стало не по себе. – Это самое тупое, необъяснимое и ужасное, что могло со мной произойти, - она провела зубами по нижней губе и снова спрятала их, будто сдерживается, чтобы не укусить. – И это все равно невыносимо. Если бы у вас был младший брат, вы бы меня поняли.
- У меня он есть, - вдруг сказал Элиот, это вырвалось само, и он запоздало подумал: Боже, как глупо. Дадли и Валери одинаково удивленно вскинули на него глаза, и он продолжил, сам не зная, зачем это говорит, с какой-то кривой, неудобной усмешкой. – Но, к сожалению, он меня ненавидит.
Валери пару раз моргнула, глядя на него, они встретились взглядом, и она тихим, тяжелым голосом уронила:
- Вряд ли.
Он улыбнулся ей, через силу, ну зачем, зачем она заставила его про это вспомнить.
- Сколько ему? - она расцепила руки на коленях и заправила прядь мокрых волос за ухо.
- Восемнадцать.
«Жерому было семнадцать, - подумал Элиот. – Какая маленькая разница».
В этой мысли была какая-то невыносимая, неожиданная печаль такой силы, что она застала его врасплох, как удар под колени, у него ведь тоже была семья, и они продолжают быть семьей, но только без него, потому что он ввязался в плохую историю, потому что он – дурная трава, ублюдок и вор, настолько безнадежный, что они его даже не искали. Он вдруг понял, что скучает по ним всем, он прекрасно проживет и один, у него все будет отлично, но в эту секунду он почувствовал такую тоску, что внезапно, разом, в одну секунду представил себе наконец Жерома таким, каким он был. Таким же, как он сам. Жером вернулся домой из Кембриджа. Прошло два дня, и он умер. Никто ему не помог, потому что он был самоуверенным ублюдком, который ввязался в плохую историю, мальчишкой, который умер без всякого смысла.
Он поднял глаза на Валери, и, кажется, она что-то увидела в его взгляде, потому что вдруг скривила рот и похлопала его по плечу кончиками пальцев, так неловко, будто никогда не делала ничего подобного.
- Конечно, он вас не ненавидит. У него это пройдет. Они все такие, - еле слышно пробормотала она, щурясь от солнца. – Он вырастет. Но вы представьте, что бы вы чувствовали, если бы он такое сделал. Как Жером. Если бы он никогда не вырос.
Он неподвижно смотрел на нее. Нет уж, нет-нет-нет, тут Дадли, и он должен вести себя нормально. Должен думать о деле, а не расклеиваться из-за ерунды. Он должен думать о деле.
Элиот тяжело сглотнул и спросил:
- Валери. Расскажите мне про тот день, когда погиб Жером. Вы были здесь?
Она открыла рот. Закрыла. Потом все же сказала:
- Да. Он только приехал из Англии. В тот вечер он был расстроен. Напряжен. Не в своей тарелке, - она отвела глаза, набрала в ладонь песку и медленно высыпала его обратно на пляж. – Все рассказывал про какой-то футбольный матч, в котором он участвовал. А ночью я проснулась от хлопка. Громкий звук, я даже не поняла, что это. Хотела спать дальше, но услышала шаги в коридоре, вышла, мама шла наверх, она почему-то поняла, что это в комнате Жерома что-то случилось, и мы примчались, а там… Он лежал на кровати, и все было в крови, и запах, мяса, понимаете, и крови, а дальше я… я… - шея у нее напряглась так, что он увидел две тонкие кости не ее горле, вздрагивающие, обтянутые кожей.
Элиот коротко тронул ее запястье. Кожа у нее была прохладная и гладкая, как фарфор.
- А что было дальше? Полиция точно установила, что он это сделал сам?
- Что? – нахмурилась она, будто не поняла вопрос. – Да. Конечно, да.
- А как вели себя остальные, когда увидели… это все?
- Господи, да как они могли себя вести! – внезапно рассердившись, пробормотала она. – Что за глупые вопросы?!
Она поднялась, взяла с песка свое полотенце и посмотрела на Элиота сверху вниз.
- Удачи с Эль Греко. Увидимся за завтраком.
Она встала и резкими, крупными шагами пошла к дому, по щиколотку проваливаясь в песок.
- Валери! – крикнул Элиот.
Она обернулась.
- Только один вопрос. Ваш отец вчера хотел нам показать какую-то вещицу. А потом она исчезла. Он ее не нашел?
Она покачала головой, будто это ее не слишком волнует.
- А он давно покупает произведения искусства?
Валери наморщила лоб, будто не поняла или не расслышала вопрос, и подошла ближе.
- Он давно покупает такие вещи? Как та статуэтка? – повторил Элиот.
- Нет. Да. Не помню. Кажется, не очень давно. Не знаю, я не интересуюсь, куда он тратит деньги.
- Он начал до или после смерти Жерома?
- Не знаю. Кажется, после. Но я не уверена. Простите, мне пора.
Они с Дадли молча смотрели ей вслед, смотрели, как она ставит одну ногу перед другой, поднимаясь по песку, и купальник натягивается на бедрах.
- Так у тебя есть брат? – переспросил Дадли.
- Конечно, нет, - Элиот обернулся и посмотрел ему в глаза. – Не будь наивным. Я соврал.
- Сволочь, - пробормотал Дадли и поморщился, будто ему правда это неприятно.
- Ага, - легко согласился Элиот, встал с песка и начал подбирать свою одежду. - Пошли. Надо возвращаться. Мы должны порыться в комнате Жерома. Автор записки сказал, что его убили. Но это же дикость, за что можно убить подростка? Только если он узнал какой-то очень большой, очень взрослый секрет, и явно неспособен был удержать язык за зубами.
- Ты же говорил, что не собираешься этим заниматься и что мы должны только найти статую и вора, - нахмурился Дадли.
- Я передумал, - мило улыбнулся Элиот.
Больше Дадли ни о чем не спрашивал.
***
В этой комнате все было серым. Стены, покрывало, шторы на окнах.
Вчера Элиот не обратил на это внимания. Сочетание цветов. Неподходящее для подростка. И еще… так. Где-то в этом доме он такое сочетание уже видел.
Он сел на колени и заглянул под кровать – подростки обычно хранят там много интересного – но там ничего не было. Только пыль.
- Что ты делаешь? – спросил Дадли. Он замер посреди комнаты и явно не понимал, что они тут забыли.
- Ищу.
- Что?
- Не знаю. А ты что встал, как пень? – злобно пробормотал Элиот, ползая по полу и заглядывая под остальную мебель. - Прикрой меня. Следи, чтоб никто не зашел.
Он отряхнул колени и огляделся. Так. Кровать. Элиот откинул одеяло и даже зачем-то понюхал подушку – но она пахла только пылью. Да и вообще в этой комнате уже невозможно было почувствовать никакого живого присутствия. Никакого ощущения, что хозяин сейчас вернется – просто комната, немного пыльная и неуютная, с пустыми стенами, и…
Пустые стены.
Элиота задела какая-то мысль, прошла по краю сознания, но он не смог ее ухватить, и продолжал стоять посреди комнаты, вертя головой. Он подошел к полке, перебрал диски, стоящие там – ничего интересного. В верхнем ящике стола – только канцелярские принадлежности, ручки, пустая бумага, скотч, в нижнем – учебники по истории искусства, ага, так, пара блокнотов, надо будет проглядеть. Элиот ощупал стол со всех сторон, вдруг у Жерома где-то здесь тайник, но идея была фантастической и он сам это понимал. Подростки хранят свои секреты в компьютере. Но компьютера нет, и теперь, четыре года спустя, бесполезно и опасно спрашивать, куда он делся.
Элиот сел на пол и снова огляделся.
- Тебе в этой комнате ничего не кажется странным? – наконец спросил он у нависшего над ним Дадли. С таким же успехом можно было задавать такие вопросы стойке для дисков, но он все равно не удержался.
Дадли послушно огляделся. Потом пожал плечами.
- Нет.
Элиот запустил обе руки волосы и начал раскачиваться вперед-назад.
- Жером вернулся домой из Кембриджа, - пробормотал он. – Прошло два дня. Так… - он замер, рот у него округлился. Дадли смотрел на него уже с какой-то опаской.
- О… - выдохнул он. Его прямо возбуждал собственный ум.– Знаешь, что еще странно? Очень, очень странно. Два дня. Он тогда всего два дня как приехал. Если он все же убил себя сам, причины этого явно были в Кембридже – вряд ли он успел бы так влипнуть за два дня после возвращения. Блин, как мало данных. Если бы мы были полицией, все было бы гораздо проще. Так, нет. Все не безнадежно. Надо просто. Немного. Подумать.
- Что вы делаете? – спросил громкий, резкий голос.
В дверях стоял Поль Мерсье и злобно глядел на них с Дадли.
Ну что ж, отлично, что он заглянул. Нечего терять времени, сразу берем быка за рога. Вот он, самый возможный кандидат. Проверим.
- Знаешь почему я приехал? – начал Элиот без всяких прелюдий, поднимаясь с пола. - Я слышал, что Жерома убили. Он был моим другом. Не то чтобы лучшим, но я считаю – это только мое личное мнение – что в семнадцать лет люди не должны умирать. Ты ведь уже работал здесь, когда это случилось?
Поль смотрел на него угрюмым, настороженным взглядом, и отвечать явно не собирался.
- Если ты мне расскажешь, что случилось тем вечером, то я могу кое-что для тебя сделать.
- Да ну, - Поль поднял и вторую бровь, так что пару секунд его лицо выглядело совершенно симметричным.
Улыбка расползлась по лицу Элиота.
- Знаешь, вчера, за ужином, глядя на тебя, я подумал об одной вещи. Ты был зол сразу как мы приехали. И я задумался – почему? Мы ведь такие милые люди, и ничего плохого не сделали. Тогда я решил, что ты не особо любил Жерома и потому и на друзей его смотришь волком, - он усмехнулся и покачал головой. – Но для таких ярких эмоций слишком уж много времени прошло. И сейчас я думаю, что ты что-то сделал с Жеромом и теперь боишься, что это всплывет. Что мы докопаемся до правды.
Поль неловко, криво усмехнулся.
- Что?
- Может быть, он застал тебя, когда ты крал деньги у своего хозяина? Может быть, тот тогда уже покупал антикварные вещи и ты стянул одну из них? А может быть еще вот что, - тихо сказал Элиот. – Жером ведь был искусствоведом. Что, если ты заставил Каспара купить что-то, якобы имеющее большую цену, а на самом деле пустышку, а Жером собирался вывести тебя на чистую воду?
Во время всей этой речи лицо Поля менялось каждую секунду – сначала он усмехался, потом нахмурился, потом насмешливо поджал губы, потом посмотрел на него как на идиота, и только одного не увидел у него в глазах Элиот, а смотрел он очень внимательно: он не увидел страха. Даже на секунду не мелькнул у него в глазах страх или шок от внезапного разоблачения – и это сказало Элиоту, что он не угадал, еще до того, как Поль открыл рот.
- Вы что, своих молодежных сериалов насмотрелись, сопляки? – тихо сказал Поль, и до Элиота вдруг дошло, что он и правда на несколько лет старше него самого. – Жером был двинутый, и дружки у него такие же.
- А если я расскажу свою версию Каспару, как ему это понравится? – с вызовом спросил Элиот, уже зная, что, кажется, не попал.
Поль покачал головой, и видно было, что он на полном серьезе считает его конченым придурком.
- Хотите есть - идите вниз, - сказал он и сделал шаг назад. – Господи, вот ведь идиоты.
- Подожди! – крикнул ему вслед Элиот.
Пришло время разыграть последнюю карту.
Поль закатил глаза и остановился.
- Что? – из последних сил, явно теряя терпение, спросил он.
- Я так и не сказал тебе последнее объяснение твоей злости. Может, интересно будет послушать? – Элиот прислонился локтем к дверному косяку и тихо заговорил: – Ты ведь был правда чем-то раздражен. А потом я заметил, что ты все время посматриваешь на Валери Дюпон. По поводу и без повода. Тогда я решил, что у вас роман. Но она на тебя даже не взглянула ни разу. Тогда я еще немного подумал – я иногда люблю это делать, у меня такое хобби – и увидел причину.
Элиот подошел ближе. Поль слушал молча.
– Тебе она нравится. И ты злился, что приехали симпатичные ребята, которые могут ее заинтересовать. Возможно, ты сознательно об этом не думал – но видно было, что наше присутствие выводит тебя из себя. Итак, либо вы расстались, либо она по какой-то причине не хочет иметь с тобой дело, либо даже не знает, что у тебя на нее виды, - он ласково улыбнулся, глядя на Поля снизу вверх, чувствуя себя победителем. – Пойду, пожалуй, спрошу у нее, - и он попытался протиснуться мимо Поля в дверь.
Тот уперся рукой в притолоку, загораживая ему дорогу.
- Какого черта ты лезешь не в свое дело? – тихо, угрожающе пробормотал он.
- Так можно мне у нее спросить? – невинно поинтересовался Элиот.
Поль продолжал неподвижно смотреть на него.
- Ага. Значит, она не знает, - констатировал Элиот. – Если расскажешь мне, что случилось тем вечером, я ничего ей не скажу, не буду тебя позорить.
- Да кто ты вообще такой? – спокойно спросил Поль.
- Друг Жерома. И я хочу знать, что с ним случилось.
Поль подумал. Потом подумал еще немного. Потом нехотя сказал:
- Тогда он только приехал из колледжа. Вид у него был так себе. Как будто он обдолбался чем-то. В тот вечер он был какой-то совсем никакой. Я не знаю, меня даже дома не было, когда он умер. Я после ужина пошел на дискотеку, был выходной день, я думал – тихо вернусь часа в два и лягу спать. И чтобы опровергнуть твою фантастическую теорию с убийством, достаточно того, что, когда он умер, я был в другом месте и десятки человек могли это доказать. Я пришел, тут переполох, везде горит свет. И знаете, что я до сих пор думаю? Он сделал это, потому что был слабаком. Потому что у него всегда все получалось без всяких усилий. Папа пристроил его в колледж при университете на факультет искусствоведения – самый ненапряжный, отвязный и веселый факультет. Папа отправил его в Кембридж. Папа давал ему денег – всегда, когда ему было нужно. Прощал ему все его дурацкие выходки, - в голосе Поля была явная неприязнь, и Элиот еще раз решил, что верит ему: если бы тот был убийцей, предпочел бы скрывать свои чувства. – А он же ничего не делал. Только гонял в футбол целыми днями, и больше его вообще ничего не волновало. Я даже не знаю, как он вообще способен был учиться. И вот стоило ему влипнуть – он тут же расклеился и пустил себе пулю в лоб. Он был слабаком. Вот и все.
Элиот выглянул в коридор, ему показалось, он что-то услышал – но там было пусто.
- Ты с Жеромом говорил о чем-то тем вечером? До того, как ушел плясать?
- Нет.
- А остальные?
- Представления не имею. Я же говорю – я ушел сразу после ужина.
- Ладно. Ясно. И насчет Валери. На кого она училась?
- На экономиста. Диплом высшей коммерческой школы Парижа. С отличием. Она закончила в тот год, как он умер.
Элиот присвистнул.
- Да это же офигенное образование. И что, она с тех пор не работала?
- Нет.
- Почему? И почему она до сих пор живет здесь?
Поль не собирался отвечать, а потом сказал, нервным, угрюмым тоном:
- Потому что она вбила себе в голову, что убила своего брата.
Элиот оглянулся. Дадли уже за это время явно заскучал и сел на кровать, но сейчас даже он поднял голову и прислушался.
- В каком смысле? – медленно переспросил Элиот.
- Да уж наверное не в прямом. Я ее не расспрашивал. Она про это говорить не хочет. Один раз сказала мне, что якобы говорила Жерому что-то такое, что заставило его это сделать. И от этого у нее что-то… Что-то сдвинулось в голове.
Поль нервно обернулся, кажется, он тоже что-то услышал – но в коридоре по-прежнему никого не было.
– Мы с ней мало общаемся. Она была совсем другая. Мы учились вместе в высшей школе. Это она меня пристроила на эту работу, и в тот момент я как раз думал, что все у нас с ней могло бы получиться, а потом этот чертов Жером своей смертью все испортил. Я все думал, что у нее это пройдет. Но они как будто все после этой смерти сдвинулись. Я хорошо работаю на ее отца. Действительно хорошо. У Валери несчастная мать, чокнутый дед, а у нее самой что-то странное в голове. А я и по себе отлично знаю, каково это – когда в доме нет ни одного нормального человека и не на кого надеяться, - он вдруг наморщился, будто сказал лишнее. – Поэтому я не могу уехать. На меня они хотя бы могут надеяться.
- И ты так и будешь здесь торчать? – спросил Элиот, и постарался вложить в эту фразу всю возможную симпатию.
- Если придется, - сухо ответил он и сделал еще шаг в сторону коридора.
- Поль. Слушай. Если ты окажешь мне одну маленькую услугу, я тебе обещаю - она уже через несколько часов будет рыдать у тебя в объятиях и поймет, как ты к ней неравнодушен. А то ты слишком нерешительный, приятель, - Элиот добродушно улыбнулся ему.
- И что ты от меня хочешь? – Поль, кажется, находил все это почти забавным – но все равно не уходил, продолжал слушать Элиота.
- Устрой мне встречу с дедом. С Люком. И с самим Каспаром. Вломиться просто так к этим двоим я не могу. Я хочу с ними поговорить про Жерома.
- С Люком – никак. Он сидит у себя целыми днями. Только есть спускается. Если честно, у него уже с мозгами не в порядке. Ему почти восемьдесят. Попытаетесь говорить с ним в столовой – толку не будет. Он про Жерома даже слышать не хочет.
- Почему?
- Понятия не имею, - покачал головой Поль. – Вчера, когда вы приехали, даже не знаю, почему он валял дурака и делал вид, что ничего не понимает. Обычно, если кто-то из нас упоминает Жерома, он либо зажимает себе уши, либо начинает бросать на пол посуду.
- Ладно. Тогда Каспар. Скажи, что нам очень надо с ним поговорить. Мы подождем здесь.
Поль пожал плечами и вышел.
Элиот обернулся к Дадли с улыбкой до ушей.
- Вот, смотри, - громким шепотом сказал он. – Как с помощью всего лишь полутора килограммов мозгов – столько весит мозг человека, хотя твой, я уверен, меньше – можно превратить главного врага в союзника.
Дадли смотрел на него каким-то странным взглядом, недовольным и растерянным одновременно.
- Ты хоть что-то понял из того, что он сказал? - снисходительно поинтересовался Элиот.
- Я понимаю французский, - угрюмо ответил Дадли. - Я просто плохо на нем говорю. Это не важно. Статуя. Ты занимаешься не тем, чем надо. Надо найти, у кого была возможность ее взять.
- Вот и прояви фантазию, - рассеянно ответил Элиот, копаясь в столе.
Записные книжки. Вот где может что-то быть.
Он услышал шаги в коридоре и быстро сунул тонкие кожаные тетрадки в дальний угол ящика.
- Можете идти, - хмуро сказал Поль, заглядывая в дверь - Каспар вас примет.
***
- О чем вы хотели поговорить? – холодно спросил Каспар, перебирая какие-то бумаги на своем столе. – Мне сейчас не до вас, извините.
Кабинет его тоже был таким же серым и безликим, как комната Жерома. Элиот прикусил губу, вспоминая. Так. Он не был в комнатах остальных, но спальни, где их поселили, и столовая, и холл отделаны в теплых тонах. Лаванда на обоях, диваны в цветочек. А тут все как в офисе. Две очень похожие комнаты. О чем это говорит? Так, нет, он потом подумает. Сначала статуя. А то Дадли прямо извелся – Элиот спиной чувствовал его напряженный взгляд.
- Простите, - заговорил Элиот. - Я просто хотел спросить… У вас ведь вчера пропала ценная вещь. Простите, но почему вы не вызвали полицию?
Каспар поднял глаза и внимательно посмотрел на Элиота.
- А какое ваше дело, господа? Вы что, ради этого решили меня отвлечь от работы?
- Простите. Просто это странно. Это ведь было что-то довольно ценное. И все же вы не вызвали полицию. Вам кажется, статую украл кто-то из дома? Я просто подумал – ведь ваша собака не лаяла и не загрызла никого. Значит, это был кто-то из своих. Я просто хотел поблагодарить вас за гостеприимство, - лепетал Элиот. - И сказать: если я услышу что-то, хоть что-то о том, кто мог это сделать, я сразу приду к вам, - он помолчал, а потом прибавил: - Я думаю, знаете почему еще вы не вызвали полицию? Не знаю, случались ли у вас тут еще преступления за эти годы, но, думаю, вряд ли. И тогда в прошлый раз, когда приезжала полиция, они увезли тело вашего сына. Неудивительно, что вы не хотите их видеть.
У Каспара застыло лицо.
- Я хочу вам сказать – мне очень жаль, - и Элиот неловко прибавил: - Жером любил вас. Таким сыном можно гордиться.
Еле сдерживаясь, Каспар произнес:
- Вы приехали изучать материалы по Эль Греко – значит, мой сын сделал хоть что-то полезное в своей жизни. Вот и изучайте.
- Простите, что задаю такие вопросы. Я просто хочу знать. Вы ведь любили его?
Каспар явно хотел попросить его не лезть не в свое дело, - а потом внезапно ответил.
- Больше всего на свете, - сказал он, а Элиот смотрел ему в глаза и думал – он говорит правду.
- Разрешите – умоляю, простите, что беспокою вас – но разрешите спросить еще одну вещь. Вы говорили с Жеромом в тот вечер, когда он это сделал?
- Почему вас это волнует?
- Просто. Я хочу понять, почему он… Вы говорили?
- Нет. Не говорил. Я допоздна сидел в своем кабинете, здесь же лег спать. Проснулся от выстрела. Идите.
- Еще только один вопрос. Я так понял, что он застрелился. Откуда же он взял оружие?
- Это был мой револьвер, - через силу произнес Каспар. - Я храню его на случай, если заберутся воры.
- А где вы его храните?
- В сейфе. Сейф стоит в нашей с Мелиссой спальне – хотя теперь я обычно сплю здесь. Я даже не знал, что Жером знает код от сейфа. Но полиция доказала, что револьвер он взял оттуда. Он пошел к себе, а дальше… все. А теперь, пожалуйста, уходите, - Каспар стиснул лист бумаги, который держал в руках, и уставился в него, всем своим видом показывая, что аудиенция окончена.
Им ничего больше не оставалось делать, как выйти из кабинета.
***
Дадли косился на него таким неодобрительным, непонятным взглядом, что Элиот остановился посреди лестницы.
- Что ты так на меня смотришь, как будто я только что свернул котенку шею?
- Ты манипулируешь этими людьми. Врешь им. Делаешь вид, что стараешься ради их сына.
- Можно подумать, ты никогда не врешь.
- Не про такое.
Элиот выдохнул. Ему почему-то действительно хотелось, чтобы Дадли понял.
- Пойми. Я должен узнать правду. Люди так просто не убивают – ни себя, ни других. Нужна причина. А тут, куда ни посмотришь – тишь да гладь. Все любили этого парня. Кроме Поля, но его я, пожалуй, за это прощаю - естественно, что богатенький хозяйский сын его раздражал. И при этом в полном доме родственников он себя прикончил. Это отвратительно. Ему было семнадцать лет. А еще в этом доме есть кто-то, кто считает, что парнишку прибили. Это кто-то из тех, с кем мы говорили. Дед не в счет – вряд ли в таком возрасте он еще способен плести интриги. Знаешь, что еще странно? Предположим, Жером убил себя сам. Но все вокруг, как один, твердят, что не говорили с ним. Представь – тебе семнадцать. Тебе плохо. С тобой что-то случилось. Тебя посещают мысли о самоубийстве. У тебя полный дом родственников, которые тебя любят даже несмотря на то, что ты козел. Что ты сделаешь? Ты попытаешься поговорить с кем-то из них – если, конечно, тебе знакомо это слово – «поговорить». Знаешь, обмен информацией, советы, эмоции, утешение. Я не верю ни единой секунды, что этого не произошло. Он точно говорил с кем-то из этих пятерых – и это привело к его смерти. Остается Валери, которая якобы сказала ему что-то ужасное – это мы скоро выясним – но, вполне возможно, у нее просто паранойя и возвеличивание чувства собственной вины.
- Мы здесь, чтобы получить статую и замести следы, - упрямо сказал Дадли, но Элиот только рукой махнул.
- О, прости, Шерлок. Это ведь у тебя здесь есть мозги. Я без тебя знаю, зачем мы здесь. Вряд ли Каспар украл статую сам у себя, но знаешь, что еще мне не нравится? Он ее даже не ищет. Он как будто даже н очень расстроен. Почему?
Дадли не ответил. Просто пожал плечами. Он почему-то нервничал, и это было очень заметно.
- Мы должны тут быстрее заканчивать, - наконец сказал он. Он выглядел так, будто пытается сформулировать какую-то слишком сложную для себя мысль. - Бертран сказал, ты можешь это провернуть. Вот и давай. Не тяни. А ты лезешь не в свое дело. Занимаешься непонятно чем.
- Ах, непонятно чем? – резко развернулся Элиот, он стоял сейчас на две ступеньки выше и наконец мог посмотреть на Дадли сверху вниз. – Оказывается, ты не просто идиот. Ты бессердечный идиот.
В лице у Дадли что-то дернулось, как будто сейчас он наконец не выдержит, и он едва взял себя в руки, чтоб повторить спокойно:
- Статуя. У кого она?
- А самому подумать?
- Прекрати, - прошипел Дадли. – Хватит. Заткнись. Мы должны заниматься делом и как можно быстрее убраться.
Элиот быстро окинул взглядом пустую лестницу, сошел еще на ступеньку вниз и тихо сказал:
- Что ты сегодня такой злющий, здоровяк? Видимо, не поел. Ничего, сейчас обеспечим тебе кусочек мясца. Домашние животные от него обычно добреют. – Он чувствовал, что это уже слишком, на грани, и постарался себя остановить, свернуть тему. - Я все думаю о том, как могут быть связаны записка и статуя. Единственный вариант – если Жерома убили из-за чего-то, связанного с искусством или делами его отца. Может, он узнал что-то. Или украл. Но это слишком сложно. Я даже подумал было, что Жером на самом деле жив и сам украл статую – но тогда он бы не стал подбрасывать нам записку, зачем привлекать к себе внимание? Нет. Что-то не так.
Элиот не добавил, что смерть Жерома теперь, пожалуй, волнует его больше, чем статуя – этого Дадли явно бы не одобрил.
А тот тем временем развернулся и пошел вниз.
«Да уж, - подумал Элиот, шагая по лестнице вслед за ним. - Это сложно назвать нормальными рабочими отношениями».
***
Завтрак прошел в гробовой тишине. Каспар быстро поел и ушел к себе, не сказав ни слова. Улыбка у Мелиссы была вымученной и бледной – видимо, она плохо спала. Дед задумчиво ел блины. Поль сверлил взглядом стол. Валери выглядела уставшей. Про Эль Греко никто больше не спрашивал даже из вежливости.
И только Дадли ел с аппетитом, методично и быстро поглощая бутерброд за бутербродом, будто запасается на случай долгого похода или неожиданного тюремного заключения.
Элиот посмотрел в окно. С утра погода начала портиться, солнце теперь было закрыто неровными серыми облаками. Поднялся ветер, деревья успокаивающе шуршали. Чайки быстро проносились над самой водой.
Какое сказочное место и какие несчастные люди.
Когда все вышли из-за стола, Элиот поймал Валери за локоть.
- Можно попросить вас об одной вещи? Мелисса вчера предлагала нам всем вместе посмотреть город. Может, покажете нам тут все? И Поля с собой возьмем, если вы не против. И если он может отпроситься.
Она непроницаемо кивнула.
- Подождите здесь. Я у него спрошу.
«То-то Полю будет приятно, - подумал Элиот. – А мне пора выполнять свое обещание».
- Слушай меня. Мне надо, чтоб ты немного мне подыграл, - он повернулся к окончательно впавшему в оцепенение Дадли. – У тебя есть часы?
***
- … А в середине девятнадцатого века сюда, в Сен-Рафаэль, часто приезжали французские литераторы – Золя, Мопассан, - монотонно рассказывала Валери, шагая по набережной. Со стороны они вряд ли выглядели веселой компанией – Дадли бредет в отдалении, глубоко засунув руки в карманы и глядя прямо перед собой. Валери в черных брюках и черном джемпере похожа на вдову. Поль держится поближе к ней, и на лице его ясно написано: он понятия не имеет, зачем согласился на эту странную прогулку.
«Да уж, - подумал Элиот – дирижировать всей этой труппой придется мне одному».
Ну что ж, его это вполне устраивало.
Он выразительно посмотрел на Дадли, и тот подрулил к ним, посмотрел на Элиота и на одной ноте пробубнил по-английски:
- Ты не знаешь, когда здесь ходят прогулочные катера? Может, вечером съездим покатаемся? Расписание надо узнать.
- Да вот же причал, - махнул рукой Элиот. - Поль тебе поможет. Поль, сходи с ним? Пожалуйста. А то он объясниться не сможет.
Поль посмотрел на него с таким подозрением, будто боялся, что без него здесь случится Апокалипсис – но все-таки пошел с Дадли.
«Следи за временем, здоровяк, - подумал Элиот. – Просто следи за временем. Задержи Поля ровно на десять минут. Я обещал, что она будет рыдать в его объятиях, и я так и сделаю».
Они с Валери стояли рядом с каким-то фонарем неподалеку от пристани, ожидая, когда вернутся остальные. Элиот посмотрел наверх. Небо окончательно занеслось тучами, отсюда они казались похожими на вату, на которую вылили серую акварель – влажные, набухшие от воды. Элиот перевел взгляд на Валери и легким тоном сказал:
- Скажите, вы в курсе, что Поль в вас влюблен?
- Что за ерунда? – она посмотрела на него так, будто он сказал, что Земля вращается вокруг Марса.
- Ну, если бы он хотел построить карьеру, он бы тут не торчал. После смерти Жерома атмосфера в доме – вы меня простите – как в морозилке. Чтобы проторчать четыре года в этом аду, нужна веская причина.
Он подошел ближе.
- Я готов поспорить на что угодно, что никто вас так никогда не любил. И скорее всего не полюбит – не сочтите за оскорбление. Он отличный парень. Подумайте об этом. Только не говорите ему, что я вам это сказал. Типа до вас само дошло наконец. А теперь давайте поговорим про Жерома, - быстро, пока она не отошла от недоумения, продолжил он. Когда люди выбиты из колеи, они легче говорят правду. - Расскажите про его последний год в Кембридже.
- Что за ерунду вы сказали про Поля? – переспросила она, нахмурив свои тонкие брови. – С чего вы вообще взяли, что…
- Забудьте, я ничего не говорил. Давайте про Жерома. Он писал, звонил? Что вы про него слышали?
Валери подозрительно посмотрела на него, но потом все же ответила:
- Он несколько раз писал мне мэйлы, в основном про футбол. Рассказывал про матчи, которые выиграл. Как будто поехал в этот Кембридж в футбол играть, а не учиться.
- Скажите, он любил свою профессию?
- Простите?
- Профессию, которую он выбрал. Искусствоведение. Как вам кажется – он любил ее?
- Я не знаю.
Она вдруг разозлилась.
- Это что, допрос?
- Нет. Мне просто интересно. Иногда мне казалось, что он не очень для нее подходит.
- Вы сказали, у вас есть брат. Ему восемнадцать. Они все в этом возрасте хотят одного: тусоваться и гонять мяч.
- Не все.
Они стояли друг напротив друга, и лица у них явно были как у армрестлеров перед поединком – никому из прохожих явно не пришло бы даже в голову, что у них любовное свидание.
- И чего хочет ваш? – сверля его взглядом, резко спросила Валери.
- Когда я последний раз его видел, он собирался поступать на филологию. Шекспир, всякая такая ерунда.
- И что, вам кажется, он в таком возрасте понимает, что он хочет? Даже я до сих пор не понимаю, чего хочу.
Ну все, милочка. Попалась.
Он подошел вплотную к ней и тихо сказал:
- А знаете, почему вы не понимаете? Потому что вы боитесь об этом думать. Потому что вы вините себя в смерти своего брата. Вы себя наказываете за что-то. И я хочу знать, за что. У вас роскошное образование, вам двадцать пять, вы могли бы иметь любую карьеру, а вместо этого торчите в родительском доме, застряли здесь и не замечаете даже самых очевидных вещей, - он перевел дыхание и без всякой паузы спросил: - Это вы его убили?
- Что? – зрачки у нее расширились, мгновенно, как от шока.
- Вы соврали, - резко сказал он. Надо довести ее до слез, и чем скорее, тем лучше. – Вы сказали, что не видели его в тот вечер, - он схватил ее за плечи и встряхнул. – Но это же ложь. Что случилось? Расскажите мне, я все равно узнаю. Что вы с ним сделали? Что вы сделали?
Она задышала глубже, как будто у нее начинается истерика. Сейчас ее мокрые глаза казалаись совершенно черными.
- Он пришел ко мне в тот вечер, он… он пришел ко мне, - она угрюмо вытерла лицо тыльной стороной ладони. – Он за ужином был сам не свой, я должна была понять, что он не притворяется, что с ним что-то случилось, но просто ушла к себе, а он постучал ко мне в комнату, глаза у него были, как у побитой собаки, он же никогда никого не слушал, всегда над всеми смеялся, а теперь протиснулся ко мне, как… как маленький, и без всяких предисловий попросил у меня денег, очень, очень большую сумму, я спросила, на что, он сказал, что лучше мне не знать. Я требовала, чтоб он сказал, на что, а он спрашивал, могу ли я хоть раз у жизни ему помочь и не спрашивать, он даже не говорил, что вернет, просто просил, а я сказала – если это на что-то плохое, я не дам, а он так посмотрел, будто это была последняя надежда, и выскочил из комнаты, но у меня ведь были, были эти деньги, понимаете? Я думала, я его этим воспитываю. А он пошел и… и…
Она рыдала уже в голос, и Элиот еще раз ее встряхнул.
- Он точно не сказал, на что деньги? Точно?
Она помотала головой. Ну давай, Дадли, твои десять минут прошли, хоть на часы ты способен посмотреть?
И в этот момент из здания пристани вышли Дадли и Поль.
Увидев, что происходит – Валери заходилась в рыданиях, Элиот ее тряс, редкие прохожие старались побыстрее пройти мимо – Поль вприпрыжку бросился к ним
- Что вы творите? – прошипел он.
- Ничего. Держи, - и Элиот подтолкнул Валери к нему, так что Поль машинально перехватил ее за плечи, а потом Элиот еще немного подпихнул ее в спину, чтобы ее голова уткнулась ему в плечо. Ну вот, приятно посмотреть.
Элиот встал у нее за спиной, чтобы Поль видел его лицо, и сказал:
- Расскажи мне, что ты сделал с Жеромом. Что произошло в тот вечер? Ты ведь видел его еще раз, правда?
Что он ответит, Элиот не знал – просто пытался перебрать всех и понять, кто написал ему записку, кто в тот вечер видел что-то, чего не должен был. Валери чуть затихла, замерла, тоже прислушиваясь. Элиот выжидательно поднял брови, и Поль нехотя ответил.
- Он пришел ко мне. В тот вечер. Он всегда насмехался надо мной. Всегда грубил, если я к нему обращался, - агрессивно проговорил он. – Он был богатым бездельником. А я всего добивался сам. Он схватил меня за плечо, когда я возвращался к себе в комнату. Попросил денег. Он был чем-то напуган. И я ему отказал. Мне до сих пор противно вспоминать, насколько это было приятно, – выплюнул он. – Я подумал – наконец-то у этого маленького засранца какие-то проблемы. И сказал, что, раз уж ему нужны деньги, пусть идет к своему отцу и просит у него, и что все это – не мое дело. Он продолжал просить. Но я, - он как будто забыл про Валери, а она молча слушала, больше не плача, чуть отстранившись от него. – Я испытывал удовольствие. Мне было приятно ему отказать. И он это понял. И ушел. Больше я его живым не видел.
Элиот смотрел на него.
- Поль, это вы украли статую? – спросил он. Быстрый переход с темы на тему обычно вызывает самые непосредственные эмоции.
Поль нахмурил свои светлые брови.
- Что? Нет. Конечно, нет.
Элиот продолжал смотреть на него, и он прибавил, разом успокаиваясь:
- Я пять лет работаю на Каспара. Я его бухгалтер, секретарь, поверенный и помощник. Если бы я хотел его обокрасть – есть миллиард других, куда более незаметных способов. Но я никогда не взял ни цента. Я считаю это ниже своего достоинства.
- Ну что ж, чудесно, - улыбнулся Элиот. – Спасибо, вопросов больше нет. Мне кажется, наше свидание на четверых пора разбить на пары. Думаю, вам пора обсудить все эти проблемы и все такое. Доброго дня.
Он взял Дадли двумя пальцами за рукав и потащил за собой. Тот не сопротивлялся.
Шагов через тридцать Элиот обернулся. Те двое стояли на том же месте, Поль так и не расцепил руки у нее на спине, он что-то тихо ей объяснял, а она снова рыдала.
Глядя на них, Элиот едва слышно сказал:
- Ну, давайте, а теперь поцелуйтесь, - он повернулся к Дадли и пояснил. - Если они споются – это поможет нам выкрутиться из всей этой истории.
С этими словами он перебрался через низкий парапет набережной и пошел по песку.
- Я был почти уверен, что статую взял кто-то из них двоих, - задумчиво сказал он, усаживаясь поближе к воде. Дадли рваным, как у робота, движением опустился рядом. На пляже никого не было, с моря дул сильный ветер, поднимал вдоль земли тонкую поземку из песка. - Но Поль прав: когда живешь в таком доме, есть миллион других способов украсть денег. Брать статую опасно и неразумно – даже если они знают, что она в самом деле такая дорогая, как они собираются ее продавать? И украл ее точно не Каспар – ему нет никакого смысла это делать. Вряд ли дед – что ему делать с этой статуей? Мелиссу я тоже в этой роли не представляю. Странно это все.
Дадли не ответил. Он сидел и пересыпал песок из одной руки в другую.
- И чего ты этим всем добился? – наконец спросил он, и голос у него был такой напряженный, что Элиот в очередной раз подумал: что ж этот увалень сегодня так разнервничался?
- Много чего. Например, они рассказали, что произошло в тот вечер. Это мало что дает, но теперь мы хотя бы знаем, что Жерому нужны были большие деньги и у него были большие проблемы – настолько большие, что он даже наступил на горло собственной гордости. Может, они, конечно, и врут – но тогда такой актерский ансамбль надо сразу брать в шекспировский театр.
- Мне не нравится тут торчать, - упрямо пробормотал Дадли. - Чем скорее уедем, тем лучше.
- А ты что, струсил?
- Хватит, - он бросил обратно песок, который сжимал в руке.
- Да что ты такой нервный?
- Надо уезжать.
Вместо ответа Элиот потрогал ладонью песок, думая о том, как быстро он остыл с утра.
- Интересно, что у них там сейчас происходит, - задумчиво сказал он. – Хоть бы не запороли мои старания.
- Как ты понял, что она ему нравится? – хмуро спросил Дадли.
- Не заметить это может только такой тупица, как ты.
В этот момент у Дадли в голове наконец что-то замкнуло, и он больно схватил Элиота за руку. Пальцы у него были железные.
- Хватит распускать язык, - тихо сказал он. - Хватит наезжать на меня. Иначе огребешь по полной. Ясно?
- Ну давай, попробуй.
Элиот смотрел на него с холодной, неприятной улыбкой – перестать насмехаться над этим увальнем было выше его сил. Это слишком его развлекало.
- Ты достал меня. Реально достал. Тебе ясно? – едва сдерживаясь, проговорил Дадли, и у Элиота в очередной раз возникли очень серьезные сомнения, что однажды они станут добрыми друзьями.
Элиот поправил рукав и протянул:
- Вернемся к делу. Мы должны помочь этим двоим построить, так сказать, свою любовь. Это очень нам на руку.
- И зачем тебе помогать этому Полю? – стараясь говорить спокойно, спросил Дадли.
- Да вы дебил, Ватсон, - не удержался Элиот, и в следующую секунду уже лежал на песке, а рука Дадли у него на горле сжималась так, что он запоздало испугался. Даже сейчас в лице у этого парня не было никакой злости - какое-то совершенно пустое выражение, угрюмое и бесцветное.
Очень спокойным голосом Дадли сказал:
- Я серьезно. Никто. Никогда. Так. Меня. Не доставал. Если я услышу еще одну шутку, еще один твой долбаный комментарий в мою сторону – я шею тебе, уроду, сверну, тебе ясно?
Элиот на полном серьезе не мог дышать, ему казалось, что эта тяжеленная горячая рука уже раздавила ему глотку, что в горле у него каша из костей, он попытался вдохнуть, но рука надавила на горло только сильнее, надо было показать, что он сдается, но он продолжал с вызовом смотреть на Дадли. Элиот чувствовал, что медленно и неизбежно куда-то проваливается, видимо, в обморок, и даже никак не мог возразить этой перспективе, единственное, что он еще мог – упрямо смотреть на Дадли, у которого от этого взгляда явно перегорали последние провода, потому что рука вдруг стиснулась сильнее, а Элиот скорее умер бы, чем по доброй воле отвел взгляд, - но глаза вдруг как-то сами закрылись, и, словно все дело и правда было во взгляде, Дадли в ту же секунду разжал руку.
Элиот откатился на живот, перед глазами плыли горячие серые круги, накладывались друг на друга, к губам прилип песок, он лежал и слушал, как шумит море, пытаясь решить, море это все-таки шумит или просто у него в голове. Лежать было очень хорошо. Песок был прохладный. Очень хотелось сглотнуть, но он не мог. Кашель раздирал горло, но из гордости он не кашлял и задыхался молча.
Он лежал и думал о том, что, кажется, добивался чего-то в этом роде с первого дня их знакомства, но почему-то сейчас ему совершенно не полегчало.
Потом Элиот понял, что для Дадли его неподвижное лежание на песке выглядит так, будто он его добил, и он с трудом поднялся на колени, Круги не проходили, в груди болело так, будто ему раздавили ребра.
Доставая Дадли, он, кажется, немного упустил из виду его сокрушительную мышечную массу.
Стараясь не шататься, он встал, но песок почему-то тут же снова оказался у него перед глазами, и он встал еще раз, на этот раз для верности держась за землю, и натолкнулся взглядом на хмурый взгляд Дадли – видно было, что никакого удовольствия тот от своего демарша тоже не получил.
Поднявшись наконец на ноги, Элиот почувствовал себя чемпионом по альпинизму и наконец зашелся кашлем, смутно надеясь, что не выплюнет собственные легкие.
- Эй, ты, - сказал Дадли.
Элиот хотел было пожелать ему пойти к черту, но решил воздержаться, иначе второго такого натиска его горло не выдержит, к тому же голова кружилась, и вообще он был немного не в форме для второго раунда. Поэтому он молча развернулся и побрел к набережной, стараясь не кашлять слишком громко.
Удалившись на достаточное расстояние от Дадли и его кулаков, он присел на парапет и подумал о том, что надо в следующий раз подумать два раза, прежде чем дергать этого бульдога за хвост.
Элиот огляделся – Поля и Валери видно не было, какое счастье, не хватало только еще с ними сейчас разбираться. Он поднялся и, стараясь не шататься, пошел обратно к дому.
Мастиф, снова лежавший на крыльце, при виде Элиота поднял голову, встряхнул своими отвисшими щеками и молча лег обратно. Видимо, уже принял его за своего.
Глотать Элиот по-прежнему не мог, разговаривать, кажется, тоже, воздуха вокруг казалось катастрофически мало, и он не придумал ничего лучше, чем наведаться в комнату к Дадли. Там хоть есть алкоголь, а его горлу это точно не помешает.
Элиот аккуратно порылся в его сумке. В вещах больше ничего любопытного не нашлось. «Странно, - подумал он. – А он ведь должен был взять с собой отмычки, чтобы вскрывать сейф. Такая черная сумка, я ее видел в Париже. Где она?»
Это почти навело его на какую-то мысль, но тут он наткнулся наконец на виски. В бутылке было уже на донышке. Он помнил, что еще вчера она была полной на треть.
- Э, приятель, - хрипло сказал он, встряхнув бутылку. Ну надо же, голос есть. Хорошая новость. – Да у тебя с этим делом серьезные проблемы.
Серьезные проблемы.
У Жерома Дюпона были какие-то серьезные проблемы. Но какие?
Элиот залпом допил остаток. Поморщился, оставил пустую бутылку прямо на столе и вышел из комнаты – никакого желания встретиться с Дадли у него не было.
Он зашел в ванную и посмотрел на себя в зеркало. Лицо немного сероватое, синяк на шее еще не проступил, но явно на подходе, да и вообще вид какой-то побитый. В таком виде точно никому показаться нельзя. Он повыше подтянул воротник рубашки, застегнул его как следует, умылся холодной водой. Потом, не зная, чем еще заняться, пошел в комнату Жерома. Сел на пол. Обвел взглядом комнату.
Элиот представил, как Жером приходит сюда, достает револьвер отца, приставляет к голове и стреляет. Потер ладони, стараясь сдерживаться и не трогать шею. Итак. Комната подростка. Что-то тут еще должно быть. Чего-то не хватает. Элиот прислонился затылком к стене. Возможно. Жером тогда сидел так же.
- У тебя большие проблемы, - беззвучно сказал Элиот. Горло болело невыносимо, но он все равно продолжил. – Ты вернулся домой из Кембриджа. И там ты нарвался.
Его успокаивал звук собственного голоса, такой логичный. Он тихо, еле слышно бормотал, неспешно перебирая в голове все фразы, которые сказали ему люди в этом доме за сегодняшний день. Среди них точно было что-то важное. Надо подумать.
Отношения людей в доме. То, как они смотрят друг на друга. Комната Жерома. Рассказ Валери. Рассказ Поля. Комната Каспара. Разговор с Каспаром.
Элиот сильнее прижался затылком к стене.
И наконец понял, чего не хватает в комнате.
Несколько минут он вытягивал эту мысль в разные стороны, она что-то объясняла ему, и он сидел очень тихо, чтобы этого не упустить, да, вот теперь все начинает складываться, так-так-так, он затаил дыхание и снова потянул за эту нитку, теперь он хотя бы нашел связь, и все-таки…
И все-таки в мозаике, которая складывалась у него в голове, явно были лишние куски – и все они были связаны с ограблением. Оно лежало отдельно, он не мог ни к чему его приспособить, огромный, ни с чем не связанный факт, и он тихо проговорил, пару раз легонько стукнувшись затылком о стену:
- У Каспара тогда еще не было Беглянки. Жером только что вернулся. Его проблемы – в Кембридже, а не здесь, вот в чем дело. Как же тогда связано ее исчезновение и его смерть? Ограбление и убийство. Ограбление. Убийство.
Он открыл глаза.
- Никак, - тихо сказал он. – Совершенно никак. Это два разных преступления.
Как и любое озарение, оно было таким ярким, будто в голове у него на полную мощность врубило фары, этот свет был настолько ослепительным, что непонятно было, как этой мысли могло не быть в его голове еще минуту назад.
«Мы здесь, чтобы получить статую и замести следы»
«Надо найти, у кого была возможность ее взять».
У Дадли нет отмычек.
Он нервничает.
Бертран давал им указания отдельно. Зачем, если это было общее задание?
- Ах ты ублюдок, - тихо сказал он. Потер лоб. Медленно встал, держась за стену. – А я идиот. Го-о-осподи, ну надо же было быть таким идиотом.
***
Когда он зашел, Дадли поднял взгляд и отложил телефон, который держал в руке. Как мило, что он уже дома.
Он окинул Элиота хмурым взглядом и хотел было что-то сказать, но тот остановил его.
- Где она? - спросил он, стоя в дверях. Он не боялся, что кто-то услышит – он даже сам себя слышал с трудом, голос был тихий и невыразительный, с хриплым присвистом.
Дадли продолжал смотреть на него.
Элиот хотел было сказать: «У слонов очень большая голова. А в ней очень маленькие мозги. Я думал, ты точь в точь как слон. Но, кажется, мозги у тебя все-таки немного побольше» - но не стал. Он вдруг понял, что у него нет больше никакого желания издеваться над этим парнем. Ни издеваться, ни вообще иметь с ним хоть какое-то дело. Он больше не чувствовал к нему даже раздражения.
- Где ты ее спрятал? – бесцветно спросил он. Дадли открыл было рот и тут же снова закрыл, и Элиот продолжил: - Я знаю. Знаю, как ты это сделал. Когда. Почему. Я только не знаю, серьезно, где ты ее прячешь?
Дадли посмотрел на него долгим задумчивым взглядом, и в этом взгляде появилось какое-то новое, странное выражение, смысл которого до Элиота так и не дошел. Впрочем, теперь это его не особенно волновало.
- В банке, - наконец сказал Дадли. – Она в банке. Думаю, это разумно.
- О да, - Элиот покивал сам себе и со свистом втянул воздух глубже. – Вполне.
"Беглянка", часть 2
Увидев этот баннер, я от неожиданности чуть язык себе не откусила Собери их всех Дана, спасибо тебе, друг Ты в очередной раз превзошла сама себя
Для тех, кто не смотрел Тинвульфа и не знает кто есть кто: в нашем юниверсе это, слева направо: Элиот, Дадли, Валери, Поль, Каспар, Жером. *захохотала себе в лицо и вышла в бассейн*
by danaRia
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Для тех, кто не смотрел Тинвульфа и не знает кто есть кто: в нашем юниверсе это, слева направо: Элиот, Дадли, Валери, Поль, Каспар, Жером. *захохотала себе в лицо и вышла в бассейн*
by danaRia
ЧАСТЬ ВТОРАЯ