by danaRia
Глава 11
Тот, кто помрет в этом году,
застрахован от смерти на будущий.
«Генрих IV»
читать дальше***
- … Джонсон - американец, так что формально он в юрисдикции ФБР. Но Хауэлл не хочет его выдавать - это его свидетель, Хауэлл его теперь не упустит. Хотя, знаешь, этот Джонсон нам ничем особо не помог. Вся его информация, как я поняла, была бы бесценна неделю назад, но сейчас уже опоздала. Я смотрю телевизор. Там кошмар. В Иране. Поджоги. Убийства. Магазины громят. Люди как с цепи сорвались, - Айрис посмотрела на Стива. Ей захотелось сказать «Так что полежи и подумай о своем поведении» - но она сдержалась.
Стив покосился на нее. В глазах у него было не раскаяние, а какое-то смутное раздраженное беспокойство. Он лежал, вытянувшись в струнку, и лицо у него было бледнее, чем больничная простыня. Шея его была перемотана толстым слоем бинтов.
Айрис сидела на стуле рядом с его кроватью, стул был жесткий, и спинка была какой-то особенно неудобной – видимо, чтобы посетители надолго не засиживались.
Она с трудом заставила себя придти – каждый раз, глядя на Стива, она вспоминала его кровь на своих руках, и ее передергивало. Но ему явно тоже было несладко.
К тому же, по словам медсестры, никто, кроме нее, так к нему и не пришел.
Спрашивать, почему он это с собой сделал, Айрис не стала. И так понятно – запаниковал. Это сгубило кучу людей, не он первый, не он последний. Хорошо все-таки, что у него ничего не вышло.
- У нас целыми днями толпятся какие-то люди. Некоторые из таких управлений, о которых я даже не слышала, - продолжила она. – И все считают, что Хауэлл виноват. Что он должен был это предотвратить. А как?
Стив, конечно, ничего ей на это не ответил. Разговаривать он не сможет еще долго.
- Американцы готовы ввести войска. Я так поняла, на нас очень давят, чтобы мы доказали свою лояльность и поддержали их. Ты представляешь, что тогда начнется? – спросила Айрис, стараясь не зевать. Ей казалось, что блузка прилипла к ней, как полиэтилен. Хоть бы поскорее доехать домой, раздеться и поспать. Уже поздно, а завтра в шесть надо быть на работе. Но Стив продолжал смотреть на нее, и она решила, что уходить еще рано.
- Все, видимо, думают, что кто первый успеет наладить отношения с победителями в этой заварухе, тот и поживится.
Стив, насколько позволяли бинты, кивнул.
- Хауэлл целыми днями пропадает на каких-то заседаниях. Сегодня даже домой не поехал. Когда я уезжала, было десять, а он еще сидел. По-моему, он скоро озвереет. А уж пресс-служба там вообще с ума сходит. Газетчики чуть под окнами у нас не ночуют, а никто не знает, что им сказать.
Стив снова кивнул. Что ж, хоть какое-то общение. Все равно поговорить обо всем этом Айрис было больше не с кем, и она поймала себя на том, что почти радуется тому, что приехала к нему.
- Джонсон тоже, как и ты, рассказывал про людей, которые наняли их с Фостером. И тоже говорит, что не знает, кто они. Они даже прозвище им придумали. «Бич Бойз». Смешно, правда?
Стив смеяться не стал. Впрочем, он бы и не смог.
- И знаешь, что самое плохое? Хауэлл ему верит, а вот все остальные Хауэллу не поверили. Никто в управлении не поверил в какую-то байку о непонятных людях, которые хотят непонятно чего. Доказательств ни у кого нет. Никто не хочет тратить сейчас силы на то, чтобы искать эту… команду.
Стив едва заметно поморщился. Новость ему явно не понравилась.
– И знаешь, о чем я думаю… - она помолчала, размышляя, стоит ли его к этому подключать, и наконец решила, что стоит. Заняться ему нечем, пусть хоть мозгами пораскинет. - Если ты правда ничего ценного не знаешь, зачем в тебя стреляли? Они же видели, что в это время к тебе уже пришли из разведки, то есть тебя уже раскрыли, и, если тебя убьют, незамеченным это не пройдет. Зачем тогда такие крайние меры? И я думаю… может, ты знаешь что-то, но не знаешь, что это важно?
Стив недоуменно нахмурился.
- В смысле, покопайся в памяти. Может, это какая-то мелочь. Что-то необычное, или странное, что ты делал, или передавал, или Элиот Фостер передавал тебе. Поскольку он мертв, узнать у него, как он на тебя вышел, мы не можем, так что вся надежда на тебя.
Айрис наконец зевнула, закрывая рот рукой, и бросила короткий взгляд на часы. Половина двенадцатого ночи. Ну все, теперь точно пора.
- Ладно, Стив. Ты подумаешь, да?
Он едва заметно кивнул, и Айрис поняла, что больше он не кажется ей опасным.
Просто глупый одинокий мальчишка на больничной койке.
- Доктор сказал, тебя завтра отпускают домой. Как ты себя чувствуешь?
Стив наморщил нос и слегка пожал плечами.
- Я подумала… Разговаривать ты не можешь, но ты мог бы написать, если что-то придет тебе в голову, так? Кстати… Может, ты хочешь чего-нибудь?
Стив коротко шевельнул пальцами, и Айрис вложила в одну его руку блокнот, лежавший на тумбочке, в другую – карандаш. Он стиснул карандаш бледными пальцами, и, сильно вдавливая его в бумагу, вывел только одно слово.
«Комп».
- Стив! – возмутилась Айрис. – Ты что, опять в свои игрушки собираешься играть? Тебе не кажется, что уже хватит?
Господи, ну почему она всегда разговаривает с ним тоном строгой учительницы? Хотя ладно, он это заслужил.
Стив мрачно посмотрел на нее и явно собрался написать какой-то длинный развернутый ответ, но потом передумал и ограничился коротким:
«Работа. Перечитать переписку с Э.Ф.».
- А, - растерянно ответила Айрис. – Ну Стив, извини конечно, но я не поеду за твоим компьютером к тебе домой. Скоро полночь, я на ногах уже не стою. Завтра вернешься и сам все посмотришь.
Он раздраженно вздохнул и откинулся на подушку. Посмотрел в потолок, потом снова сжал карандаш и написал:
«Скучно».
«Вот зато нам последние два дня очень весело» - угрюмо подумала Айрис.
- Может, хочешь что-нибудь почитать? - спросила она. - Держать сможешь?
Он кивнул.
Айрис вышла, сходила к дежурной медсестре и вернулась с единственным журналом, который у нее нашелся.
Стив, приподняв брови, посмотрел на обложку.
«Тема номера – привычка жениться», «Королевское сочетание – создайте образ в стиле Кейт Миддлтон», «Как быстро похудеть перед свадьбой».
Стив пару секунд задумчиво смотрел, потом взял карандаш и написал:
«Это намек?».
- Ну надо же. Я даже не знала, что у тебя есть чувство юмора, - сказала Айрис. – Изучай. Может, когда-нибудь пригодится. Другого ничего нет, скажи спасибо и за это.
Стив закатил глаза, открыл журнал и погрузился в чтение.
***
- Ну что? – спросил Хауэлл, плечом прижимая трубку к уху. Руки были заняты написанием очередного ответа на очередное письмо на тему «Что нам теперь делать». – Не говорит ничего? Я его просил подумать и связаться, если что-то вспомнит.
- Нет, - ночной дежурный из тюремной охраны вздохнул. – Сидит, молчит, в стенку смотрит.
- Не спит? – уточнил Хауэлл, одновременно заканчивая особо витиеватый пассаж на тему «Я не мог такого предположить, и никто не мог».
- Нет, не спит.
«Ну зачем же он сдался?» - думал Хауэлл. Можно подумать, у него других поводов для беспокойства не было.
- Он просил связаться с кем-нибудь? Что-то сделать?
- Нет. Вообще ничего не говорил.
- Хорошо. Держите меня в курсе.
Хауэлл повесил трубку и с трудом выпрямил шею. Три часа ночи, а у него столько переписки, что сидеть еще и сидеть. Домой уже точно бесполезно ехать.
Так, ладно. Надо сосредоточиться.
Пока что поведению Джонсона было только одно разумное объяснение.
Майк сказал, что за ними следит какой-то человек. Возможно, Джонсон знаком с ним и боится его сильнее, чем МИ-6.
Но история с таинственным незнакомцем в сером пальто энтузиазма в МИ-6 не встретила. Может, этому Майку просто показалось, со страху-то. Не стоит принимать это в расчет.
Да и вообще история с Бич Бойз – так их называл Джонсон, и прозвище тут же прилипло намертво – своей неконкретностью приводила Хауэлла в ярость. Он отлично понимал свое начальство, которое ему не поверило. У него было трое свидетелей – Джонсон, Фостер-младший и этот безмозглый кретин Стив Дэвис – но ни один из них доказать ничего не мог.
И ладно бы к нему вот так же пришел Элиот Фостер – у него хотя бы были контакты во всех разведках, его можно было бы использовать, чтобы повлиять на кого-то – так нет, этого паршивца угораздило умереть в самый неподходящий момент. Видимо, чтоб не пришлось за все отвечать.
Джонсон передал Хауэллу кое-какие сведения, но он явно всегда был исполнителем, а не мозгом операции.
Всей стратегией заведовал Элиот, и теперь его контакты потеряны для них навсегда.
***
Дадли не вернулся.
Накануне Майк не успел заволноваться как следует – мало ли, может, что-то его задержало.
Но когда он проснулся, понял, что на часах восемь, а от Дадли ни слуху ни духу, он запаниковал.
Майк быстро оделся и помчался в МИ-6.
Его не пустили.
- Пропуска на вас нет, - лениво ответил охранник.
- Позвоните и спросите, - настаивал Майк, просовывая в окошко свой паспорт.
Охранник нехотя позвонил.
- Айрис? Тут Майк Фостер, спрашивает… а, не пускать? Окей.
Охранник повесил трубку и с непроницаемым лицом развел руками.
- Мне. Надо. С ними. Поговорить, - раздельно проговорил Майк, чувствуя, что глаза у него горят, как у фанатика.
Охранник только пожал плечами.
Майк прошелся вдоль забора, как лев вдоль решетки зоопарка. Значит, Дадли не отпустили. Иначе он бы связался с Майком. Идиот. Идиот. Это его вина. Он его сюда привел. Понадеялся, что этот Хауэлл просто возьмет его и отпустит. Надо же было быть таким идиотом, а? Вчера Майк был в таком состоянии, что это как-то до него не доходило, но теперь кретинизм его поступка предстал перед ним во всей красе. Сам привел Дадли в МИ-6. Молодец, Майк. А Дадли-то чем думал? Как он мог согласиться? Как?
Он ходил и с ненавистью вглядывался в стеклянные стены здания, ему срочно был нужен план, сию же минуту – но плана не получалось.
- Майк?
Майк обернулся. С другой стороны решетки стояла секретарша Хауэлла.
Айрис, вспомнил он.
- Простите, что не пускаем вас. Это приказ Хауэлла. Мистер Джонсон арестован. Все закончилось, - она улыбнулась ему вымученной улыбкой. – Идите домой, Майк. Забудьте про все это. Спасибо за работу.
И она развернулась обратно к зданию.
- Подождите! – крикнул Майк.– Я правильно понимаю, что Хауэлл больше со мной говорить не будет? Дадли он арестовал, а меня использовал и вышвырнул?
- Не надо таких сильных выражений, - покачала головой Айрис. – У него такая работа. Прощайте.
Майк был так потрясен, что даже не сообразил, что еще сказать, и просто бездумно смотрел ей вслед, пока она не вошла обратно в здание.
- Не стойте тут, - хмуро сказал охранник. – Въезд загораживаете, сэр. Вам же сказали – идите домой.
И Майк отступил, продолжая безнадежно смотреть на здание МИ-6, темное и угрюмое, как могильный камень.
Впечатление того, что все вокруг ненастоящее, впечатление, преследовавшее его весь вчерашний день, прошло, картинка наконец совместилась.
Лондон снова был самим собой.
Все вокруг снова было реально.
Но никакой радости от этого Майк не чувствовал.
***
- Сэр, мне пришло в голову объяснение поведению Джонсона, - сказала Айрис ровно в восемь утра, заглядывая в кабинет Хауэлла. Хауэлл с сомнамбулическим видом щурился в экран компьютера, думая о том, что если он и дальше будет так же любить свою работу, это его доконает.
С утра Хауэлл уже успел позвонить в Брайдуэл, узнать, заговорил ли Джонсон. Должен же он начать выдвигать какие-то требования, хоть как-то проявить, зачем он дал себя взять.
Но Джонсон молчал как мумия.
- Ну? – устало спросил Тристрам.
Айрис зашла и поставила перед ним чашку кофе, хоть он его и не просил. Очень похвально.
- Как я поняла со слов Майка, этот Дадли был при Фостере кем-то вроде телохранителя. Был предан ему. Они, судя по всему, провели бок о бок много лет. Так что, может быть, он решил сдаться просто потому, что теперь ему все равно.
- Не вижу логики.
- Он наказывает себя за смерть Фостера.
Хауэлл потер глаза.
- Ты рассуждаешь как женщина.
- Думаю, это не всегда плохо, сэр.
Пару секунд он думал.
- Хорошо. Возможно. Это не исключено. Тогда он тем более бесполезен. Пусть сидит, пусть его судят, сажают пожизненно, мне плевать. Перейдем к другим делам.
Но к другим делам они перейти не успели, потому что в комнату с диким видом ворвался Эрик Сторм.
Он даже не постучал. От его всегдашней неспешной вальяжности не осталось и следа.
- Вы видели?! – начал он. – Видели это? Только что вышла. Смотрите.
Он грохнул перед ними раскрытую газету.
- В Интернет пока не выложили. Хотят сначала распродать печатный тираж. Да он разойдется еще до полудня. Господи. Я сначала подумал, это фальшивка.
Хауэлл опустил взгляд на газету.
Американская «Вашингтон пост».
Так-так.
На первой странице и следующем развороте была огромная статья под заголовком «Остановите это безумие».
Тристрам сощурился. У него уже так устали глаза, что он с трудом разбирал такой мелкий шрифт.
- Давайте я, - Эрик подвинул к себе газету, и с чувством произнес: – Я только избранные моменты. Остальное сами потом изучите.
Уже на первых строчках волосы у Хауэлла встали дыбом.
«Нам удалось выяснить эксклюзивные подробности событий, которые пресса уже нарекла «Иранской весной».
По информации нашего корреспондента, поступившей из надежных источников в самом сердце событий, вся эта вереница трагедий и, прежде всего, народные беспорядки – результат тщательно спланированной провокации. Такие предположения выдвигались и во время революционных движений последних лет в Ливии, Тунисе, Йемене, Израиле. Представительства многих разведок пытались понять, кто стоит за этим – но потерпели неудачу. Однако на этот раз есть шанс, что подобное не повторится, и цепь кровавых революций на Ближнем Востоке наконец будет прервана.
История начала иранской революции полна странных совпадений – и наконец со всей очевидностью можно утверждать, что они были не случайностью, а результатом спланированных действий неких лиц.
На данный момент уже становится очевидно, что целью их действий было не только всколыхнуть Иран, но и спровоцировать вооруженный ответ на эти события от других стран.
Но кто же они – люди, навязывающие войну сразу нескольким государствам? Международная террористическая организация? Или некая корпорация, которая собирается извлечь выгоду из начала военных действий? Пока мы не знаем ответа, но разведки США, Великобритании и России на данный момент бросили все силы на то, чтобы это выяснить.
В Тегеране целью этой организации было сорвать визит комиссии МАГАТЭ и убедить их дать положительный ответ по вопросу о ядерном оружии. С этой целью нанятые злоумышленниками лица подстрекали саботаж на заводах, вносили панику в ряды комиссии и, в конце концов, организовали начало народных волнений, которое – по странному совпадению – совпало по времени с убийствами и взрывом в отеле «Аль Хаиб».
Нагиз Мешхед был среди тех, кто лоббировал использование ядерной программы Ирана в военных целях – и смерть его явно не была случайностью, точно так же как гибель генерала Вигмана. У нас есть информация, что Нагиз Мешхед принадлежал к вышеупомянутой организации злоумышленников. Он выдал своих нанимателей генералу Вигману и просил его о помощи, понимая, что в истории с ядерным оружием Иран заходит слишком далеко.
Вскоре они оба были мертвы.
Также мы располагаем информацией о том, что взрыв в отеле произошел не по вине демонстрантов, как предполагалось ранее, но являлся частью плана по внесению паники в ряды комиссии, местных жителей и полиции, с целью вызвать полицию на агрессию по отношению к митингующим (что, как мы помним, закончилось десятью жертвами).
Финальный отчет комиссии МАГАТЭ пока не опубликован, но, по предварительным данным, они собираются дать рекомендации по введению самых строгих санкций против Ирана. Уже сейчас сразу в нескольких правительствах ведутся совещания о вводе войск, ситуация принимает катастрофический оборот – но, скорее всего, такое развитие также является частью плана по развязыванию войны в Иране. Так не мудрее было бы вести переговоры о том, как добиться мира, чем о том, как начать войну?
Революционное движение – это священное право любого народа, но не тогда, когда оно навязано извне.
Проигнорируем ли мы эту угрозу или сможем объединиться перед лицом опасности? И где истинная демократия – в военном вторжении в другое государство или в попытке сообща выяснить истину так, чтобы не пострадали мирные жители? Подумайте сами».
Эрик замолчал, и на какое-то время воцарилась полная тишина. Хауэлл закрыл ладонью лицо.
- И это только избранные места, - торжественно заявил Эрик. – Изучите потом до конца. Там они еще тонко намекают, что МИ-6 и ФБР уже объединились и вместе пытаются спасти мир.
- Это какой-то бред, - наконец уронил Хауэлл. – Бред, скандал и дезинформация. Как они могли это выпустить? Как? Это же уважаемая газета. Информация не проверена. Это же… Не может быть такого. Этих журналистов посадят.
Никто не ответил.
- Какой у них тираж? – угрюмо спросил Тристрам. Ответ он предпочел бы не слышать.
- Обычно пятьсот сорок, но этот номер выпустили тиражом в восемьсот тысяч экземпляров, - с энтузиазмом ответил Эрик. – Разлетится как горячие пирожки.
- А ты-то что так радуешься? – зло спросил Хауэлл.
- Просто это очень храбро. Журналисты, которые пытаются, не жалея собственной шкуры, повлиять на власть, - пожал плечами Эрик. Настроение у него, кажется, было отличное. – Бред, но завораживающе вдохновенный.
- Вот именно, - выплюнул Хауэлл. – Все, кто прочитает эту газету, скорее всего, в это поверят.
- Думаю, они выпустили это в обход правительства, - мечтательно продолжал Эрик. - Журналистское расследование. У нас бы такое не прокатило. И, знаете, даже жаль. Помните, в середине века наши ребята из Би Би Си могли пролезть куда угодно. Их боялись даже на самом верху. Эх, золотое времечко.
В эту секунду Хауэлл пожалел, что не умеет убивать взглядом. Эрик и всегда отличался симпатией к прессе, но сейчас это уже перешло всякие границы.
- Я не знаю, как это пропустили, - восхищенно продолжал Эрик. Обычно, вцепившись в какую-то тему, он долго еще не мог остановиться. – Думаю, там столько голов ради этого материала полетело. ФБР им там сейчас башку откручивает, всей редакции в порядке очереди. Офис «Вашингтон пост» завален трупами, но круто, ничего не скажешь. Фантастично, но, знаешь, в этой теории что-то есть, ты не думаешь? Даже я поверил, пока читал. Думаю, директор Би Би Си повесился от зависти на собственных подтяжках.
Больше всего Хауэлла взбесило то, что информация в статье совсем не была ему незнакома. В общем-то, она почти слово в слово повторяла то, что он слышал вчера.
Хауэлл посмотрел на имя автора. Лора Нэш, специальный корреспондент Си Эн Эн в Тегеране.
Так-так.
Видимо, та самая Лора, с которой связывался Майк.
Здравствуйте.
Вчера эти двое даже не заикнулись, что слили информацию этой газетчице.
Как можно было поверить, что они все ему рассказали?
Уроды.
- Все вон, - коротко сказал Хауэлл. На вежливость у него уже не было сил.
Айрис переглянулась с Эриком, и, кажется, они поняли, что лучше послушаться
Через минуту кабинет опустел.
Тристрам набрал номер дежурного офицера тюрьмы Брайдуэл.
- Быстро. Джонсона.
В ожидании, когда его приведут, Тристрам посмотрел фотографии к статье. Иранская девочка с огромными, полными слез глазами, стоит на развалинах дома. Демонстрация рабочих против войны. Обломки отеля «Аль Хаиб».
Да уж, незамеченным этот материал точно не пройдет.
- Да, - неспешно ответил Дадли.
- Мистер Джонсон, - еле сдерживаясь, проговорил Хауэлл. – У вас наверняка не было шанса прочесть свежую прессу, но, думаю, вы не удивитесь, что некая Лора Нэш написала для «Вашингтон пост» статью, где рассказывает – поразительно, правда? – то же самое, что рассказали мне вы.
Джонсон коротко хмыкнул.
- Как вы это объясните? – процедил Хауэлл.
- Значит, получилось, - он помолчал. – Я отлично знаю, какая грызня у ФБР и МИ-6 за любую информацию по Ближнему Востоку. Я сам этим пользовался. Вы бы добровольно не передали им ни слова. А теперь вам придется работать в команде с американцами, русскими и всеми остальными – то есть делать то, чего вы не любите и не умеете. Поверьте, этим всю дорогу пользовались все, кому не лень. Не только я. Если бы разведки умели сотрудничать друг с другом, всего этого бы не было.
Хауэлл молчал. Ярость душила его, но он понимал, что в чем-то этот парень прав.
- Думаю, вам скоро позвонят, - продолжал Джонсон. - Придется объединить усилия и искать Бич Бойз. Теперь вы вряд ли отвертитесь. Одна из крупнейших мировых газет фактически заявила, что какие-то люди развязывают Третью мировую, а все разведки сидят и ковыряют в носу. То, что Лора смогла пробить такую публикацию – чудо, но она дама крайне настойчивая.
- Это… клоунада какая-то. Теперь все будут ждать, что мы возьмем этих… этих людей и торжественно сообщим, что всех поймали и спасли мир от войны.
- Вот поэтому вы теперь поневоле должны найти их, - логично ответил Дадли. – Миллионы людей прочтут эту статью. Теории заговора народ обожает, вы сами знаете. Думаю, статья уже лежит по всему Интернету. Может, революцию это и не остановит – но теперь военное вторжение будет хотя бы выглядеть некрасиво.
Хауэлл повесил трубку. Все-таки правильно, что они посадили этого Джонсона.
Опасный псих.
Какое-то время он сидел молча, глядя на свои обои в бело-серую полоску.
А потом зазвонил телефон.
Хауэлл мрачно поднял трубку.
- Сэр, - каменным тоном проговорила Айрис. - Вам звонит Джон Эммерсон. Из ФБР.
Тристрам закрыл глаза.
Началось.
***
Спенсер Салливан, глава кафедры шекспироведения, посмотрел на Майка и отложил ручку.
- Не стоит принимать таких скоропалительных решений, - сказал он наконец.
Майк поднял на него злой взгляд.
- Оно не скоропалительное. Я повторяю: я увольняюсь.
- Если сегодня вы не можете читать лекции, я мог бы заменить вас, а вы потом…
- Нет. Я не смогу ни сегодня, ни завтра, ни потом. Я ухожу.
Салливан вздохнул и подпер рукой щеку.
- Послушайте, Майк. У вас горе. Вы устали. Я же тоже не монстр, я могу это понять. Отдохните несколько дней. В счет вашего отпуска, конечно. И возвращайтесь.
Майк пожал плечами. Он знал, что отдых тут не поможет.
Ему хотелось развалить свою жизнь до основания, и сейчас он чувствовал мстительную радость от того, что так успешно продвигается по этому пути.
Майк встал и пошел к двери.
- Я напишу заявление и оставлю у секретаря, - холодно сказал он.
- Майк. Подождите.
Он остановился в дверях, не оборачиваясь.
- Сядьте.
Но Майк продолжал стоять, и тогда Салливан вздохнул и заговорил с его спиной.
- Дело ведь не только в том, что у вас несчастье? Что-то случилось, и вы больше ни во что не верите. Это черным по белому написано у вас на лице. Вам кажется, что все, что мы делаем – бессмысленная трата времени. Но знаете, что я вам скажу? Мы – воины. Это наша работа – воевать за слова. За то, чтобы они давали всходы в головах всех этих юношей и девушек. И на этой войне тоже можно устать.
Слышать это от маленького пухлого Салливана, который целыми днями сидел в своем кабинете, было так странно, что Майк повернулся.
- Когда мне было примерно столько же, сколько вам, мне тоже хотелось все бросить, - продолжал он с неловкой улыбкой. – А потом как-то прошло. Вы хороший преподаватель, Майк. Просто вы узнали сейчас о жизни что-то такое, чего не хотели знать. Как Гамлет, или Троил, или любой из них. В этом суть слова «трагедия».
Майк молча смотрел на него.
- Любой воин может разувериться в победе, но это не значит, что в конце концов он не победит, - изрек Салливан таким тоном, будто эта истина – плод размышлений всей его жизни. Майк холодно подумал, что такой уровень пафоса – это явная профдеформация.
Трудно, всю жизнь читая монологи, удержаться от того, чтобы не произнести их хоть изредка самому.
Смешной старик.
- Отдохните и возвращайтесь. Я подожду. Если вы не появитесь через неделю, я буду считать, что мы вас потеряли. Эту неделю я пока что вычту из вашего отпуска, - закончил Салливан. По лицу Майка он явно понял, что его красивые слова пропали даром.
Майк развернулся и вышел из комнаты.
Вернувшись домой, он попытался придумать себе дело. Надо прибраться. Купить новый телефон. Одежду. Ботинки. Продукты.
Но это казалось невыполнимой задачей.
Вместо этого Майк лег на диван и отвернулся к стене.
Раньше он даже не знал, что такое депрессия. Те короткие приступы легкой хандры, которые, бывало, посещали его до этого, были просто нелепы по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас.
Он потерял работу, причем своими же силами. Дадли из-за него посадили. В Иране война. В Лондоне снайпер. Хауэлл в очередной раз предал его доверие. Элиот умер. Шекспир умер.
Ничего больше не будет. Все, его миссия выполнена. Молодец, справился на все сто.
Наверное, в таком состоянии полагалось думать о самоубийстве, но у Майка даже не это не было сил.
Он повернулся на живот и уткнулся лицом в подушку.
***
День прошел ужасно.
Разговор с Эммерсоном Хауэлл предпочитал не вспоминать – тот был настроен так решительно, так до смешного серьезно, будто принял историю из «Вашингтон пост» за чистую монету. Завтра с утра Эммерсон пришлет к ним своих людей, и отвертеться от них не выйдет. Эммерсон уже с истинно американским энтузиазмом окрестил все это «Операция «Бич Бойз»» - название он услышал от Хауэлла и тут же вцепился в него мертвой хваткой.
Судя по тону, он рассчитывал торжественно накрыть целую террористическую организацию, а потом написать об этом во всех газетах, и готов был ради этого, так и быть, принять помощь МИ-6. Видимо, в Вашингтоне все в таком же отчаянии, как и здесь, раз хватаются за любую соломинку.
Ну что ж, флаг им в руки.
Хауэлл понимал, что в случае успеха все лавры достанутся ФБР – британская разведка всегда предпочитала держаться в тени – но это его не слишком волновало. Гораздо хуже было то, что теперь и правда придется работать в команде с американцами, искать каких-то призрачных типов. Бред какой-то.
Хауэллу казалось, что все вокруг сошли с ума. Он уже забыл, что еще утром досадовал, что никто не принял историю про террористов всерьез. Теперь у него уже голова шла кругом от того, как резко все изменилось. Ему уже звонили с самого верха и поставили задачу немедленно прояснить всю эту историю. А как он ее прояснит? Как?
Послезавтра в Лондоне международное заседание представителей нескольких министерств обороны и иностранных дел. Там вынесут предварительное решение по вводу войск.
Ну ладно, хорошо, предположим, они займутся поисками Бич Бойз, займут на это драгоценное время – но иранскую революцию-то они так не остановят. Может, изначально ее кто-то и спровоцировал, но теперь она продолжалась уже явно сама по себе.
Иран все еще не комментировал ситуацию, и понятно было, по всему понятно, что они готовятся к войне.
Пока правительство еще у власти и явно готово на все, чтобы ее удержать.
Тристрам понимал, на что они рассчитывают: война с внешним врагом поможет объединить людей и предотвратить свержение правительства. Когда на Тегеран наступают танки, становится не до демократии и смены режима.
Куда на этой шахматной доске ни посмотри – везде шах и мат через несколько ходов.
Элиот Фостер отлично сделал свою работу.
Ситуация была настолько ужасной, что Хауэлл был близок к тому, чтобы начать молиться.
Сейчас им могло помочь только божественное чудо – но где ж его взять.
К вечеру все затихло. Уставшие издерганные сотрудники наконец разошлись по домам, а Тристрам все сидел, сгорбившись, в своем кресле.
Он посвятил этой работе всю свою жизнь, но теперь уже слишком стар, слишком устал для всего этого.
Ну, ладно, скоро отдохнет. Надо еще немного дотянуть. Они не найдут этих чертей, это ясно, как день. А когда они их не найдут, ему придется подать в отставку.
Скоро он отдохнет.
«Соберись, развалина» - сказал себе Тристрам, несколько раз сильно, до рези в глазах зажмурился и снова принялся читать отчеты агентов.
А потом раздался телефонный звонок.
- Слушаю, - прокряхтел Хауэлл.
В следующие секунды он почувствовал, что его прошиб холодный пот.
- Кто?! Айрис, повтори еще раз.
Она повторила.
Хауэлл потер лицо.
Потом медленно сказал:
- Соединяй.
***
В гробовой тишине телефонный звонок заверещал так пронзительно, что Майк вздрогнул и сильнее вжался в диван. Нет, не будет подходить. Ни за что.
Но телефон звонил и звонил. Майк наконец отклеился от дивана и пошел отвечать, только бы этот звук наконец прекратился.
Потом он сообразил, что звонит домашний телефон, номера которого почти никто не знал. Майк мрачно решил, что наверняка это какой-нибудь идиотский опрос на тему того, какие каналы он смотрит по телевидению.
- Да, - грубо сказал он.
- Майк? – спросил взволнованный женский голос. – Боже мой, я думала, никогда не дозвонюсь. С вами все в порядке? Мобильный не отвечает, я уже извелась, и по домашнему тоже никто не отвечал, я уже не знала, что делать, и вот решила…
Где-то на середине этой тирады Майк наконец ее узнал.
- Доброе утро, миссис Брэддок, - механически произнес Майк. – У меня все в порядке. А почему… - он вдруг подумал, что если она так настойчиво ему звонила, значит, что-то произошло. Он выдохнул и начал с начала. – С мамой все в порядке?
- Да-да, все в порядке. Просто она сегодня очень волнуется, целый день, я никак не могу успокоить, и я подумала, вы так давно не звонили, и может быть, если бы вы приехали, это бы как-то…
- Да. Да, конечно, - отсутствующе кивнул Майк. Он даже ни разу за две недели про них не вспомнил.
Ну вот, Майк. Ты и в этом виноват.
На стыд эмоций не хватало, но ему стало неприятно, ну как же он ни разу не вспомнил, придется ехать.
Ехать в Чартридж в таком состоянии было худшей из возможных идей.
- Спасибо, Майк. Спасибо. Приезжайте, мы вас ждем.
Он повесил трубку и поплелся в ванную. Из зеркала над раковиной на него посмотрел обгорелый, встрепанный и заросший щетиной мужчина с красными тоскливыми глазами. Неудивительно, что студенты вчера испугались.
Перед мамой в таком виде показаться было нельзя, и Майк, совершив над собой неимоверное волевое усилие, полез в душ.
Через полчаса картина стала несколько более утешительной, но выражение глаз не изменилось, - впрочем, с этим он поделать ничего не мог.
Майк надел чистый свитер, старательно завязал на ботинках шнурки и вышел на улицу.
Сегодня он был уже в той точке депрессии, когда на снайпера ему было плевать. Пусть пристрелит, черт с ним, все равно.
Он спокойно дошел до автобусной остановки, доехал до железнодорожной станции, купил там кофе и сел в поезд.
В поезде народу было мало – еще бы, середина рабочего дня – но он все равно выбрал самый пустой угол, забился в него и прислонился виском к холодному стеклу. За окном монотонно мелькали то пустые поля, то сонный черно-серый лес. Пошел дождь. Падая на стекло, капли разбивались на длинные дорожки мелких брызг.
Майк закрыл глаза.
В Чартридже с поезда сошел он один. Дождь зарядил сильнее, а зонт Майк, конечно, забыл – но неожиданно ему почти понравилось стоять на пустой станции, глядя вслед уходящему поезду и чувствуя, как капли ползут по лбу, падают за воротник.
Майк сел на блестящую от воды скамейку, наплевав на то, что пальто тут же промокло, и запрокинул лицо. Где-то низко прогудел поезд.
Он не знал больше, что ему делать со своей жизнью, и ни о чем не думал, просто прислушивался к этому странному чувству пустоты, которая больше не казалась ему пугающей.
От дождя низенькое кирпичное здание вокзала казалось мрачным, как похоронное бюро, черепица будто обвисла и приготовилась рухнуть вниз.
Майк вдохнул так глубоко, как только мог, и медленно, постепенно выдохнул.
Потом поднялся и пошел к вокзалу.
***
- Ох, Майк, - миссис Брэддок, сиделка его матери, всплеснула руками и втянула его внутрь. – Да ты насквозь промок. Что ж ты зонт-то не взял?
Майк без улыбки вгляделся в ее бледное веснушчатое лицо. Странно, он никогда даже не задумывался, сколько ей лет. Пятьдесят? Сорок?
Она смотрела на него обеспокоенным добрым взглядом. Майк стянул мокрое пальто и повесил на вешалку.
- Такая радость, что ты приехал, - сказала она, и улыбнулась.
И Майк наконец задал ей вопрос, который не решался задать уже четыре года.
- Миссис Брэддок.
- Да, Майк?
- Вы считаете меня плохим человеком из-за того, что я так редко приезжаю? – спокойно спросил он.
Миссис Брэддок изменилась в лице.
- Майк, да что ты, почему, я… - пробормотала она.
- Не надо. Не оправдывайтесь. Я думаю, вы правы, - кивнул Майк и пошел в комнату.
Миссис Брэддок осталась стоять в прихожей.
Мама сидела у окна. Майк подошел ближе.
Она смотрела на улицу беспокойным взглядом, пальцы мелко перебирали лежащий на коленях плед. Майк сел прямо на пол рядом с ней, глядя на нее снизу вверх.
Вот поэтому он приезжал так редко. Он не мог себя заставить. Это была его мать, и он не мог ее такой видеть. Не приезжать чаще, чем раз в месяц, было бессердечно, эгоистично и плохо, но эти мысли он всегда гнал от себя так же, как мысли об Элиоте.
Его мать была больна, его брат был неизвестно где, а отец умер, и только сейчас, сидя на полу, он внезапно понял, что все это время обманывал себя тем, что до отъезда у него все было хорошо.
Последние годы он убеждал себя в этом так сильно, что в конце концов поверил.
Майк всегда был старательным мальчиком.
Наверное, последние годы он так упорно думал о Шекспире, чтобы не думать о своей неудавшейся, разваленной семье, ни один из членов которой ничем не мог ему помочь. Наверное, ему казалось, что слова его защитят – теперь он уже не мог вспомнить.
Она заболела четыре года назад, когда ей было всего пятьдесят шесть, и с тех пор становилось только хуже.
Болезнь Альцгеймера прогрессирует быстро.
***
Обычно она даже не узнавала его, а если и узнавала, чаще всего не проявляла интереса. Из их лондонского дома пришлось переехать, продать его, чтобы покрыть расходы на лечение, и теперь Майк снимал для матери обшарпанный домик в Чартридже.
Миссис Брэддок была хорошей сиделкой, в доме всегда было чисто. Волосы у мамы были аккуратно уложены, на ногтях маникюр – когда-то она очень любила его и всегда делала сама, не доверяла салонам, и теперь миссис Брэддок поддерживала традицию, - будто это может что-то исправить.
Словом, мама выглядела бы как ухоженная шестидесятилетняя женщина, если бы не дрожащие руки и не пустой, недоуменный взгляд, - словно мир все время показывает ей какие-то странные предметы, которым она не может подобрать название.
- Привет, мам, - произнес Майк.
Она смотрела в окно беспокойным, пристальным взглядом, будто старается разглядеть там что-то, и тихо повторяла какие-то слова, так тихо, что Майк никак не мог расслышать.
- Вот видите, - констатировала миссис Брэддок. – И так весь день. Бормочет. Волнуется. Не пойму, в чем дело. Поели, даже маникюр сделали свежий, все как обычно.
Майк молчал. Приподняв голову, он посмотрел на полоску серого неба в окне. Дождь продолжал идти, голые деревья вздрагивали под ветром.
- Ну ладно, не буду мешать. Если что – я на кухне, - заторопилась миссис Брэддок.
Майк подтянулся ближе к матери и прислонился головой к ее колену. Она дышала прерывисто, тяжело, он прислушивался к ее дыханию, закрыв глаза. Он не мог поговорить с ней. Ни с кем не мог поговорить. Все бросили его.
- Майк, - сказал она вдруг.
Майк поднял голову.
Она смотрела на него бегающим, неясным взглядом, но смотрела именно на него, и от этого Майк почувствовал какое-то обреченное усталое облегчение. Он ведь любил ее. Просто не мог справиться с тем, что с ней произошло. Он слабак, и всегда им был. Он не смог справиться.
- Мам, - сказал он.
Она выпустила покрывало и провела трясущейся рукой по его волосам.
Потом рука упала обратно.
- Майк, - повторила она.
Он не надеялся, что она скажет еще что-нибудь.
Но она сказала.
- Майк, - голос у нее был хрипловатый, будто с непривычки. – Майк. Он приходил.
- Мам, кто? - Майк наморщил лоб и погладил ее руку, сухую, как бумага.
Она закрыла глаза и замолчала.
Майк смотрел на ее короткие светлые ресницы и вспоминал, что когда-то каждое утро она завивала их такой странной штукой, похожей на лопатку с двумя ручками, интересно, у этой штуки есть какое-то свое название или она называется просто…
- Я тебе говорила, что он придет, - повторила она, не открывая глаза. – Он ко мне приходил.
У Майка мелко, противно задрожало что-то внутри. Раньше у нее таких идей не было. А вдруг она умирает? Кого она могла видеть? Некому было придти. Может быть, она видела какое-нибудь чудовище, или ангела, или Бог знает, что еще, она же бредит, и Майк стиснул ее вялую дрожащую руку. Он думал, что хуже быть не может, но, кажется, сейчас у него на глазах все становилось еще хуже.
- Мам, - проговорил он. – Пожалуйста. Не надо. Мама.
- Он приходил, - упрямо повторила она. – Я же знала.
Майк вцепился второй рукой в ее колено.
- Мама. Не надо. Ты только… ты только не… не надо, ладно? Я буду приезжать. Прости меня, я буду приезжать. Я буду. Прости меня. Не… не умирай.
Он заморгал, ну возьми уже себя в руки, плакать нельзя, но если еще она, сначала папа, потом Элиот, а потом она, ну почему он приезжал так редко, и в этом он тоже виноват, почему он всегда делает все не так и никогда не успевает ничего исправить.
Он прижался щекой к ее худому колену, накрытому пледом, и сжал зубы. Нет. Надо держаться. Она и так волнуется. Он не должен добавлять.
- Майк, - повторила она. – Он приходил.
- Кто? - безнадежно спросил Майк, мысленно обещая себе, десятый раз за последние пять минут, что будет приезжать чаще, что он должен ценить, что она еще жива, потому что иначе он останется совсем один, совсем.
- Элиот, - вдруг сказала она.
Ну вот. Что-то в этом роде он и предполагал.
- Мам, - он поднял голову и сжал ее запястье, потом торопливо разжал пальцы, боясь, что может сломать руку, у нее теперь такие хрупкие кости. – Он не мог придти. Он… точно не мог придти. Тебе показалось.
Говорят, когда человек начинает видеть мертвых, он скоро к ним присоединится.
Майк зажмурился так, что заболели глаза.
- Я же знала, - повторила она, и Майк все ждал и ждал, прислушивался, но, подняв голову, увидел, что она снова смотрит в окно.
Надо пойти поговорить с миссис Брэддок. Наверное, надо вызвать врача. Или поменять лекарство. Надо что-то сделать. Он должен срочно что-то сделать.
Майк поднялся и пошел на кухню.
В дверях он обернулся. Она сидела неподвижно, ее гладко причесанная голова мелко вздрагивала.
Майк оглядел комнату. Места достаточно. Можно поставить еще одну кровать, и тогда он сможет иногда оставаться ночевать. Да. Хорошая идея.
Он постоял, выбирая, как лучше передвинуть мебель, чтобы влезла кровать.
Комод можно перенести в комнату миссис Брэддок.
Он подошел ближе, попробовать, сможет ли он передвинуть его сам.
И замер.
На комоде стоял букет искусственных цветов. Красные гвоздики, чуть подернутые пылью.
А рядом с ними лежала монета.
Майк сглотнул.
Кажется, у него тоже начались галлюцинации.
Он медленно, боясь, что монета исчезнет, протянул руку и осторожно коснулся ее пальцем.
Монета была настоящей.
Пластиковая.
Серебристая.
Он аккуратно перевернул ее, уже зная, что написано на другой стороне.
Так и есть.
«Пираты Карибского моря».
Он отлично помнил, когда видел ее последний раз.
- Ах ты черт, - пробормотал Майк.
Пару секунд он стоял, сжимая монету в кулаке, потом быстро подошел к окну.
- Мам, когда он приходил? Когда? Когда это было? Давно?
Но она не ответила.
Чувствуя, как кровь колотится в ушах, Майк бросился на кухню.
- Миссис Брэддок, - он влетел на кухню и затряс у нее перед носом монетой. – Что это такое? Это было на комоде, откуда это там взялось?
- Не знаю, - растерянно ответила она. – Майк, что вы так волнуетесь? Это просто игрушка.
- Когда она появилась? Она лежала на комоде.
- Не знаю.
- Когда. Она. Появилась. Кто. Ее. Принес.
- Я не знаю! Может, соседские дети кинули в окно.
- Так вспомните! Вы что, вообще пыль не вытираете?!
- Я вытирала вчера, - оскорбилась она. – На комоде ничего не было. Наверное, ночью подбросили. Или утром. Я не знаю, я сплю в другой комнате.
Майк постоял, глядя на нее дикими глазами.
Потом развернулся и бросился к выходу.
***
В это время года Гровернор-сквер выглядела уныло. Летом здесь обычно разбивали клумбы, выстригали идеальные английские газоны, вокруг памятника Рузвельту носились дети – но сейчас здесь было пусто, редкие прохожие быстро проходили по скверу, не глядя по сторонам, и их длинные тени ползли за ними в свете фонарей.
Хауэлл вздохнул и посмотрел на человека, сидящего рядом с ним. Самый центр Лондона. Назначить здесь встречу – это так в его духе.
- Для трупа вы выглядите неплохо, - наконец сказал он.
- О, тонкий английский юмор, - ядовито проговорил Элиот Фостер и поддел носком ботинка прилипший к асфальту пакет от чипсов. – Знаете, как делается фокус с исчезающей монетой? На самом деле монета обычно никуда не девается. Ее просто надо быстро спрятать, а потом достать в нужный момент.
И он коротко улыбнулся.
А Хауэлл уже и забыл, какой он самодовольный сукин сын. И главное появился-то как вовремя. Бог из машины. Даже слишком вовремя. Нельзя ему доверять. И все же, Господи, какое счастье, что он появился, Боже, спасибо тебе.
- Итак, давайте проясним, - проговорил Тристрам. Как ни странно, чувствовал он себя неплохо. Звонок от Элиота взбудоражил его так, что он уже почти забыл об усталости.
К тому же, после многих дней непрерывной работы, сидеть в сквере было приятно, даже в такой странной компании.
– Давайте проясним, - повторил он. - Вы пришли просить меня о помощи или предлагать свою? Потому что первое вряд ли возможно, а во второе я не очень-то верю.
- И то, и другое, - улыбнулся Элиот. – У меня есть что вам порассказать. А вы для меня сделаете одну вещь. Ваше управление может помочь мне найти кое-каких людей, пока они не нашли меня. В Тегеране я от них скрылся, но, думаю, это ненадолго. Ну как, по рукам? По-моему, это честная сделка.
Хауэлл смотрел на его веселое загорелое лицо и размышлял.
- Ваша информация несколько устарела, - сказал он наконец, и потер щетину на щеке. – Не думаю, что вам есть чем меня удивить.
- Вот как? – приподнял брови Элиот. – С каких пор разведка стала такой привередливой?
Хауэлл промолчал.
- А, ясно, - усмехнулся Элиот. – Вы допрашивали Майка. Что ж, могу вам гарантировать, что мой брат располагает сравнительно небольшим объемом информации. А вот я вам помогу, - проговорил он, и прищурился, глядя на низкие дождевые облака. Вид у него был такой расслабленный, будто он лежит в шезлонге где-нибудь на карибском пляже. – Но только на моих условиях.
- Прежде чем вы начнете называть свои условия, мистер Фостер, - неторопливо начал Тристрам, и голос у него чуть не подрагивал от удовольствия. Он с мстительным нетерпением ждал этого момента с самого начала разговора. – Я назову свои. Дело в том, что у меня есть одна вещь, которую вы хотели бы получить.
- Вряд ли, - рассмеялся он.
- Дело в том… скажите, вы уже связывались с вашим братом?
- Нет. Я прилетел только ночью, и почти сразу же к вам, - улыбка его стала еще шире. – А что с ним не так? Я звонил в колледж, он вернулся, все в порядке.
- С ним все хорошо, - кивнул Хауэлл. – Но дело в том, что, приехав вчера ко мне, он приехал не один. А привел ко мне некоего Дадли Джонсона, которого, проявив похвальное содействие нашей разведке, лично сдал мне на руки. В данный момент мистер Джонсон находится в камере предварительного заключения тюрьмы Брайдуэл.
В продолжение своей речи Тристрам внимательно наблюдал за ним и подумал: а парень умеет держать лицо. Улыбка его даже не дрогнула, - просто стала чуть более мертвой.
- Господи, какие же идиоты, - сказал он наконец, когда Тристрам замолчал. – На два дня оставил и пожалуйста.
Пару секунд он размышлял о чем-то, потом кивнул, все так же улыбаясь.
– Скажите, а есть какой-то способ… как бы это сказать… извлечь мистера Джонсона из камеры предварительного заключения тюрьмы Брайдуэл?
- Довольно сложно, но я мог бы попробовать, - Тристрам приподнял брови и посмотрел на него.
- Ну что ж… Ладно, мистер Хауэлл. Один-ноль в вашу пользу, - улыбка его снова стала безоблачной, как весенний день. – Называйте свои условия.